Вверх страницы
Вниз страницы

HOPELESS

Погода/время в игре:
01.06.2011 - 30.06.2011
+29°...+36°C; Температура воды +25°...+28°C; без осадков, преимущественно ясно.


Последние новости:
29.07.2013
Уважаемые игроки, как уже сообщалось ранее на форуме ведутся некоторые работы по организации тем. Спешим сообщить, что мы уже обновили шаблон ЛЗ. Он является окончательным. Каждому игроку необходимо перезаполнить свои ЛЗ. Просим извинения за неудобства. А так же напоминаем о том, что темы с отношениями и фотоальбомы теперь соединены в досье. Свои старые темы вы сможете найти в архиве. Спасибо за понимание.

Поддержать форум на Forum-top.ru Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP

гостеваяправиласюжет
от "A" до "Z"внешности
способностиакцииFAQЛЗ
вестникзакрыть/удалить тему
жалобы и предложений
путеводитель

ADMINISTRATION

ChrisKathyArthur
VirginiaJoshuaValerie

Maroon 5 - Back at your door





Дизайн выполнен kusachaya специально для https://hopeless.rolevaya.ru/

The Flight To Nowhere

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The Flight To Nowhere » Частный сектор » cottage 100 - green belt


cottage 100 - green belt

Сообщений 1 страница 20 из 49

1

http://baurum.ru/forum/img/derev-dom10.jpg

Интерьер

Кухня
http://i5.pixs.ru/storage/7/2/0/3728356jpg_8461899_4452720.jpg

Столовая
http://s61.radikal.ru/i171/1108/bd/2b08e3bde0ef.jpg

Гостиная
http://i074.radikal.ru/1004/d6/51c0e49ffb02.jpg

Спальня
http://domanafoto.ru/wp-content/uploads/2010/04/domanafoto.ru-yaponskiy-stil_6.jpg

Вторая спальня
http://freelance.ru/img/portfolio/pics/00/02/6B/158478.jpg

Ванная комната
http://s003.radikal.ru/i201/1106/58/4ef6e61d2d44.jpg

Гостиная на втором этаже
http://sandiegofengshuiblog.files.wordpress.com/2011/10/zen-room1.jpg?w=450&h=300

Рабочий кабинет
http://i5.pixs.ru/storage/6/6/2/style61jpg_3255366_3142662.jpg

Сад на заднем дворе
http://neobychno.com/img/2011/04/sad-kamnei11.jpg

Небольшая роща сакуры
http://www.dailynews.kz/wp-content/uploads/2012/03/%D1%81%D0%B0%D0%BA%D1%83%D1%80%D0%B0.jpg

Отредактировано Луиджи Вампа (11th Apr 2012 00:54:32)

+1

2

Сегодня истекает ровно год, как я сказал тебе слабо, то самое слабо, помнишь, да? Ты ведь не забыла про меня и про нашу игру? Ты ведь не охладела к ней, ну и… ко мне тоже, ты ведь не охладела, правда, дорогая? Ты же помнишь, ты всё, конечно помнишь, и прекрасно знаешь, я жду тебя. Всегда ждал, ещё с самого того момента, когда ты ушла, тем самым, активировав условия моего слабо. Ох, милая Фанни, тогда я считал это очень крутым и весёлым, я себе нравился тогда, год назад. Понятия не имею, что ты чувствовала, надеюсь, мучаясь, хотя бы немножко, а если нет, то лучше и не приходи, оставь меня и больше никогда не попадайся на глаза. А попадёшься, так ничего не говори и быстро беги в противоположную сторону, стань чужой. Иначе я не знаю, что я сделаю, вдруг разрыдаюсь, не хочу этого делать на людях, особенно когда я трезвый. Это я злюсь, но не на тебя, а на себя, и только на себя. Я даже не помню, представляешь, я даже не помню, что побудило меня тогда сказать это самое слабо! Это ненавистное слабо, за этот год, я успел возненавидеть его, успел мысленно разодрать на мелкие кусочки, мучался я в общем, даже алкоголь не спасал, приходило забвение, но совсем не долгое, потом я ещё больше мучался. Шутка ли, за весь прошедший год, я не переспал ни с одной женщиной, о Боже, ты даже не можешь представить, что это такое. Нет, не пытайся, тут дело совсем не в том, что у тебя нет пениса, дело в другом. В психологическом плане. Уверен, у тебя явно такого не бывало, когда трахаться хочется до жути и скрежета зубов, а никого кроме одного человека не хочется, или бывало? Ладно, об этом я тебя ещё успею расспросить. Кстати, мне ничего не оставалось, как только пить и рисовать, самоудовлетворяться мне противно и мерзко, я же не какой-то прыщавый подросток, а вполне здоровый мужчина, в полном расцвете сил. Короче я себя триста раз поругал, я много ещё что делал, в моральном самобичевании, но толку всё равно не было, ты не появлялась, но и не уходила из моей головы, хотя я тебя и не гнал оттуда, пусть есть, это лучше, чем совсем ничего. Кто-то там говорил про память, мол, ужас, мол, круто бы как на компьютере, щёлк и всё, ничего и нет, и никогда не было. Бред они несут, это либо дураки малолетние, либо те, кто никогда не любил. А я разве люблю тебя? У меня к тебе симпатия и может быть, подчёркиваю, может быть, привязанность. И на основе чего? Возможно на основе игры, хотя вполне может быть, что это просто человеческие чувства, а впрочем, не важно, это совсем не важно. Сейчас, моя милая Фанни, я тебе бы хотел сказать только одно – если ты ни капли не мучалась и не маялась или хотя бы чуточку не страдала, пойди прочь!
Забавно, не правда ли? Я вот сейчас нахожусь в своей комнате, в своём кабинете, том самом, который на втором этаже и окна которого выходят на сад, тот самый сад на заднем дворе, ты его всегда любила, и должно быть любишь до сих пор. Жаль, только сейчас слишком темно, глубокая ночь не позволяет разглядеть красоту, прелесть и даже некое величие сада, а он велик, как восточный мудрец, и прекрасен, как самая молодая, но и самая опытная гейша. Я жду тебя, Фанни, надеюсь ты не забыла об этом, и обо мне, конечно, обо мне ты не могла забыть, я сильно надеюсь на это. Вот, я даже уже прекратил рисовать. Оставил не законченный рисунок женщины. Тебе она нравиться? Ну да, она голая, и в слегка фривольной позе, ну и что с того? Я вполне имею право смотреть на голую рисованную женщину, и она мне даже нравиться, жаль я не умею оживлять рисунки, хотя какой толк, сомневаюсь, что у меня бы что-то вышло с этой кралей, не хочется мне другой женщины, и самое главное, знаешь что? Я ведь не боюсь измены, или того, что ты узнаешь, я просто не хочу! И вообще кто ты такая, что бы я чего-то боялся? Да пошла ты!
Я вот сейчас вглядываюсь в ночь, всматриваюсь в каждое колыхания кустов, вслушиваюсь в каждый шум и шорох, но тебя всё нет. Хотя официально время ещё есть, но какая к псу разница? Может мне хватит кормить себя глупыми надеждами и вести себя как влюбившийся впервые юноша в девочку старше его. Ну была у них интрижка, может и секс был, да только она упорхнула и позабыла его, а мальчишка чего? Он ждёт, ждёт, и наивно полагает, вот, вот, сейчас, сейчас она придёт, или хотя бы позвонить, какой глупый мальчика, олух, ну смехота и да и только. Я кстати вспомнил, как прогонял тебя, как ты появилась неожиданно, точно из воздуха. Сказать по правде, если бы я не разглядел в пьяном угаре, что ты женщина, я бы в тебя явно чем-то запустил, я сначала вообще решил, что ты моя белая горячка. Но это ещё ладно, но какой паршивкой ты на утро оказалась? И зачем было так орать и действовать мне на нервы? Жаль, тогда кляпа не нашлось, а то бы заткнул рот, сейчас бы, между прочим, я бы тоже заткнул бы тебе рот, только не кляпом уже, а кое-чем другим, смекаешь? Нет, честное слово, веду себя как мальчишка, совсем юнец, аж самому смешно, но ничегошеньки не могу с собой поделать, я жду тебя. И жду твою игру, я помню как ты мне её предложила, так ненавязчиво и тонко выхватив бутылку из рук и помахав перед лицом, подленько так произнесла – «А слабо не пить месяц». Ещё и прибавила – «Слабо, да? Не мужик ты, нет у тебя силы воли». Месяц не пить для того, кто пьёт часто, всё равно, что первые три дня, для человека курящего почти с самых пелёнок, ужас один и только.
В общем так, время у тебя ещё есть, но его совсем не много, и если ты, паршивка не придёшь….! Да ничего я тебе не сделаю, но ты всё равно приходи.

+1

3

Сколько времени прошло? Ты знаешь точно…часы…минуты – осталось ровно пять. Не больше и не меньше, ты можешь ошибиться в секундах, но ни в коем случае не в остальном. Сидишь на дереве на соседнем участке, спиной к дому, в который не заходила вот уже почти год, спиной к жизни от которой ушла, легко и непринужденно, повинуясь правилам давным-давно затеянной игры. Он сказал “слабо”, а ты просто в очередной раз доказала – нет, это я тоже могу. Триста. Ведешь свой немой отсчет, примериваясь, но еще не зная наверняка, войдешь туда или предпочтешь остаться здесь, в этом месте? Двести девяносто восемь, двести девяносто семь, двести девяносто шесть… Ты даже не думаешь толком ни о чем, просто ведешь свой отсчет. Еще вчера ты не могла сказать наверняка, пройдешь ли мимо дома, он сказал – “сможешь год”, а ты в очередной раз доказала, только ждет ли он теперь возвращения, а Фанни? Знаешь ведь, там за спиной растет сакура, та на которой тебе так нравилось находится, но нет-нет, как же, ты предпочла сдержать слово и даже к ней не прикасалась вот уже год. …двести восемьдесят…двести семьдесят девять… Считай девочка, это пожалуй все, что тебе сейчас остается. Всего лишь год, целый год, мучилась ли ты это время или действительно ушла с легким сердцем? А может это вообще была попытка просто избавиться от тебя, а Фанни? Нет-нет, не думай ни о чем, это просто игра, которую ты не согласна отбросить даже сейчас, просто очередное задание, сроки которого оказались слишком жесткими, но в конце концов это же не десять лет? Кстати, что ты думаешь о том, чтобы дать ему в ответ? Когда собираешься это сделать, сейчас ли…или действительно стоит обождать, позволить вновь привыкнуть к себе, он ведь ждал? Может прямо сейчас он тоже считает, вместе с тобой. Хотя нет, это последнее во что ты согласишься поверить, не забыл? Возможно. Ведет отсчет? Точно нет. Может прямо сейчас рядом с ним находиться очередная девица, может даже кто-то давным-давно занял твое место в этом доме и вот уже год, как о Фанни никто не вспоминает… Её теперь уже просто не существует, ни для Луи, ни для его дома, ни даже для сада. …двести шестьдесят пять…
Не оглядываясь, ты все равно знаешь, где и что расположено, ты даже знаешь как именно проникнешь в дом, по своему любимому дереву – сразу в кабинет. Может он находится именно там, а может и нет, но свои поиски Мэй обязательно начнет именно оттуда. Год, всего лишь год, целый год, ты изменилась за это время, а может ему успела наскучить ваша игра? Что если он решил прекратить ее, разорвать то, что связывает вас прочнее любых привязанностей? Мучаешься милая? Или нет? Вот и все…остается лишь три минуты, которые ты продолжаешь отсчитывать, каждую секунду из них ты продолжаешь отсчитывать, Фанни. Ты не торопишь время, не ускоряешь отсчет по мере приближения к этому часу икс, когда придет пора решать – зайти или исчезнуть? Слишком хорошо знаешь расположение деревьев, слишком хорошо помнишь, где находится каждая деталька его интерьера, ну же… считай, девочка …сто семьдесят… Слушает или нет, интересно он сейчас напряжен или так же спокоен как и ты. Вспомнить бы сейчас, как впервые скользнула в окно его дома, как нашла пьяного вдрызг рядом с кроватью, даже не на ней. Как позволила себе шуметь и кричать, какую-то несусветную чушь, вместо того чтобы просто уйти, закрыв за собой дверь. Ты ведь еще не знала ничего о хозяине дома, даже не предполагала тогда, что может быть – интересно. Всего лишь мужчина, всего лишь забава, только тогда ты чувствовала интерес, любопытство от того, сможет ли он поддержать твою любимую игру. Хотя, можно подумать до него ты действительно придавала какое-то значение этой детской причуде “слабо?” …сто… Совсем чуть-чуть, еще пара мгновений и действительно придет время решать, ну же, Фанни. Хотя, ты ведь не собираешься лицемерить, именно поэтому и предпочитаешь просто считать. Нет ни одного, ни единого шанса на то, что ты не войдешь в этот дом, что предпочтешь вместо года, потерять два, для того чтобы безразлично вглядываться в дорогого тебе человека, согласившегося разделить эту – игру. …семьдесят пять… Еще чуть-чуть и ты скользнешь по деревьям, не задевая листьев, не издавая ни единого звука – бесшумно, вплоть до того мига, когда прыгнешь в распахнутое окно – то самое доказательство того, что тебя ждали. Время идет, а ты не торопишь его, нельзя в самый последний момент допустить ошибку, нельзя прийти раньше и позволить ему сказать “ты проиграла”. Хотя он не знает, наверняка даже не помнит, сколько было времени на часах в тот миг, когда ты покинула комнату. Он и не мог этого запомнить, ведь…в этот момент он спал – еще не зная, что ты приняла условие. …сорок три… Дрожишь, это не от холода, ну что вы, это от подкатывающего мандража, вдруг ты совершенно внезапно оступилась, обсчиталась на сутки. Нет-нет…это даже к лучшему, что ты считаешь, что не грызешь себя мыслями. …тридцать… Еще чуть-чуть совсем чуть-чуть…и ты наконец поднимаешься в дерева, продолжая свой молчаливый отсчет. Шаги по веточкам, первый прыжок, теперь уже ты на его территории, но ведь, все еще не нарушила условия, ты не видишь его и он пока наверняка не способен разглядеть, откуда ты крадешься. Тенью крадешься, используя лишь возможности собственного тела. Все ближе и ближе к цели… …пятнадцать… Ты не торопишь время, оно само начинает ускоряться, когда движешься – считать намного сложнее, но ты ведь уверена, Фанни, ты не ошибешься. …десять…девять… Замираешь неподалеку от окна, разумеется, оно распахнуто – это, именно это решает дело окончательно и бесповоротно. Он ждал, может неосознанно, но все-таки ждал твоего появления, раз не удосужился закрыть его, как обещал. Впрочем, это скорее всего было в бреду, когда он нес чушь о том, чтобы не отпустить из своего логова. …пять… Набираешь воздуха в легкие, вдыхаешь, но ты по прежнему бесшумна, не боишься спугнуть, не боишься проявиться, просто не желаешь сделать это раньше срока. Несколько секунд, что разделяют вас, они не тянутся, они летят… …один… Ты даже не даешь себе это вечной команды – пора, просто отталкиваешься ногами от ветви прыгаешь, как акробаты в вашем цирке, переворот, изгиб, касание. Ты не коснулась стекла Фанни, хотя…может это потому что окно было так заботливо распахнуто – настежь. Сколько раз ты прокручивала в голове этот момент? Что ты собиралась сказать ему, раньше? А теперь что, просто улыбаешься в то мгновение, когда наконец-то замечаешь знакомый до боли силуэт.
-Видишь, не слабо, – задыхаешься, дыхание перехватывает, ты собиралась столько всего сказать, а вместо этого…вместо этого лишь напоминаешь, почему тебя не было год, почему все пошло именно такой дорожкой. Черт, да что же ты творишь, Фанни, неужели игра стала самой сутью жизни и даже простые слова “я вспоминала”, уже не значат ровным счетом ничего для тебя… нет, именно так – не слабо, спустя год. Ты возвращаешься словно только для того чтобы сказать, я способна – на все. Справляйся, девочка, это была всего ступенька, на которой споткнулось дыхание, на которой запнулось сердце, но ведь оно движется дальше…и ты можешь улыбнуться, насмешливо и легко, словно никогда и не покидала этот дом. Да, ты не произнесешь теперь уже ничего о жестокости подобного шага, о собственном желании проспать весь год, нет, момент упущен, ты сама уничтожила его Фанни, в тот миг, когда не смогла выдавить ничего кроме – “не слабо”. И даже это легкая, робка попытка исправить, ничего уже не изменит, не спасет, ни одного из вас, -Так, где же мой – приз. Переводишь стрелки, пусть решает сам, какую награду ты ждешь сейчас, а самое главное за что…смогла уйти, смогла дождаться или смогла вернуться…

+1

4

Ты впорхнула в окно дома так стремительно быстро, так неожиданно, я даже инстинктивно отступил на два шага назад. Кстати, заметила, я уже не сказал в моё окно, я перестал употреблять это слово касательно всего этого дома, сада, рощи, всего, что бы всегда моим и только моим, теперь стало общим, а точнее твоим. Не знаю, заметила ты это или нет, но я заметил. Честно говоря, в первый раз, мне было жутко страшно, я написал тогда и не ночевал с доме. Честно, я боялся сильных чувств, я всегда их боялся, не знаю почему. Знаю наверняка, дело не в ответственности, в чём-то другом. Я пытался разобраться в этом в тот раз, но ничего не вышло, алкоголь не помог. Ну вот, ещё одно, заметила? С твоим появлением я перестал понимать многие вещи, алкоголь всё чаще отказывал мне в помощи, к тому же я всё чаще думаю о каких-то важных вещах. Например, на кой я вообще живу в этом мире и на кой хрен меня родили? Для чего я живу? Я, должно быть, смешён, но ты не смейся, моя жизнь всегда была простой, лёгкой и беззаботной, до появления тебя, в жизни моей. Я теперь и не уверен, что моя жизнь всё ещё моя, мне кажется, иногда, что эта жизнь стала твоей. Твою же мать, с первым твоим появлением в этом доме, ты круто усложнила мою жизнь, всё теперь стало таким не понятным, не ясным, смазанным и наполненным смыслом. Правда, я ещё не понял каким именно смыслом, я даже ещё этого не осознал, но я отчётливой это чувствую, и прекрасно знаю. Только опять таки не пойму, откуда я «прекрасно знаю» я ведь никогда в жизни ничего подобного не испытывал, возможно, поэтому я боюсь этого чувства. Я никогда ещё никого не люблю, исключение только одно – мать. Но её я любил как сын, восхищаясь в детстве, ругаясь в отрочестве, и заботясь в поздней молодости. В том же детстве, я обещал жениться на ней, в общем, ничего не обычного, обычные отношения матери и сына. А вот с тобой, мне ещё придется разобраться, ладно, всё это лирика, всё равно сейчас никто ни в чём разбираться не собирался и не собирается, и потом, главное сейчас для меня не это, а другое, но тоже связанное с тобой. Ты пришла, вернулось, и на сердце сразу стало легко, тепло, словно меч Домокла исчез раз и навсегда, дышится теперь иначе, полной грудью, и это я скажу тебе прекрасно.
Я щурюсь, словно от яркого света, тру глаза, моргаю пару раз глазами и наконец останавливаю свой взгляд на тебе. Как же давно я тебя не видел, как же давно, и только сейчас я полностью осознал, что во всём желании оттрахать тебя во всех позах красной нитью фигурировало всего одно невинное желание, увидеть тебя, комично, правда? Или нет, не знаю.
(Да, кстати, дорогие мои, вы простите меня, что я бестактен и называю всё своими именами, может бытья пошлый, извращенный и в конец испорченный человек, хотя какой может? Так оно и есть! Но вы не осуждайте, быть может, это моя своеобразная лирика. Такая вот, странная, несуразная, и шиворот-навыворот, но лирика).
Я даже совсем не злюсь на тебя, за то, что единственными твоими словами, как только ты сюда вошла, стали слова нашей игры, этого слабо, которого я весь год так ярко ненавидел, ну и себя заодно, но это уже другая история. Хотя не скрою, я ждал не этих слов, чего-то другого, да чего угодно, только не этих слов, и уж тем более этого тона. О, Боже, какой это тон. Тон расчётливой женщины-мегеры, которую уже никто не полюбит, а муж никогда не любил, как и она его. Она вышла за него по расчёту, она в какой-то степени тоже, но ему хорошо, а ей нет, вдруг стало стыдно за всё и так противно, но обратной дороги уже нет и она становиться невыносимой мегерой и стервой. И всё, что осталось от некогда цветущей розы, это острые, колючие и подсохшие шипы. Такой у тебя был тон. Но это ты готов простить, может быть, тебе вообще показалось, но показалось так явно, что не принять за действительность было просто нельзя, даже твоё сбившееся дыхание не смогло заставить меня принять всё это за игру моей фантазии. Да впрочем, и не важно, к праотцам это всё, к праотцам и ещё дальше, не хочу об этом думать и говорить. И ты походе тоже не желаешь говорить, или просто не знаешь, что же сказать, иначе зачем бы ты переводила стрелки? Интересная ты женщина, будто бы я знаю, что говорить, я уж тем более не знаю, чего говорят в таких случаях. Я всегда расставался с женщинами с улыбкой и навсегда, а тут ну совершенно противоположная ситуация и ни один причём из моей прошлой жизни не подходит. Собственно говоря именно поэтому я тоже ничего не говорю, а только смотрю на тебя, разглядываю, рассматриваю, и поедаю глазами, да, моего желания не скрыть, да я и не скрываю. Зато, я не уверен знаешь ли ты о чём сейчас стучит моё сердце, да, наверное, не знаешь, если уж я не знаю, но если знаешь, скажи, только осторожно, не кидайся громкими словами, не нужно, от этого я совсем спрячусь в ракушку, и на показ стану выставлять один лишь только секс, алкоголь и свои картины, в которых я, возможно, подчёркиваю, возможно, буду кричать.
Вот сейчас я смотрю на тебя, и понимаю, ты скорей всего, не станешь мисс мира, ты не слащавая девочка-кукла, и знаешь что? Это прекрасно, почему? Да потому, что, ты куда прекраснее самой слащавой и сахарной девочки, я никогда ничего не испытывал к подобным девицам. Не помню, имел ли я даже связь с ними, может да, а может, нет, не хочу сейчас об этому думать, другого хочу я. Твои волосы, это не копна пышных волос, они не уложены в лучших традициях благородных девиц, но этот бедлам на голове, этот взрыв на макаронной фабрике, как же он греет мне душу, ты даже не представляешь, какая ты сейчас прекрасная, естественная, истинная амазонка…  Твои тонкие брови, они лучше всего подчёркивают твои глаза. Твои большие, карие, выразительные глаза. Такие глаза встречаются крайне редко, а за них, моя дорогая Фанни можно отдать многое, за такие глаза ты можешь быть серой мышкой, толстушкой, худышкой, дурнушкой, да не важно, такие глаза всегда манят, всегда зовут, такие глаза… Глаза женщины, женщины с изящной, искрении прекрасной и примитивной, а значит настоящей буква «Ж».
А твой нос, ну разве такой нос носят благородные девицы или женщины высшего света? Да ни разу, они бы уже давно побежали к пластическому хирургу, и заказали бы себя изящный, чуть вздёрнутый носик. А твой, а твой нос другой, твой нос совсем не женский и не женственный, он скорее мужской, но, Боже мой, я расцеловал бы его сейчас. Ещё жарче я бы расцеловал твои губы, большие, чувственные, мягкие, сейчас сухие губы, впрочем, они у тебя часто сухие и со вкусом степной пыли, но за это я тоже многое готов отдать. За то, что бы их целовать. Кстати, я за всё время, что мы жили бок о бок, я ни разу тебя не поцеловал, ни одного разу, исключение только нос, и кажется лоб. Обычно я всегда трепал тебя по волосам, мне это очень нравилось, не знаю как тебе, а я от этого балдел, твои волосы всегда такие мягкие и приятные на ощупь. – Да, вижу, что не слабо – Наконец говорю я, после нескольких минут молчания, и тереблю то самое кольцо на безымянном пальце правой руки. Не знаю, почему именно там я его ношу, не хочу об этом думать, не сейчас. – Твоя награда… - говорю я спокойным и немного растерянным тоном. Хотя на самом деле я не растерян, я просто не знаю, как преподнести эту самую награду, да и нужна ли она тебе? Ещё раз смотрю на тебя. Одета ты крайне без вкусно и что за паршивое платьице на тебе? Как в таком можно ходить, ну никакого чувства стиля! Нет, ну ты можешь представить, что бы я медлил и пасовал? А, ладно, делай, что должен и будь, что будет, это я прочитал в какой-то умной книге. Псу под хвост все тирады и рассуждения! Подхожу к тебе, близко подхожу, не обнимаю, представляешь боюсь, и в глаза не заглядываю, тоже боюсь, я просто целую тебя в губы, не смело, осторожно, боже, какие губы, никогда не отстраняйся, слышишь? Никогда!

+1

5

Ты скучал по мне?
Потому что я скучала по тебе.©

Волнуешься, до одурения волнуешься, а вдруг забыл, вдруг ты и неуместна сейчас вовсе. Может где-то там в темноте дома сейчас находится кто-то еще, тот кто послушно занял твое место и не собирался его возвращаться. Хотя, какое к черту место, Фанни, ты предпочитала засыпать где угодно, да хоть бы и в этом самом кресле, только бы не притрагиваться к комнате, что он однажды тебе показал. И нет, не то чтобы она не понравилась тебя тогда, просто ты не можешь, не желаешь оказываться где-то там, не способна отпустить хозяина дома, дурная привычка, что всегда влечет тебя бродить вслед за обитателем. Словно можешь что-то упустить, где-то недоглядеть и тогда все изменится. Так какого дьявола, о чем же ты думала, позволяя целый год бродить по этому дому в одиночестве, ну или в компании. Это не имеет никакого значения, право слово, не имеет. Ах да, конечно, ты ведь думала об этом условии, об этих условиях навязанной тобой самой игры. Как же, разве, Мэй могла проиграть, могла позволить этой забаве прекратиться именно по ее вине. Нет, ты бы не допустила срыва развлечения, это все равно что там под куполом цирка, оступившись один раз уже никогда не прыгнуть навстречу толпе. Да это страшно, вот прямо как сейчас, когда разве что привычка не позволяет показать дрожь в коленях, когда ты держишься из последних сил, зная, что ступить на канат это самое сложное, а вот удержаться на нем потом, чувствуя поддержку зала, невообразимо легко. Держишься, пытаясь понять рады тебе, или прямо сейчас вот прогонят прочь. Это словно раскачиваешься на трапеции, не решаясь никак отпустить руки, довериться тому, кто еще ни разу не ловил тебя. Это страшно, но ты не можешь сдаться, а потому упрямо выправляешь сбивающееся дыхание, унимаешь дрожь и продолжаешь улыбаться. Перед тобой зритель и Фанни Мэй не имеет права подвести его – никогда. Улыбайся девочка, даже зная, что он не сам не представляет, что тебе сказать сейчас. Прекрасно осознавая, что и для него это в новинку, улыбайся, без каких-либо попыток помочь выпутаться. Это его проблема, именно он увел вас в текущую ситуацию, его волей тебя не было здесь год. Вздрогнула, ну конечно вздрогнула, а все потому что не было и его волей оказались заперты в одной фразе. Вот сейчас, он усмехнется и скажет “какая же ты непонятливая” и все что останется это выпрыгнуть обратно в окно, убежать цепляясь за ветви. Ты напряжена и это единственно, что до сих пор помогает держаться, не сдавая собственное волнение так явно, как обычно. А еще конечно страх, что это все было попыткой выбросить из жизни Фанни. И знаешь, у тебя просто не выбора…ты начинаешь отсчет… раз… Ты видишь, он разглядывает, рассматривает и жаль, что ты не умеешь проникать в чужие мысли, потому что половину жизни готова отдать за то, чтобы знать, что там происходит сейчас, за малейший намек рад – не рад. …три…четыре… Страшно, черт, ну как же страшно, а ответа все еще нет и намека нету… …пять…шесть… Да ты же год ждала этого момента, неужели так сложно, прекратить отсчет, хотя бы теперь перестать следить за временем и просто подождать. Ты же видишь, он сам еще не знает, что собирается делать, говорить. …семь…восемь… Дрожишь, теперь уже ничто не в силах помочь тебе справиться с этой дрожью. Не требуй невозможного, ты считала целый год, где-то там в голову тикали часики, отсчитывая неумолимое время. Ты жила, но они никуда не отпускали… …девять…десять… Ни шага вперед, ни одного движение, но по крайней мере он заговорил. Видишь заветную вещицу, кольцо, которое значит слишком много в вашей жизни. Символ начатой однажды игры, бесконечный символ, твоя надежда на то что вы не откажетесь от нее. Может это страх, потому что для тебя непонятно, какими еще путями ты сможешь остаться здесь, не наскучить, не приесться, ты ведь никогда не согласишься на роль любовницы художника. Нет, Фанни, даже не сделает ни одной попытки претендовать на подобное, это слишком…грязно может? Для того, кто стремился достичь неба, пусть и со страховкой, это кажется чересчур - земным.
Растерян, ну неужели он действительно сейчас растерян. Не вяжется, правда Фанни, вообще не вяжется с тем, что ты знаешь о нем. С другой стороны, ему ведь никогда…никогда не доводилось встречаться с теми, кто возвращался. Уходишь – уходи навсегда? Как-то так… холодок бежит, заставляя тебя еще раз споткнуться на вздохе, так может это был намек, который ты просто не уловила или нет, это сознание продолжает свою игру, не давая ни малейшего шанса увидеть то, что он рад тебе, ну хоть чуть-чуть, но рад. Знаешь, милая, ты была совершенно права в тот момент, когда продолжила свой отсчет. Это лучшее, лучшее что ты можешь сделать сейчас, когда он теребит колечко, когда говорит о награде. Правда лучшее… …двадцать… Шаг, первый, но он ведь в твою сторону. …двадцать один…двадцать два… Еще один, еще, расстояние сокращается с каждой секундой, а ты продолжаешь считать, продолжаешь свой отсчет, не в силах просто остановиться. …двадцать пять…двадцать шесть… И минуты не прошло, а он так близко, что становится ужасно неловко, это бешеный темп сердца, распахнутые так широко глаза, потому что удивительно, ты же видишь – он боится, неужели тебя, или себя? Чего может бояться этот мужчина, неужели его преследовали те же самые страхи, что и тебя. Не ждал – не придешь…нет, не могло быть подобного. Просто не могло. И ты дрожишь, Фанни, тебе просто колотит, в тот момент когда он…касается…робко…несмело, даже не решаясь посмотреть в глаза, а ты, ты ведь не можешь найти в себе силы сейчас для того чтобы отвести взгляд, для того чтобы прикрыть их. Только вздрагиваешь в тот момент, когда понимаешь он целует, в первый раз, за всю вашу историю делает что-то не потому что было поставлено условие, но потому что сам решил. И это страшно, это выбивает из колеи, не правда ли, потому что ты просто не знаешь, что делать дальше. Твое спасение, твоя напасть, ты слишком сильно волнуешься для того чтобы ничего не случилось, пытаешься шагнуть вперед, и влекомая законом подлости, тем самым что сопровождал тебя всегда в такие минуты. Запинаешься, о собственную же ногу спотыкаешься, вот тебе и стойка, вот и привычки, ну кто просил делать шаг – не с той ноги. Цепляешься за рубашку, Фанни, все что ты можешь, это улыбаться, даже сорвавшись, даже если будешь знать наверняка – страховка тут не поможет. Смеешься, стараясь отвести этот момент, хотя знаешь он отпечатается в памяти и дело не в том, что помогли, удержали, не дали столкнуться с полом. Дело не в том, что ты опять уничтожила, растерла те мгновения, что могли бы стать только твоими. Проблема в том, что ты не знаешь, как выходить из этого, а потому продолжаешь держаться за его рубашку, не делая даже робких попыток встать, -И оно…оно теперь мое, ты ведь знаешь, – шаг вперед или три назад? Ты не думаешь, почему это срывается с языка, вместо того чтобы сказать “неужели скучал”. Боишься, а чего боишься-то, что это нарушит правила, что он может сказать, что развлекается, что….черт этих вариантов слишком много для тебя Мэй, не правда ли. Именно поэтому, ты выбираешь самый простой из них, именно поэтому выпрашиваешь символ. Ты ведь сдержала слово, ты смогла, а значит, до тех пор пока ты не поставишь условие, пока оно не будет выполнено – эта вещица твоя, только твоя. И все же ты продолжаешь цепляться за него, даже сейчас, когда сморозила очередную глупость, для того чтобы избавиться от твоих рук ему понадобится доля упорства. Просто, Фанни не умеет нормально выражать собственные эмоции, их не стоит читать в словах, их же видно, их итак все видно…Она же улыбается, не отводит взгляда, тянется к теплу, чему-то такому родному, искреннему, к тому от чего все равно ее не смогут оторвать, до самого последнего вздоха не смогут. И не надо высоких слов, дочке цирка они все равно непонятны.

Отредактировано Фанни Мэй (5th Apr 2012 03:43:09)

+1

6

Фанни, милая Фанни, ты мне скажи, только честно, ничего не тая и не виляя, скажи прямо как есть, без прикрас. Ну, кто, ну кто назначил тебя циркачкой? Кто поставил на узенькую стезю акробатики? Нет, блин, Фанни, я серьёзно, ну какой идиот назначил тебя выполнять трюки? Ну, какой из тебя акробат? Ты либо сама убьёшься, либо кого-то убьёшь. Я не щучу, правда, тебя явно какой-то идиот записал в акробаты, ну или слепой, другого варианты я не вижу. Я смеюсь, я смеюсь громко, задорно и даже задиристо, смеюсь искрение, мне действительно смешно. И неловко, кстати, тоже, так неловко, что я понятия не имею, кто из нас двоих сейчас больше комичен. Я, здоровенный мужик, немножко алкоголик, немножко повеса, на которого свалилось это чувство, в котором я ещё и сам не разобрался толком, и вполне могу и не разобраться, может даже обращусь к врачу, ну или наберусь наглости и смелости и спрошу у тебя. Это же из-за тебя я испытываю это, ты же должна знать, чем это таким ты меня заразила, что даже алкоголь не помогает, я уже не говорю о сексе с кем-то другим. Я мужчина в самом расцвете силы и казалось бы, опытен и умудрён жизнью, но веду себя как самый последний лузер, которого полюбила первая девчонка в школе. Я, который не знает, действительно ли первая девчонка в школе, могла полюбить лузера, и даже если да, то за что? И вообще, если полюбила, могла бы и объяснить, как вести себя, ведь штампы явно тут не уместны, это-то я понимаю уж точно. Или ты, женщина, тоже, между прочим, не девочка-припевочка, и не малолетняя дура, а вполне себе сформировавшиеся женщина, в самом расцвете сил, и я уверен знающее такого чувство, но тем неимение сейчас ведёшь себя, ну точно девственница перед первым сексом, и хочешь и боишься. О, Господи, ну почему вы женщины такие сложные, как вас понять? Вы говорите одно, делаете другое, думаете третье, мечтаете о четвёртом, молчите о пятом, нет, я либо с тобой такой шизонутым становлюсь, либо я старею и перестал понимать женщин, надеюсь это всё таки первое. А то на пенсию ещё не охота, я ещё своё не отлюбил, знаешь ли! Нет, ну какого ты совсем недавно дрожала, с какой это стати тебя колотило так сильно? Вот ей Богу, я не понимаю, с какой такой радости? Нет, ты мне скажи, холодно было из-за открытого окна? Ветер прохладный, пасмурно и вообще погодка не жалует ясности, а на тебе это паршивое, прохладное и крайне безвкусное платье. Или ты испугалась меня? Я, конечно, не красавец, не Аполлон, но знаешь, тоже не хухры-мухры! Нет, я решительно ничего не понимаю. Вот скажи, милая Фанни… Точнее нет, сделай вот что, и всегда это делай. Если противно отводи взгляд как можно дальше, если страшно беги, если любишь, обними, (объясни мне, а то, мы, мужчины народ глупый, я так уж точно), а если обиделась так отвернись, а уходишь, так отворачивайся и уходи, не нужно этой размытости и размазанности, не будь дурой!
Кстати, ты знаешь, что ты сейчас сделала? Я о насущном, это была единственная, слышишь?! Единственная чистая рубашка, все остальные валяются в грязном белье, и ещё некоторые в стиральной машине, ты меня внимательно слушаешь? К тому же, это была моя любимая рубашка, я купил её в каком-то при аэропортовом магазинчике, совершенно случайно, девчонка торговала ими, кажется, это было в Мексике или Индии, не важно, больше таких я не встречал, это же ручная работа, ну как тебе не стыдно? И вообще, прекрати раздевать меня, я возбуждаюсь!
Нет, ну вы это слышали? Вы слышали, она хочет, дабы я отдал её кольцо, да не жалко, не жалко. Но, дорогая Фанни, это всё что ты хочешь мне сказать, это всё что тебе нужно? Нет, милая, нет госпожа хорошая, я так долго тебя ждал, я терзался сомнениями, да и сейчас терзаюсь, я вообще не понимаю, играешь ли ты со мной, или это нечто больше чем игра? Нет, ну ты и сучка, честное слово, ну как можно такое говорить человеку, с которым ты прожила целый год, ну как можно ограничиться такими дебильными, холодными и крайне не уместными сейчас словами. Нет, нужно быть либо бесчувственной сукой, либо просто сучкой, либо расчётливой стервой, надеюсь, ты просто сучка. – Это я знаю и помню. – Говорю я тебе, улыбаюсь даже, я тебе больше скажу, я даже не пытаюсь отцепить тебя от своей рубашки, а толку? Всё равно рубашка потеряна для общества, плюс ты так не грохнешься об пол и не разобьёшь своё личико, ну и к тому же… Ты так пахнешь, я даже не знаю чем, нет правда, ты пахнешь чем-то таким, что я возбуждаюсь всё больше и больше. Всё сильнее я чувствую, как моя испорченная голова рисует картины нашего с тобой секса, и вообще, ты слишком близко, вдруг я не смогу удержаться, вдруг я разгорячусь настолько, что не смогу себя контролировать. Я же и не спрошу, я возьму и всё. Ты ведь прекрасное знаешь мой нрав, он у меня самый паршивый.
Ладно, я передумал, оставайся в такой позе, так я лучше могу рассмотреть тебя, а заодно и в глаза смотреть не стану, вдруг ты увидишь там это самое чувство, а откуда я знаю, как ты на это отреагируешь? Может, скажешь, что я совсем дурак и нафантазировал себе не весь что. Понастроил воздушных замков, а ты просто играла и ничего больше. Нет, я и так чувствую себя мальчиком лузером, не хочу, что бы этот мальчик выглянул наружу, и уж тем более не хочу, что бы ты его видела, вдруг смеяться будешь. Кстати, забавно, я должен был знать об этом, ну о любви, о такой вот, настоящей и искрений, не подделанной и не фальшивой. Книги, я их много прочитал, и могу спокойно дать кому-то совет, кому-то, но не себе… Я вообще сам себя не понимаю,… Должно быть, я напрочь испорченный человек. Себе я могу дать табак, алкоголь и хорошенькую девочку на ночь, вот и всё, забавно, правда?  Этот как с тем парнем, его Виардо звали, отличный был малый, и ещё лучше доктор, ну просто золотые руки и семь пядей во лбу, излечивал самые смертельные болезни, ставил на ноги самых запущенных больных. А сам умер от какой-то ерунды. В общем так, моя госпожа хорошая, что я хочу тебе сказать. Если это любовь, ты мне обязательно скажи об этом и объясни, (мы мужчины народ глупый, нам нужно говорить прямо в лоб и прямым текстом, иначе не поймём, я, во всяком случае, так точно) тогда и умирать не жалко и мучаться  я готов, только что бы не напрасно, иначе на кой это всё? А умирать или умереть от любви это не страшно, а совсем приятно! Ты прости, что я вот сейчас о таком высоком думаю, а разглядываю твои ножки, слишком они хороши, слишком складно построены, и откуда ты вообще такая взялась? С таким чудаческим характером,  и с такими глазами невинного ангела, честное слово, не помню, встречал ли я таких людей когда-то? Должно быть, нет, иначе бы запомнил. И может, всё-таки, ты не будешь продолжать так стоять? Правда, для тебя это наверное ничего не значит, а для мужчины, который желает тебя и только, и к тому же не трахался уже целый год, это…. С таким же успехом ты могла бы раздеться и лечь на диван. Ну, всё, хватит, не могу больше молчать, это неловкость начинает меня засасывать точно как болото. Нервничаю, от чего кольцо не сразу снимается с пальце, но немного повозившись я всё же его снял, положил на ладонь к себе, сжал ладонь в кулак и вот, чего хочу сказать – Держи, теперь он твой, уже хочешь произнести заветное слабо? – без ехидства говорю, говорю спокойным голосом, надеюсь что так. И пусть говорю чушь, это лучше чем молчать, честное слово, лучше дай мне задание, иначе эта неловкость разорвёт меня на части, а размазанность и размытость добьёт окончательно, ну же, ну же! Не тормози!

+1

7

— Ты больная?
— Сам больной.©

Тряпка всего лишь тряпка, что помогает тебе удержаться. Смех, всего лишь смех, что вторгается в сознание вспышкой, что помогает собраться, загореться. Ты же помнишь эти ощущения, помнишь, как выходила на арену впервые, тогда ты упала, прямо с шара, на котором должна была просто удержаться. И этот смех…он беззлобный, радостный, вдохновляющий доносился отовсюду из каждого уголка вашего шапито. И было легко подниматься, легко вставать с этой незримой, неосязаемой поддержкой было очень - легко. Забираешь его, разве что не впитываешь весь полностью до капли, лучший приз для Фанни, искренний смех. Ну и пусть обстоятельства настолько нелепы, что сама задумываешься на доли мгновений, а это точно ты там прыгала на трапецию, точно тебя ловили, не давая сорваться. Это ты не знала сомнений в моменты полета, доверяя безгранично свои партнерам? Ведь далеко не всегда у вас выходило наладить страховку, а зрителям ведь не объяснишь, почему сегодня вы не сможете выйти. Что карабин сломался, канат надорвался или сетка вот уже полгода как требует замены… Этого не донесешь до пришедших людей, можно только встать на вышке и прыгнуть вперед с широко открытыми глазами, для того чтобы ни за что не промахнуться. И иногда, иногда так выходит… что попасть невозможно. Дирижер сбился или ты неверно отсчитала такты, качели не успели вернуться и остается лишь судорожно сжимать пальцами воздух, вот прямо как его рубашку, да улыбаться, потому что даже в этот момент, все что есть у тебя – это немая надежда на то что на этот раз трос выдержит, что карабин не сорвет, что они успели, успели сменить сетку прямо перед представлением, или кто-то просто успеет поймать. Это страшно, по-настоящему страшно и бедная Фанни, совершенно не в состоянии осознать, почему сейчас она боялась точно так же. Ведь риска нет, ты держишься и уже не упадешь, но даже пол иногда оказывается таким желанным. И ведь, главное даже сформулировать толком не сможешь сейчас, в какой момент был оборван отсчет, на каком числе остановилась, да уж, Мэй, неужели перепутала такты? Обидно как-то, до одурения обидно, опять сама, опять все испортила – вот уж в чем у тебя не будет равных. Разбить вакцину, уронить аквариум, упасть на прямой дороге просо потому что внезапно показалось… Да не важно, что показалось, просто иногда ты становишься чересчур неуклюжей и бороться невозможно. Только перешагнуть миг и двинутся дальше, тут к сожалению перемотка не сработает, не придумали еще таких кнопочек для тебя. Но одно дело осознать, другое понять, а третье уже принять, не правда ли. Именно поэтому ты до сих пор держишься за рубашку, толи мнешь, толи рвешь, хотя треска ткани ты точно не слышала, или не расслышала за собственными мыслями. Смеешься, ну конечно помнит, он ведь не мог…не мог забыть условия вашей игры, ну конечно же нет!
Дурочка Фанни, тебе ведь право слово, наплевать на то, сколько женщин здесь было и есть сейчас, тебя совершенно не волнует то, сколько их еще появится здесь. Ты просто срываешь тормоза, избавляясь от них. Какого черта, что-то должно сдерживать тебя или его, в этой игре не было никаких правил, никаких ограничений. Это было просто осмелишься, или нет? И все одно слово остановись, стоп или хватит, для того чтобы покончить с ней. Но ты боишься, Фанни, боишься потерять ее. Ведь она может по-прежнему быть единственной причиной, что удерживает тебя здесь, что мешает и ему отправиться дальше. Глупый, но ведь совершенно естественный страх, когда даже себе не рискуешь сказать ничего лишнего, или не лишнего. Только кто теперь разберет? И ты обнимаешь этого дурного во всех смыслах человека, который только поддерживает болезненную привязанность. Порывисто, резко, но искренне обнимаешь, только улыбаться не прекращаешь. Это так…это то с чего ты просто-напросто обязана была начать, да не справилась с волнением. Это то за что зрители тебя всегда любили больше всего, ты не спотыкалась специально, но делала это совершенно случайно, так что они боялись, боялись мгновения, когда ты сорвешься… Но это доли секунд, те, что нужны были для того чтобы собраться, сделать глубокий вдох и рискнуть еще раз. Ты упертая, девочка, ты всегда была донельзя упертой именно упрямством ты раз за разом брала свою высоту, именно благодаря ему оказалась под куполом, хотя все отговаривали, они все боялись, за маленькую, неуклюжую Фанни и именно поэтому когда-то предлагали даже змей. Только их страх – не твой, ты заставила их смириться, заставила  всех понять – справишься, только надо сделать дополнительное движение, позволить в первый раз запнуться. Позволить этому стать частью шоу, а дальше ты все сделаешь сама – со всем справишься. Именно поэтому ты прижимаешься сейчас к этому мужчину, не в силах произнести даже то, что вспоминала, не умеющая спрашивать о таком. А может все-таки стоит, ты ведь искренняя, если что-то придет в голову можно же просто не удержать? –Вспоминал ведь? – не торопишься, не спешишь, но звучит как-то скомкано немного, –Наверняка, кто же еще будет донимать по утрам, твою больную голову, – смеешься, расслабленно спокойно. Да нет, вы ведь даже не думали о том, чтобы у нее получилось просто спросить, не добавить что-то совершенно незначительное, но ломающее конструкцию, –Но это ничего, теперь твое похмелье снова заиграет всеми красками, – легко говорить, право слово легко, особенно если ты веришь в свои слова, даже если толком донести ничего не можешь. –Если только…, – обрываешь слова внезапно, ты ведь вовсе не собиралась опять возвращаться к этой теме, еще раз напоминать, что этот дом практически вымер на целый. Не хотела, не собиралась, а теперь вот выпалила, не в силах забыть. Этот холод, он возвращается, вынуждая отстраниться, отойти на пару шагов. Ищешь взгляд, да не находишь, черт, некоторым людям реально стены интереснее собеседников. Вот и остается Фанни только губы поджимать, да прижимать к себе внезапно полученное колечко, –Так не терпится, да? Ну конечно же, – улыбаешься, когда делаешь очередной шаг обратно к окну, тебя трясет девочка опять трясет, но на это раз, ты на арене уже второй раз за вечер, а с этим справиться легко, намного легче. –Сросся с ним наверное, непривычно, но не переживай, нет-нет, долго не придется. Смеешься беззаботно, не смотря на тот ком, что перекрывает доступ воздуху. То что доступно голливудским актрисам тебе неведомо, можно лишь искренне – улыбаться, от этого ведь зависит число людей, что появятся на следующем представлении. От этого и от – риска, на который ты готова пойти. Уроки усвоены прекрасно…и щелкает браслет в тот миг, когда Фанни нанизывает на него колечко. Переходящий приз, интересно, столь ли он желанен всегда. Поймай…толкни? Ты еще не решила, что именно сейчас произнесешь, но точно знаешь, каким бы должен был быть результат. Опускаешься на мостик, точно так же как делала это тысячи раз до этого, не обращая внимания на такие частности как короткое платье. Медленно, словно именно это ты и репетировала целый год отрываешь ноги от пола, фиксируясь при каждом движении. Зачем ты творишь это Фанни, что же задумала в итоге? На руках, конечно, осторожно медленно движешься к окну на руках. Ты знаешь эту комнату вдоль и поперек, ты не смогла бы ошибиться ни на сантиметр, но совершено специально, осознанно позволяешь руке соскользнуть, -Ах… Дернулся он в этот момент или тебе только показалось, –Не подходи, –улыбаешься, –Значит игра? Покачиваешься на руках, специально уходя в крен туда…да именно туда, откуда ты сегодня. Это адреналин, это кровь стучащая в висках, -У тебя пятнадцать секунд….поймай, слабо? Четырнадцать…тринадцать…двенадцать… Сколько требуется для того чтобы осознать две? Чтобы спуститься еще пять…гостиная первого этажа…снова пять, остается три для того чтобы прыгнуть и все-таки поймать, но это только если выход в сад открыт. Так как же, кому сегодня повезет? …девять…восемь… Ты даже не смотришь, сделает ли он попытку, закрыла глаза, зная наверняка – попробует отсюда – сорвешься и не сможешь восстановить равновесие, не то расстояние. …три…два… А еще, знаете почему именно вниз головой, именно так на руках? Так нет ни единого шанса, ни малейшей возможности плакать… …один… И Фанни все-таки отпускает руки, позволяя увлечь себя к земле..

+1

8

Дорогая, милая, хорошая, не боюсь этого слова, родная, не боюсь и этого слова, моя Фанни. Хотя может ты ещё не моя? Ой! С чего это я так? Что это на меня нашло, с какой это стати я тут неожиданно и вдруг, сам для себя перешёл какую-то черту. И какую я перешёл черту, и на какую грань попал, ну хоть бы кто-то сказал. Но кто же скажет мне про меня? Разве только она, разве только эта причудливая девчушка, хотя ты, Фанни, уже давно не девочка, ты уже женщина, не знаю, осознаёшь ли ты это или нет, но ты женщина, тебе…почти тридцать лет, так? В твоём возрасте порядочные и правильные дамы уже выходят замуж, готовятся старательно к материнству, вскоре рожают детей, потом их воспитывают, ну а потом светлая старость.  Так делают все женщины твоего возраста, все нормальные женщины твоего возраста. Но ты же ненормальная, ты одна сплошная безуминка, да и я кстати тоже…  Мне иногда кажется, что в детстве мы читали одни и те же книги. Во всяком случае, две из них мы точно прочли, уверен, ты их читала, во всяком случае, одну из них. Эту сказку французского писателя нельзя не знать, нам преподносят её в школах в раннем возрасте, в очень раннем, мы ещё совсем детишки тогда. Что кстати, совершенно, ну просто в корне не верно, эту сказку следует преподносить в выпускном классе, ну или хотя бы в девятых-десятых классах, тогда можно быть спокойным за поколение, за большинство так точно, сказка же простая, хотя и глубочайшая, но это уж, пускай они потом узнают, сами…
Да, дорогая Фаннни, ты чудачка каких свет ещё не видывал, но именно поэтому ты мне так дорога, именно поэтому я согласился тогда сыграть с тобой, именно поэтому я продолжаю играть с тобой, и именно поэтому я так боюсь тебя потерять. Не уверен, что скажу когда-то тебе это, я же трус, да, да, я ужасный трус в таких делах, поэтому всегда и бегу от женщин, я просто не знаю, не представлял, что бы могло быть дальше у меня с ними, и бегу от них, как можно дальше и навсегда. Да, признаться мне и сейчас страшно, сейчас наверное страшнее обычного, я бы наверное уже бы давно побежал со всех ног, сломя голову, или ещё лучше. Я бы прогнал тебя, честное слово, я бы нашёл способ, но ты понравилась мне тогда, своей чудаковатостью, своей непосредственностью, да ты вообще знаешь ли, милая барышня, что ты, между прочим, с другой планеты, правда не знаю с какой. Но точно не с Марса и не с Венеры, ты с какой-то другой, со сказочной, той, которая существует только в сказках, но от того она ни чуть не становиться не настоящей, как раз совсем наоборот, самая что ни на есть настоящая. Ах, милая и дорогая Фанни, я не бегу сейчас лишь потому, что ты обнимаешь меня. Обнимаешь так крепко, что мне жарко, обнимаешь так тепло, что моё сердце сейчас остановиться, послушай, если так будет продолжаться и дальше, я задохнусь в этой нежности и ласки. Ну вот, я предупреждал, теперь я точно задохнусь, захлебнусь и утону! Какая же ты всё таки….паршивка, самая прекрасная и славная, и этого я наверное тоже тебе не скажу, и всё таки какой я трус. Нет, нужно разобраться в себе, в тебе, ну в тех чувствах, которые я питаю к тебе, нужно с этим что-то сделать, иначе я или убегу прочь, о чём потом пожалею и никогда себе не прощу, либо я сейчас схвачу тебя за талию, брошу на кровать, сорву одежду и…. Либо я просто прижму тебя в ответ, так же нежно. Хотя я не умею так, никогда так не делал. Нет, нежно и ласково я всегда обнимал, но это всё не то, это другое, это всё штамповское, копирочное, а вот так, по настоящему смогу ли я? Ой, ли, ой ли.…  И между прочим, почему сразу нельзя было обнять меня? Я между прочим извёлся весь, нет, ну что вы за народ такой женщины, ну же, обнимай меня и прижимайся крепче и продолжай смеяться. И не смотри на меня, да я стою и ничего не делаю, я настолько опешил, хотя какой там, я офигеть как охринел! Иначе и не скажешь, нет, милая моя ласточка, я либо сбегу от тебя, либо удушу в объятиях, причём, боюсь, что удушу это не преувеличение, так вот, ласточка моя. Ты ещё спрашиваешь, вспоминал ли, конечно да – Ответ очевиден, разве нет? – говорю я с улыбкой на устах и блеском глазах, конечно, скучал, конечно, вспоминал, да мать твою, я места себе не находил, ты даже не представляешь через что я прошёл, и знаешь, наверное, это хорошо, что ты не представляешь. Да кто угодно мог мне портить похмелье, если ты не заметила, ты не единственная женщина на этом острове, но это, тьма побери твоя и только твоя вина, что на других у меня не стоит, точнее стоит но не так, ну нет у меня желания их трахнуть, ну что я виноватый что ли? – А ты мне угрожать вздумала? – Да, в моём голосе неподдельный интерес. Да, я никогда не скажу тебе много из чего бы я хотел сказать, но я всегда попытаюсь выразить это в шутке, в юморе, в какой-то ещё несусветной хрени, я прячусь, как черепаха, мне страшно, но прячусь я, лишь для того, что бы не убежать, не хочу я ненавидеть себя, потом, за это, ты ведь мне…нужна… Хорошо, что ты этого не слышишь, иначе бы я провалился под землю, буквально!
Если только что? Если только что?! Если только что, мать твою!!! Ну почему ты не договорила, нет, так не пойдёт, я точно тебя удушу, мне и так страшно, я и так стою посреди главной площади голый на всеобщем обозрении, разве ещё только надпись «Пни меня» не висит у меня на спине…
Нет, Фанни, ты явно ещё та садистка, нет, ты явно ещё та сучка, нет Фанни, ты явно ещё та…  - Может и не терпеться, может, и сросся, может быть. – говорю я на запале, говорю быстро, резко, а что ты хотела, мне между прочим не очень приятно! Ах, ты не знаешь ах, ты не понимаешь, дрянь ты этакая, дурочкой ты никогда не была, нечего прикидываться! И прекращай мне это, да я про это, знаешь ли, я не помню, что бы мечтал о маленькой иголочки в сердце, между прочим, этот комариный укус, куда больнее, чем тигриный отгрыз. Ты садистка Фаннни, ты садистка.
- Что ты … - Но, вопрос отпадает сам собой. Браво, бис, ты ещё раз потвердела свой статус первой чудачки этого острова, вот зачем ты это делаешь, ты же только пришла, это должно быть сложно, ну почему тебе просто не прилечь и не поспать и не заставлять меня с жадностью смотреть на твой задик и не только на него… Нет, ты либо садистка, либо мазохиста, дорогая, ты сейчас в такой позе, что, ой мать родная, роди-ка ты меня обратно, иначе этой девчонке не сносить трусиков! Ты медленно движешься к окну, ты что задумала, маленькая провокаторша? Чего ты хочешь, в какую игру ты играешь…. Дура, дура, ты же могла упасть, и зачем ты остановила меня, я же хотел помочь, а если бы ты упала, нет, ну какая к праотцам из тебя жена и уж какая к праотцам матерь? Иногда мне кажется, что вся твоя жизнь это цирк и игра, а я лучшем случае напарник, такие всегда есть, таких всегда разрезает по полам фокусник, в своём дешёвом и уже давно известном трюке, но зал почему-то всё равно рукоплещет. А в худшем, Фанни, в худшем я лишь декорация!
Что за игра, и что значит – «ах, значит игра?» Нет, ты что надумала, дура ты такая, ты же не собираешься…?
  Рвёшься с места, кубарём спускаешься с лестницы, вихрем мчишься через дом, вылетаешь в сад, врываешься в него, и ловишь её в одних из последних секундах, да не удерживаешь, и валишься вместе с ней на землю, хорошо, хоть прижал к себе, хорошо она упала на тебя, а не на землю, нет, ну ты больная на всю голову и мозгов у тебя нет, вот сейчас я тебе всё выскажу, сейчас покажу, как опасно играть на моих нервах, и плевать я хотел, что бы может и не знаешь каково мне было только что, ну держись, сучка!
- Нет, ну как такое в голову пришло? А если бы я не успел, ну как же так? – И каким тоном я всё это несу, ну что за заботливо-отцовский тон? Ну комично, честное слово, но ты, Фанни, теперь я тебя не отпущу, я прижимаю тебя к себе очень крепко, мои глаза полны тревоги и это из-за тебя, а голос слегка осип, и вообще, ты полная дура! Но… я прижимаю тебя к себе, крепко прижимаю, и сам того не осознавая целую в щёчки, носик, лоб, ушки, уголки губ, даже в губы и прижимаю к себе. Нет, ну вы только посмотрите на меня, до чего я скатился, как я низко упал! Боже, как это прекрасно…

+1

9

Не было бы проще держать ее при себе?
И держать ее крепко?©

Так надежнее, так удобнее всего. Когда кровь стучит в висках, когда все слова уже становятся гулом, ты не обращаешь никакого внимания на то, что именно произносит собеседник, отключаешься словно от того что происходит во вне, уходишь внутрь, вглубь себя. Прогоняешь холод, да ждал…да очевидно, да только вот тебя или игру, чего он ждал на самом деле? Возвращения Фанни, старта игры, возвращения…старта… Зацикленность какая-то и ответа не существует, потому что он не скажет, а ты не умеешь читать мысли. Жаль вот, кстати, почему это у тебя именно к этому предрасположенности-то не нашлось?  Насколько проще стало бы жить всем. Хотя нет, давай не будет зарываться, это же очевидно, милая Фанни, для того чтобы копаться в чужих мыслях надо навести порядок в собственной голове, а так, когда то в жар, то в холод, то тянешься, то затеваешь новый полет – так это ни к чему вообще не приведет. Не поможет разобраться, ты ведь чувствуешь, правда ведь чувствуешь нужна…для чего только в толк никак взять не можешь, именно поэтому твои слабо все дальше и дальше заходят, все опаснее становятся, лишь изредка возвращаясь в приемлемое русло. И ведь не больная, не сумасшедшая, просто не знавшая другой жизни, только так постоянно на грани в постоянном движении. И для слез времени нет, они бесполезны – соленые капли, которые даже облегчить душу не могут. Это тебя она научила – прима, та что выступала у вас вместе с жонглерами. Не можешь справиться с эмоциями, переверни картину с ног на голову, так сменится полярность, да и сама сможешь взглянуть на мир под новым углом. И ты исправно пользуешься этим советом, прямо вот как сейчас, когда не смогла разобраться с бурей. Ну не создана Мэй для холода, такие растут в жаре софитов, а не в холодильниках. А еще прямо сейчас ты летишь и понимаешь, что не все учла, ты ведь даже не предполагаешь сколько секунд занимает этот полет, разве действительно существует возможность успеть?
Но это полезно, уверяю вас, это действительно полезный шаг, потому что он всего один, а до земли их еще много. Потому что он приближает ту самую последнюю грань, за которую никто в общем-то не торопится уйти. И Фанни не хочет, что вы, это просто глухая уверенность, в том, что Луи найдет способ предотвратить ее встречу с землей, а иначе это ведь будет означать проигрыш. Нет, он не тот партнер, который согласится проиграть, спустя целый год ожидания… А еще дает время, кстати, время на то чтобы решить, а так ли уж нужно знать, ждали ли тебя или нет. Время на то чтобы осознать устраивает ли текущее положение вещей и хочется ли копаться, разбираться во всем, что происходит. Может стоит бросить все как есть, может стоит просто закрыть глаза и не обращать внимания, ну ты ведь способна на это, Фанни, правда способна. Глупая девочка, умная девочка, ты давным-давно женщина, только в цирке- не взрослеют. Каждый из вас ребенок навеки, а иначе, иначе нету шанса подобрать ключик к их сердцу, иначе просто никак. Всего несколько секунд полета, а кажется, что проходит вечность. Просто мыслей очень много и всего они как-то особенно торопятся отметиться в сознании именно сейчас, наверное, потому что ни у кого нет уверенности, в том, что Лу успеет, что у этой девицы еще будет возможность – подумать? И это легкость, и это счастье, потому что как-то само в голову приходит – это же очевидно. Либо поможет и выиграет, либо нет. Хотя стоп, чему тут собственно радоваться? Это же никак не разделит, не поможет осознать…Игра - ты, ты – игра. Не терпится, сросся, он уколол тебя, ты, разумеется, ответила, только сейчас задумываешься, а если так и будет всегда? Черт, не понять, не разобраться, где реальность, где игра… Где издевка – ответ, где специальный укол, где же желание отомстить, а где искренняя попытка сделать больно. А еще, Фанни, может, ты все усложняешь, может все это существует только у тебя, а его не грызет, не трогает. Может он действительно, просто решил ввязаться в это, просто позабавиться и на самом деле не любит проигрывать, так же как и ты. Может у тебя сложности, а с ним все проще? Обидно, но только, все что тебе остается – это отбросить грызущие сомнения, сейчас не разгрызть, не разобраться, тут просто страх мешается с характером…и боишься, боишься, боишься услышать “игра” в тот момент, когда озвучишь что-то личное, а потому избегаешь.
Поймал? Не осознаешь толком, так ли это или просто все в голове перемешалось. И был удар, но ты ведь не чувствуешь землю, он явно оказался смягченным, значит поймал. По игре ли, по собственному желанию, кому какое дело сейчас? Ты улыбаешься, не решаясь засмеяться, чувствуешь сильные заботливые руки и просто подчиняешься. Мячик снова на его поле, хотя ты и не торопишься отдавать колечко. Небольшой символ, что все еще висит на браслете, ты бы вообще сейчас с огромной радостью просто наслаждалась сложившейся ситуацией, но это ведь невозможно, разве у Фанни так бывает? Он целует, он боялся и вот только не надо в очередной раз начинать грызть себя девочка, окончания чего именно он опасался игры, жизни. Не имеет это значения, ну право слово, не имеет. У тебя еще есть пара мгновений, в которые ты можешь позволить себе просто расслабиться и даже не отвечать, чудо, чудачка, какие твои годы? Да ты же неадекватна, хотя кому вообще об этом судить, а вы когда-нибудь росли рядом с клоунами? После них любой городской сумасшедший кажется нормальным. Не будьте столь строги с Фанни, она не знает ничего иного. А тебе как? Как в голову попал этот чертов год? Но мы не можем, не способны произносить то что думаем, словно пока осуществляется этот перевод из мыслей в речь, какие-то пакеты приходят битыми, остается общий смысл, полностью коверкаются фразы…
–Думаю, мы находим их в одном и том же месте, – улыбаешься, голос дрожит, ну надо же, ты видимо волновалась? Интересно в какой именно момент, когда прыгала, когда приземлялась? Без страховки-то…или нет, ну конечно же нет, вот она твоя страховка, лежит сейчас на земле и явно отпускать не стремится, а ты-то что, ты и рада сейчас не дергаться лишний раз, –Ну может утопил бы тело, или сжег, или под деревцем закопал, но это вряд ли, слишком много надо было бы напрягаться. Смеешься, несешь чушь, да вполне осмысленную и вообще – какой вопрос, такой и ответ. С чего бы это вдруг ей вообще оправдываться? –И к тому же, – смотришь пристально, в глаза вглядываешься, не ищешь толком ничего, так скорее по привычке отголоски ловишь, вообще редкий момент – увидеть глаза художника. Он всегда предпочитает стены, картины, что угодно, но только бы не пересечься взглядом с Фанни, –К тому же ты поймал. Ты уверена и спокойно, а искать в этом скрытый подтекст дело вообще не благодарное. Это же как на ладони, она не допускала возможности, что не поймаешь. Как там это – говорим одно, думаем о другом, но знаем наверняка что-то совершенно постороннее? Вот она точно знала, ты не позволишь всему оборваться вот так вот и не имеет никакого значения, что именно в этом “всем” будет прятаться, главное сам факт – не позволишь.
–И да, это… – щелкаешь застежкой еще раз, освобождая переходящий приз, но не отдаешь в руки, вот еще чего удумал. Это он им разбрасывается как-то спокойно прям, а ты так не можешь, в нем слишком много заключено, –Оно снова твое, ты ведь еще не успел отвыкнуть? – смеешься, словно и не ты только что со второго этажа шагнула, словно все это вообще вам приснилось, а на самом деле так вот и валялись пару дней. И знаешь, это маленькая такая компенсация ее игра на твоих нервах, за год тишины, за бездействие, которое грызет похлеще всего остального. Это ведь даже не равноценно, ну и что, да тоже “мучился”, так и разорвал бы чертов круг, а все остальное попытки оправдать себя. Радуйся, Фанни не злится, в тот момент, когда возвращает колечко на место, сама одевает, вот туда откуда несколькими мгновениями раньше стал. Цени, в отличие от некоторых она способна придержать язык за зубами и не вывести на новый раунд, потому что итак – тепло, потому что вполне достаточно иногда вот так просто прижаться и рассматривать, не отводя взгляда ни на мгновение, просто всматриваться.

+1

10

Ты думаешь, мы находим их в одном месте? Правда, ты действительно так думаешь? Без шуток, ты серьёзно, так думаешь? Да ни хрен ты не думаешь! Слышишь, ни хрена, ни на йоту ты не думаешь, какого вообще ты прыгнула головой в низ, нет, ты определенно не думаешь, ни грамма, в этой, твоей голове, явно отсутствует инстинкт самосохранения, и это возможно, подчёркиваю возможно, иногда и не так плохо, (чуешь разницу между "не плохо" и "хорошо", чуешь?) но твою же мать, нужно быть слишком отчаянной девчонкой, дабы прыгнуть вниз головой. Ты вообще думала над тем, что будет если я тебя не поймаю? Нет, правда, ты вообще думала? Ни о ком не подумала, ты не подумала о себе, а если бы ты осталась инвалидом, представляешь быть пригвожденной к креслу, ты бы смогла? Скажи мне, ласточка моя, смогла бы циркачка, акробатка жить дальше без всего этого? Только представь, на мгновение, а мне, каково было бы мне? Нет, я о другом, а я? Я бы простил себе, что я тебя не поймал? А простил бы я себя за то, первое твоё слабо? Знаешь, мы все на этом острове обладаем каким-то даром, некоторые даже двумя и тремя, но никто не застрахован, слышишь? Никто не застрахован от инвалидного кресла и от смерти. И может ли хоть кто-то из нас дать сто процентной гарантии, что всё можно поправить? Сомневаюсь, нет, ты определенно дурочка. И даже сейчас, даже сейчас, Фанни ты несешь такую чушь, такую околесицу, нет, ну с тобой совершенно нельзя поговорить серьёзно, ты же переиначишь всё на свой лад, ты совершенно оторванная и анти социальная особа, ты опасна для общество, скажу тебе по секрету. И ещё одно, только это точно никому не говори, хорошо, да? Так вот… я такой же.…  Но ты всё равно несёшь чушь и бредятину, ну какое тело, ну что значит закопать и "слишком много напрягаться"? Ох, Фанни, ты маленькая девочка, и это ужасно, никогда не меняйся! Я смеюсь в ответ, смеюсь так громко и заливисто, такими темпами и таким смехом пожалуй можно разбудить соседей, ну если бы они были, всё-таки сад и роща не такая уж и маленькая, хотя ночью и слышно лучше, но всё равно, пусть бы. Я всё равно продолжаю смеяться своим заливистым громким смехом, и мне совершенно всё равно, что смех мой скорее не здоровый и такой смех, это смех человека который накурился травки сверх меры, честное слово, у меня сейчас должно быть самый дебильных смех, да и глаза должно быть блестят радостью…  - Дурочка ты, честное слово, ну натуральная дурочка. – Это вырвалось у меня само собой, я даже сам не ожидал что скажу это вслух, да и ещё с такой лаской и нежностью, честное слово, я не ожидал этого, оно как-то само сорвалось с языка, а это всё ты со своим смехом, это всё ты. Ты виновата, что это сорвалось, ты и только ты! Ещё бы тебе не быть виноватой. Это ты тут лежишь сейчас на мне, это тебя я обнимаю крепко и отпускать не желаю, это из-за тебя мне не холодно при такой-то погоде, это всё из-за тебя, вечно ты придёшь и поставишь всё верх ногами, тьма тебя побери, вечно всё сделаешь по своему, я даже этого не замечу сразу, ну и лиса же ты Фанни, какая же ты лиса! – Поймал. – Говорю я тебе твёрдым и уверенным голосом, таким голосом можно приходить к королю и со спокойным выражением лица, кинув под ноги ему какой-то мешок с чьей-то головой, как бы, между прочим, и одновременно очень важно отрапортовать  - «я убил дракона». Ну и зачем ты это делаешь? Зачаем ты смотришь на меня пристальным, не мигающим взглядом, мне же невыносимо тяжело смотреть в твои глаза, я же такой трус и всего боюсь. И потом, тут нет ничего, ни картин, ни стен, да и дело не в этом, даже если бы были, я ведь не смог бы убрать взгляда, куда бы я его, интересно убрал? Куда можно отвести свой взгляд, когда находишься с Ней очень близко? Да ни куда нельзя, остается только собирать всё своё мужество и смотреть на неё, остается только выдерживать этот взгляд, держать удар. Но я не могу, не могу, я слишком сильно боюсь, что ты прочитаешь там, то чего тебе ну никак нельзя прочитать, нельзя и всё тут, но что я так хочу тебе сказать. Нет, всё, не могу больше, строю страшную рожицу, рычу как тигр и прислоняюсь лбом к твоему плечу, перевожу всё в шутку, забаву, потеху и игру. Словом увиливаю от взгляда твоих прекрасных глаз, как только умею и могу. Нет, ну не могу я смотреть, пойми ты, я слишком всего боюсь, ну как же ты не понимаешь, что эти слова, которые я тебе никогда не скажу, я всё же когда-то должен сказать сам, и я очень боюсь, что ты прочтёшь их сейчас там, в моих глазах, они ведь самые настоящие предатели. Не были предателями, если бы не блестели по-особенному и не посылали тебе тайные, незримые импульсы, и не кричали бы так ярко и открыто SOS. Говорю же, ну натуральные предатели. Смеюсь, прячу взгляд, смотрю в бок, любуюсь тобой, рассматриваю звёзды, главное не встречаться с тобой глазами. – Не успел. – И не собирался, именно поэтому я с таким любопытным взглядом смотрел на то, как ты отстёгивала браслет, как снимала с него это кольцо. Именно поэтому я смотрю теперь таким завораживающим взглядом на то, как ты одеваешь мне кольцо на безымянный палец. Боже, я совсем не создан для семейной жизни, из меня выйдет самый непослушный, самый пьющий и гулящий муж, а отец и того хуже. Но, Фанни, ты не представляешь, что я испытал в тот миг, когда ты надевала мне кольцо. Всё моё существование и естество, весь "Я" вытянулся и натянулся струной, где-то там, внутри, где-то там, где сердце и душа, вот где-то там, всё затрепетало, а сердце наоборот сжалось. И хорошо, что я смог это сделать, прикусить свой язык, причём буквально, больно, зато действенно. В противном случае я бы точно сказал тебе тихое, но чуткое – «да». Клянусь, не прикуси я язык, я бы сказал тебе это. А потом, потом я бы впился в твои губы жадным и голодным поцелуем, сорвал бы с тебя платье и овладел тобой так нежно и ласково, клянусь, если бы я не прикусил язык, всё это я бы сделал на одних чувствах и эмоциях, причём сознательно-бессознательных. Проще говоря, я бы отдавал отчёт своим действием, но хрена с два я бы остановился и прекратил, хрена с два!
Я молчу, я просто не знаю что говорить, ну совершенно не знаю, к тому же, я ещё немного во хмелю от твоего поступка, надеть самой мне кольцо на безымянный палец. Нет, я же говорил, ты совершенно не думаешь, ты как самая большая бабочка, которая живёт один день. Я и не двигаюсь, я не знаю почему и зачем, но я замер в этой позе, я продолжаю тебя обнимать, продолжаю греть и греться, я продолжа… Мне очень неловко молчать, я чувствую себя одновременно и не в своей тарелки и одновременно что вот оно, именно вот так вот, это и есть мой дом. Скажу сейчас ну просто величайшую графоманскую фразу, но мне кажется, что это и есть моя жизнь. Эй, скульптор, замуруй нас навсегда! Ой, опять, опять я говорю нас… Фаннни, ты дурно на меня влияешь, слишком дурно, чересчур дурно, ты самая главная виновница, да будет так всегда…
- Значит теперь я снова на коне. – Говорю я спокойным тоном, говорю так, потому, что… По правде говоря, мне не хочется ничего менять, не хочется вставать, не хочется тебя отпускать, я совершенно не спешу играть. Но это молчание, оно мучительно для меня, в этом молчании рядом с тобой, я слишком много начинаю думать о тебе. Много и не правильно, я думаю о тебе как-то иначе, в другом свете и ракурсе, и даже, прости, позе.… Но первые два и последние никак не сочетаются, это так, для прояснения...

+1

11

— У тебя доброе сердце.
— Отдай его тому, кому не все равно? ©

Знаешь, как легко жить вот так вот – ни в чем не сомневаясь? Точно зная, что бы ты не сделала, делаешь это в полном согласии с собой и даже если, какой-то поступок он закончится плачевно, все равно жалеть не доведется. Останешься инвалидом, попросишь не поймать, а толкнуть, для того чтобы еще раз, теперь уже последний ощутить полет. Нет, ну никто ведь не думает о том, чтобы закончить эту игру, по крайней мере в этом Фанни совсем не сомневается, она будет длиться вечно, только вечность игры и людей это разные вещи. Она пришла к ним в гости, надолго ли неизвестно, может до конца дней одного из них, а может кто-то и рискнет разорвать этот круг, кто угадает-то? Просто жизнь игры на этом не закончится, рано или поздно где-то там в мире, найдется очередной глупец, который скрывая волнения, нетерпеливо скажет “а слабо” и вновь она пойдет, вновь получит свои крылья. И будет эйфория, и будет адреналин и будут задания, сначала невинные и с каждым шагом все более и более жесткие, а сколько это будет длиться? Да всегда, до тех пор пока существуют на этой планете люди. Это только кажется, что остановиться легко, что можно замереть на краю ненадолго и вновь вернуться обратно, не сделать решающий прыжок. Только, это еще страшнее, еще страшнее нежели прыгнуть – не суметь сделать чего-то. Может это страх перфекциониста, но хотя бы раз в жизни он касается каждого…и Фанни было страшно, страшно не обсчитать, не коснуться земли, а не рискнуть, именно поэтому отсчеты, именно поэтому шаг за шагом ломаешь себя, для того чтобы – сделать и никогда не жалеть. Это о несовершенном жалеется. Хотя, как знать, может где-то в самом начале своей теории, в аксиомах еще были допущены ошибки?
Ты смеешь и он вторит, нет вы не сумасшедшие, наверное, этот мир достаточно безумен, для того, чтобы такие как вы стали нормой. Что он там горит, дурочка? Ну да, действительно. Пойти за своим хочу, сделать шаг в пустоту, точно зная – поймает, это конечно дурость, а вот рассчитывать каждый шаг в жизни, не допускать возможостей экспромта, выйти замуж ровно в двадцать два, для того чтобы к тридцать стать матерью твоих детей самое разумное, что только может быть сделано. Вот уж нет, знаете ли, но ты же не скажешь, не начнешь объяснять, что творится в твоей голове, да к тому же… Слушать можно не только слова, можно прислушиваться к интонациям, она дает куда как больше понять, так что остается только улыбаться, давя смех, только вглядываться внимательно и старательно отгонять прочь попытки разобраться, где же граница игры и жизни. –Конечно поймал, разве допустил бы, – качаешь головой и уничтожаешь практически мгновенно все, что произнесла, –такое окончание. Ну конечно, о чем еще может думать Фанни? О том, что он просто не смог бы вот так проиграть, спустя год, после того как ты прошла задание, нет…это не для таких как он, не для таких как ты сама. Не смог бы, конечно же не смог и это еще одна причина, по которой было так легко отдаться силе притяжения. Ну конечно, разве он вообще способен на чем-то сфокусироваться? Лбом к плечу, звезды в облаках, да и газон, разумеется, даже он окажется куда как более притягательным. Досадно, но это так чуть-чуть, с этим вполне можно жить, если не заострять внимания. В конечном итоге, ничего ведь это не меняет ни в твоей жизни, ни в его, это не было ни разу поставлено условием. Улыбаешься, ну конечно вот оно, как ты раньше-то не догадалась, как не досмотрела, почему это не заглянуло в твою головушку раньше? Ты ведь уже знаешь и знаешь наверняка, что произойдет в тот миг, когда безделушка вновь окажется в твоем распоряжении. Но до этого еще надо дожить, нужно еще справиться со своим заданием.
–Как влитое, – смеешься, да еще бросаешь в вдогонку, ничего особенно не значащее, –Окольцован. Факт, а главное добровольно, безо всякого принуждения и со своими обязательствами. Ну что, тебе все еще не стало плохо? Всего один ничего толком не значащий жест для Фанни и столько переживаний на лице Луи. Боишься и правильно, если за себя нисколько не опасаться, получится еще одна Фанни, а на кой черт миру подобные перегрузки? Так что лучше опасайся, цени собственную шкурку, береги чужую, до тех пор пока она еще способна тебя забавлять. Вздыхаешь как-то так внезапно, –Девушек, не пугает? Ну конечно, только вот не надо даже мысль допускать о том, что Мэй не заметила, где именно ты носишь эту безделушку, и то, что она до сих пор молчала – совершенно не значит, что девица решила оставить этот вопрос в покое. Ты отводишь глаза, не позволяя ей видеть желанное, она мстит, конечно же мстит по своему беззаботно, но тем не менее. Но только вот как-то даже и не смешно вовсе самой, что загоняешь в очередную неловкость. И нет, ну конечно же ты не пожалеешь о том, что произнесла. Только сейчас задумываешься, с чего это он вообще вздумал его на виду таскать, почему не убрал в карман или в крайнем случае на веревочку не повесил, ну так для общей надежности чтобы не потерялось. А еще, ты ведь заметила след, отпечаток, его не вчера напялили, не неделю назад. Весь год? Неужели весь этот чертов год, Лу таскал его повсюду с собой, да пусть бы даже руки из кармана не доставал, но ведь носил, получается что так? Где ответы? Нет ответов, интересно это казалось ему частью игры, или есть какая-то другая причина? А еще знаете, прямо вот обидно становится, у него хотя бы что-то было, маленькое незаметное чужому взгляду колечко, что все равно так тесно связывало вас, а у тебя, Фанни ведь ничего не было. Уходя, ты не взяла вообще ничего, не желая размениваться на сентиментальность, не зная тогда еще результата. Вот вообще ничего, свои-то вещи не стала собирать, хотя…это уже скорее потому что никогда не задумывалась о том, что они могут понадобиться. Обидно, но не винить же за это всех и вся, можно взглянуть и с другой стороны, это его оно терзало весь год, не позволяя забыть о причине затишья, это ему мозолило глаза, лишний раз напоминая – сам виноват.
–Эээ, нет, – толкаешь его легонько ладонями в грудь, выпрямляешься-вытягиваешься, не слезаешь, ну нет конечно, это глупая наивная надежда на то что от Мэй можно так легко отделаться. Это просто смена положения, ну лежала на нем какое-то время, а теперь вот с его легкой подсказки садишься, но право слово, не на землю же? Она холодная, –На коне останусь я, а у тебя просто право хода. Смеешься, разглядывая этого распростертого на землю мужчину, или мальчишку, да кто его разберет, ты все равно не желаешь копаться во всех этих условностях. Где мужчины, там и мальчишки, а еще точнее – они на веки вечные останутся одним целым, так зачем же рапыляться, пытаясь выявить, где одно, а где другое. Осеняет, не правда ли? А что если и с вами на самом деле точно так же. Жизнь игра и они срослись, так что все равно никогда уже не расцепить – не разорвать. Так может и оставить все как есть, а там…будь что будет?
–Тут ужасно, отвратительно… – даже не улыбаешься, только ладонями ему в плечи уперлась и говоришь. Если бы только могла, заставила бы смотреть, смогла бы не позволить отвести взгляд, но разве можно помочь слепому увидеть радугу? Ты не волшебница и даже не учишься этому, а потому все что остается – нести чушь, привлекая к себе внимания, хотя бы ненадолго, ну хоть чуть-чуть, вот прямо как сейчас, когда каждое слово проговаривается так звонко и слышится так отчетливо, –Холодно. А вы о чем подумали, что она действительно удумала сказать какую-то гадость этому человеку? Ну нет же, ну конечно же нет, она бы не поступила так с Лу, по крайней мере, когда право хода – у него. Опираешься ладонями о его плечи, дополнительная точка опоры в тот момент, когда ты начинаешь поднимать. Смешно Фанни, ну конечно же смешно, так дети встают, сначала находят точку опоры руками и лишь, когда наконец выпряли ноги, отталкиваются от нее, позволяя себе распрямиться. –И я соскучилась…по дому, – улыбаешься, разглядывая мужчину того, что все еще лежит там толи в ногах, толи у ног – этому особенного значения ведь все равно не будешь придавать, чай не сам туда заполз, –Идем, пока не околели, идем…

+1

12

Допустил бы я такое окончание? Такое окончание игры? Ты ведь это хотел сказать, правда, Фанни, ты ведь это имела виду? Ну, конечно, дорогая Фанни, я бы конечно не допустил такое окончание игры. Как ты могла подумать, что я допущу такое окончание? Я тебе больше скажу, я бы вообще не допустил никакого окончания игры. Я не хочу окончания игры, вот совсем, совсем не хочу. Эта игра однажды ворвалась в дом вместе с тобой, она ворвалась так неожиданно, нежданно, не звано, но так неудержимо. Ворвалась стремительно, точно бурный поток реки, точно лава, точно гром следи ясного неба. Она ворвалась вместе с тобой, Фанни, конечно же, я бы не допустил ни «такого» окончания, ни какого либо другого. Да, мать твою, мне на гхр не нужна эта игра, без тебя! Только я не скажу тебе об этом, но это я уже говорил, но я буду говорить это часто, я же трус, привыкай. Улыбаюсь, улыбаюсь, тепло и радостно, улыбаюсь этой ночи, тебе и твоем возвращению, слышишь? Твоему возвращению, мать твою, а не какой-то там игре слабо. Да, эта самая лучшая игра в которую я когда либо играл, но без тебя, он «какая-то». Поворачиваю свою ладонь тыльной стороной к себе, улыбаюсь и смеюсь, растопыриваю пальцы, свожу их вместе, любуюсь кольцом, смеюсь над твоими словами. А ведь и правда, окольцован, причём заметь, сдался на милость твою, как победителя, без боя, громка и сопротивления, наверное если ты предложишь мне петлю и мыло, я наверное и это приму, не знаю. И мне совершенно всё равно, коряво ли сидит оно, или как влитое. И сидит ли вообще, а может, болтается на пальце, мне совершенно всё равно. Мне так же всё равно, что я не стану хорошим мужем, правильным отцом, мне всё равно,… Что ты не станешь, матерю моих детей, и что мы никогда не произнесём «да», да. Это мне совершенно без различно. Главное будь со мной, это всё что нужно мне, просто будь рядом, не нужно статусов и штампов в паспорте, на кой хрен они? Что они меняют? Я никогда не понимал и до сих пор не понимаю, зачем люди выходят замуж и женятся, ну что от этого поменяется? Хотя… конечно, он теперь может ходить в рваных носках, а она его вечно пилить, сплошная романтика, не правда ли? Нет, я не понимал и никогда не пойму, что такого в этих кольцах… Но сейчас, я чувствую какую-то теплоту, уют, и пожалуй флёр нежности и ласки. Да именно так, это не кольцо виновато, это ты, ты его одела на меня и сказала окольцован. Ты не удивляйся, что я посмеялся над этими твоими высказываниями, хотя я понимаю, это ты в шутку, не в серьёз, да я бы и не хотел, дабы это всё было в за правду, ну совершенно не хотел бы. Просто на мгновение стало тепло и уютно, как у тёплого камина в небольшой гостиной, когда за окном гроза и метель, а мы вдвоём, мы помолвлены уже давно. Больше того, нам обоим уже как минимум лет пятьдесят, но ни страсть, ни нежность, ни тем более любовь, ничего не угасла. Мы сидим в разных креслах, но кресла так близко, что я могу держать тебя за руку и я держу, и нам просто хорошо. Да, именно это я почувствовал, но именно по этому я смеюсь, не нужно тебе видеть моих глаз, и я ничего не хочу говорить, боюсь. Боюсь, что мои интонации, мои нотки, те самые которые меж строк, я боюсь, ты услышишь их.
Ну вот тебе и «здрасти», ну вот тебе и ещё один укол, Фанни за что? Фанни, какого хрена? Фанни мне больно, не приятно и противно, ты разве не видишь? Ну хватит, девочка, хватить мучить меня, ну за что ты втыкаешь иголки в моё сердце, это же не подушечка для иголок. Или ты не знаешь? Не знаю, следила ли ты за мной или моим домом издалека, не знаю, я тебя не видел ни разу за  прошедший год, но дорогая, разве ты не видела, что ничего не изменилось? Разве в моём доме не витает этот флёр? Этот флёр тоски.… По тебе, ласточка моя, по тебе. Или ты не почувствовала, что в доме пахнет алкоголем и красками, и уж точно никак, не женщиной? Ладно, ладно, может быть, ты ничего этого не заметила и ничего не знала, ладно, ладно. Но, блять, больно. И ещё, я не знаю, что тебе ответить, ну совершенно не знаю. Честно говоря, хочется ответить так же колко, ну или хотя бы достойно, не очень мне хочется открывать правды, а потом слушать твой смех и твои слова, да, да, те самые, мол, выдумал и нафантазировал, мол глупенький, нет, не хочу! – Девушек только привлекают мужчины в браке, для них это знак качества, ты разве не знала? – Улыбаюсь и тихонечко смеюсь. Я рад, что не сказал ничего конкретного и ничего холодного и резкого, но и не показался тебе лузером, отличный туманный ответ, который можно трактовать по-разному. И я не знаю, как его истолкуешь ты, главное, что среди всех вариантов есть тот, который не делает меня мальчиком, но и не делает бабником и повесой в твоих глазах. Хотя я такой да, но ты может, и не знаешь, но ты круто повернула мой жизнь, ладно, я повторяюсь, но это приятно повторять себе, особенно когда не можешь сказать тому, кому эти слова адресованы, такие вот дела, милая…
Ну вот, вот же! Вот она, моя любимая и прежняя и надеюсь настоящая Фанни, беспечная, озорная и  игривая и непосредственная, словном, настоящая ты. Я сказал, что я надеюсь? Но я соврал, я более чем уверен, что ты именно такая. Ведь в первые мгновения ты была именно такой, а человек впервые моменты знакомства ещё не знает какую маску одеть, поэтому и остается ещё собой. Правда по этой теории, я получается пьяница, хех, веселенькое дело, ну да ладно, если это правда, и ты это такая вот ты, по пусть бы я выпивоха, мне плевать, надеюсь, на это тебе тоже плевать.
Ах, как ты прекрасно уселась, как ты сидишь, прямо у меня на бёдрах. Ласточка моя, хорошо, что я в джинсах, эти джинсы неплохо стягивают, ты ничего не почувствуешь, это хорошо, иначе.… Иначе бы, ты бы узнала, почувствовала, а вдруг решила, что я извращенец, хотя так и есть, но пожалуй тебе ещё рано знать об этом, вдруг испугаешься и убежишь, и какой же повод мне тогда искать? Да и нужен ли будет тебе, мой повод, возможно, совсем нет, точно так же, как и я сам. Но ты сиди, не уходи, мне приятно, на душе приятно, продолжай сидеть. – На коне ты останешься, а ход переходит мне и только? – Говорю игриво, я думаю игриво можно, мы же играем, шутим и забавляемся. – Ах, какая несусветная наглость – говорю я театрально, ещё и глаза картинно закатываю, мне вообще иногда кажется, что во мне актёр погиб, ну точнее спился.… Хотя я иногда и думаю, что и пою я вполне, хотя же знаю, что более чем отвратно, кстати жаль. Жаль, что ужасно пою и не умею ни на чём играть, очень бы хотелось спеть для тебя, в песне я бы рассказал, о чём молчу. Спел бы лирику, просто так, захотелось мол, мол красивая, но ты бы поняла, уверен, поняла, ну а потом… будь, что будет. А вот просто так сказать я не могу, прости… - В нём ничего не изменилось – говорю между прочим, вроде бы как намекая, что я всё такой же транжира и мот и всё так же выпиваю, хотя на самом деле имею виду, что ни чего не изменилось во мне самом, я всё так же испытываю к тебе, то самое чувство, которое я ещё и сам не знаю, как назвать, но это может и не важно, а? Не знаю, да, определенно жаль, что я не умею петь.  Улыбаюсь, в подтверждения, ну для убеждения, что я про дом говори, что я  такой же выпивоха и иногда кутила. Прости, не могу тебя обнять, и согреть, прости, а очень хочу. Прости, даже если тебе безразлично и всё равно, прости. – Да, пожалуй пойдём, в дом, я кажется, что-то придумал – говорю я, тоном заговорщика, резко поднимаюсь, обнимаю тебя, как сообщника которому хочу что-то сказать важное, но что бы ну совсем никто не услышал. Ура, какой хороший повод обнять тебя и прижать к тебе, спасибо ему, давай не спешить, я не спешу, делаю вид, что мне интересно гулять по ночному саду. Давай пойдём медленно, очень медленно, прошу тебя, не спеши, сад же так прекрасен этой ночью, ведь я могу идти рядом и обнимать тебя, пусть я  ехидно улыбаюсь, мне хорошо, мне безумно прекрасно, почаще бы так…

+1

13

Спаси меня... прошу тебя. ©

Да, пожалуй это воистину бесконечная история. Никто не остановится, никто не притормозит, обида окажется проглоченной, а не забытой, а потому обязательно всплывет. Многократно усиленная, отшлифованная, а потому еще более яркая и явная. Ну либо, либо все пойдет той же песенкой, что и сейчас. Ни один не сможет даже на время пригасить ее, отвечая мгновенно. Черт, Фанни, как думаешь, какая тропинка окажется менее зыбкой, да собственно по какой из них ты собираешься идти сейчас? Когда улыбаешься, выслушивая его ответ? Что в голове твой творится Фанни, ты выше грязи, выше этого или наоборот, тут же возникает желание упасть на самое дно. Они не трогают тебя, никогда не трогали его любовницы, хотя нет, не так даже его девицы, но знать..знать о том, как же гадко просто затрагивать все это – не дано никому. Это…ну вот словно – не видела, а значит и не было. Да к тому же, ничего конкретного он не произносит, так вскользь, ни о чем, а ты ведь не будешь додумывать? Да и дом…этот дом пахнет затхлостью, он ничем не выдает хозяина, в нем нет, не существует этого легкого флера женщин… того, что всегда витал рядом, того с которым ты практически научилась жить. –Не сталкивалась, не встречала, – качаешь головой, –Руки, последнее на что обращаешь внимание. Есть оно, нет его, да и снять – это ведь несложно. О чем ты? Ах да, о полумраке, что всегда царствует в барах, о том, что никогда не обращаешь внимания на то - кому вообще принадлежит собеседник. Они же не чья-то собственность, а потому в конечном итоге сами решают. Чьи-то, не чьи…вот такая вот странная арифметика, когда посчитать ничего невозможно. Да ты и не способна, в этом есть определенная прелесть, в этом есть свои проблемы.
–Да только ход и не надейся даже получить что-то еще, – Смеешься, сама, не осознавая, о чем именно ты говоришь. Просто потому что ты не знаешь, что может подразумеваться в этом “еще” или не желаешь знать. Тонкие такие грани, а все равно достаточно плотные, для того чтобы не позволить дойти до лишнего. -Несусветная наглость – отказывать страждущему в тепле, – толи дразнишь, толи мыслишь, кто теперь разберется в какой момент времени, чем именно ты занимаешься. Да кому вообще придет в голову разбираться? Смеешься, ну вот надо же вернулась и все возвращается на круги своя. Не уходить бы, никуда не уходить, но это невозможно, остаться бы, да кто знает, что ему следующим в голову всбредет. С каким спокойствием, с какой уверенностью было сказано его последнее слабо, это только ты до сих пор помнишь, как сложно было улыбаться этому сверкающему ножичку, плотно погружающемуся в плоть. Он и думать забыл, наверняка – вот об этом точно думать забыл, да и Фанни, ну вот право слово и она была бы счастлива, перестать обращаться к этому мгновению даже в мыслях, но прошлое – оно такое капризное. Тут не выйдет забыть то, что не хочешь помнить и даже не забывать то, к чему мечтаешь всегда возвращаться хотя бы мысленно. Зато ты знаешь, знаешь точно, о чем будет это следующее условие от тебя. Главное дотерпеть, донести – не передумать по дороге, когда он выскажет свое, когда на тебя упадет ноша следующего хода. Интересно когда кстати? Разглядываешь, пытаешься уловить хотя бы намек, в какой момент он продолжит, невозможно ведь тянуть вечно? Черт, дурочка, да какая же вечность вряд ли и час прошел с того момента, когда ты вернулась.
–Совсем? – уточняешь как бы между прочим, это кошки по душе скрести начали. Это они молчаливые, но столь красноречивые спутницы опустошения. Ничего не изменилось ну надо же, что ты есть, что нет тебя, в мире ничего не меняется. Ни тайфун, ни буря – ровным счетом вообще ничего, горько-горько, словно полынь весь день жевала. Да какой к черту мир, даже в одном единственном месте, в которое тебя запретили возвращаться и то ничего не изменилось. Обидно, но ты ведь сильная девочка, правда сильная, спрячь обиду, за этим бестолковым вопросом, убеди себя, что просто нету на нее права никакого. И ты знала, знала об этом, когда уходила, знала и когда собиралась или не собиралась вернуться. Так какого же черта так горько, почему опять болит что-то. Нет, ну чем заслужила? В какой момент, ты так сильно насолила госпоже фортуне, что она не то что отвернулась, предпочла убежать как можно дальше. Держись девочка, за улыбкой слезы прячутся надежнее всего, за смехом так легко скрывается разочарование. Только кошки, кошки скребут коготками боль вызывая, но они успокоятся, уйдут опять гулять куда-нибудь и это тоже утихнет. И слышишь, Фанни – не смей, никогда не смей даже малейшую вероятность оставлять на то, что рядом с кем-то можно и просто пойти на поводу вот у этого тоскливого настроения. Это не для тебя, это для тех кукол, что способны даже с воспаленными от слез глазами оставаться такими же, как и до этого. А ты так не умеешь Фанни, не умеешь делать это красиво, а потому не стоит и пытаться. Непозволительная роскошь, интересно это, потому что ты уверена, что это безобразно? Что это словно попытка манипулировать собеседником, или потому что все равно не поймут, не смогут осознать из-за чего? Но как же, черт как же обидно, противно от этого “ничего”. И знаешь, тебе лучше исправить оплошность, немедленно исправить, пока еще желание дотянуться до ветки и испариться там, за забором не обозначилось явно, пока Фанни еще просто не поняла, о чем просит, умоляет душа. И сердце бьется, пропуская такты, холодно, как же холодно, даже дрожать сил уже нет. Но это временно, все это в жизни временно. Прокручиваешь, перебираешь – может ты просто не так его поняла, ну ведь любое слово может быть истолковано совершено по разному. Так вдруг, вдруг ты просто не увидела чего-то не прочитала? Нет, тут сознание помогать отказывается, вот оно – за что зацепилось, то и получила ты на выходе.
Рядом ну надо же, он соизволил оторваться от земли, для того чтобы сообщить что-то важное. -И что придумал? - давишься, ты всегда будешь подобные эмоции подавлять, не для тебя придуманы. Ты бы даже если очень-очень сейчас захотела не смогла бы их продемонстрировать и дело даже не в доверии. Помнишь? “Мне хочется плакать, а я веселюсь…я прячу за смехом смертельную грусть. Рисую улыбку, шучу без конца…” и не надо упрекать никого в том, что это маски – ложь. Мэй просто не смогла бы никогда прожить под чьей-то чужой маской, под чужой личиной. Просто некоторые вещи навеки утеряны, просто даже сквозь боль, подвернутой лодыжки ты должна улыбаться. Они смотрят – они зрители и только благодаря им твой цирк еще живет. Года могут пройти, измениться обстоятельства, но память…память об арене никуда не денется. И ты улыбаешься, разглядывая Лу, оставив безнадежную по сути своей попытку увидеть. Он не посмотрит, из-за страха ли, из-за того что скрывает что-то, этого тебе узнать не дано, он ведь не скажет, а ты с эмпатами ничего общего не имеешь. Обнимает, только почему-то теплее не становится, вот ни на йоту. Как-то бессознательно совершенно выскальзываешь из его рук, да воздух холоден и именно это позволяет наконец ощутить разницу, надо же хоть что-то. Взгляд по деревьям, оглядываешь, взвешивая ли, решая ли. Нет-нет-нет, невозможно, да ты просто не смогла сейчас, сколько бы этот вкус полыни не преследовал, все равно не смогла бы. Рано, слишком рано, слишком мало времени, для того чтобы осилить этот уход, он не спешит, хотя явно ведь не понимает, почему ты вдруг оказалась впереди. Улыбаешься, конечно улыбаешься и все равно торопишь. Прочь-прочь в дом скользнуть, в спасительные тени, в темноту, пока не стало невыносимо. Надо же действительно, интерьер не поменялся, так может, ты об это говорил нет? Не подчиняется, не верит…одно маленькое слово “ничего” и как же трудно теперь просто дышать. Забиться в дальний угол дивана забиться, устроиться, поджав под себя ноги. Ты здесь, а он…да пусть хотя бы свое задание озвучит.

+1

14

Ну-ка постой, стой, ну постой же, я тебя прошу! Ну, вот куда ты так спешишь, Фанни, у тебя, что дети не кормлены или пожар, какой случился? Нет, ничего же такого нет. Так куда ты спешишь, дорогая и милая Фанни, куда? Разве ты не замечаешь красоты этого сада? Пусть бы ночь, пусть вся красота не раскрывается, но зато скрытая красота, наоборот же представляется во всей красе, обнажив себя, как натурщица перед художником. Разве ты не замечаешь, вот прямо сейчас, в этот миг, ночной сад особенно прекрасен и наполнен сказочным чудом, таким чудом из далёкого прошлого, из детства, когда мы бегали по садам, стройкам и лесам и дерево легко превращалась в самого страшного врага, а камень в хранилище древних тайн и знаний, а обычная палка в самое грозное оружие, а ты становился великим воином, богатырем, или из дикого племени, а может быть индейцем, ну или шиноби, это уже зависело от твоей фантазии и твоего желания. Ну, разве ты не замечаешь всего этого? Да и пусть бы, не замечай, не нужно. Прошу тебя, пойми и заметить меня. Заметь мой жест, я же обнимаю тебя, ну разве ты не замечаешь? Не верю, не бывает так! Куда подевалось твоё женское чутьё? Или женская интуиция, или ещё какое-то истинно сакральное женское чувство. Оно всегда выскакивает, даже выстреливает так некстати, а сейчас что? Особый случай, или пороху нет, или что? Нет, нет, всё это суета и неправда, нет, нет. Ты не можешь не замечать, не бывает, не верю, не хочу верить. Хотя…знаешь. Лучше я буду считать, что ты просто не способна на такое, ты же особая женщина, ты же у нас не от мира сего. Да, лучше я буду считать так, это определенно лучшем, чем согласиться с тем, что ты всё прекрасно понимаешь, но ты играешь, для тебя это игра, а сам я тебе ни капельки не нужен. Женщины, кто назвал вас слабым полом? Если вы только пожелаете, весь мир будет у ваших ног, самый свирепый тигр станет ласковым котёнком, самый жестокий тиран заботливым отцом и любящим мужем, самый последний неудачник станет главой самой успешной компании, а скряга миллионер отдаст всё своё состояние в детский приют. Женоненавистник снова станет любит и верить женщинам, циник станет романтиком, а романтик станет циником, в вашей воле совершать удивительные превращение, такая в вас сила сокрыта. Только почему вы ведет себя крайне ужасно, а? Фанни, ну куда ты так спешишь, дурочка ты, Фанни, и зачем тебе нужно в дом, и разве так ужасно неприятны были тебе мои объятия? Может я сам тебе не мил, а в дом ты хочешь лишь потому, что можешь скрыться в своей комнате, хотя ты там и никогда не спала. Фанни, а Фанни? Может, ты вернулась лишь за местью? Может, посчитала, что оборванцу не простительно так обращаться с королевой? Я тебя совсем не понимаю, и иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю, а вся эта твоя чудаковатость лишь маска, пшик и ничего больше. Это даже не горько, это горечь, попробуй понять разницу двух этих слов. – А я и не отказываю – Говорю я, когда мы входим в коридорчик. Обычный коридорчик, небольшой, немного узкий, выполнен в том же стиле. Тот самый коридорчик для выхода в сад, тот же сад на заднем дворе, который ты так любила и надеюсь, любишь. Я намерено тяну время с ответов про «слабо». Я ведь сказал это просто так, в желании найти повод, что бы обнять тебя, прижаться и прогуляться по саду, что бы ты поприставала с вопросами, и мы неспешно пошли в дом. Но ты как всегда переиначила всё по-своему, несносная ты девчонка! Мы идём по коридору, ты чуть впереди спешишь в дом, я немного позади. Я иду неспешно, поскольку не хочу в дом. В доме слишком тихо и мне кажется, что в доме я останусь один на один с тобой, а главное один на один с твоими глазами, и таким прекрасным, но для меня тяжёлым взглядом. Наконец мы попадаем в зал средних размеров, тот самый зал пол которого устелен татами, а вокруг одни перегородки, и если не знать куда идти, или если оказаться тут впервые, можно принять всё это за лабиринт и решить, что выбраться отсюда крайне тяжело, если вообще возможно. Но для тех, кто побывал хотя бы пару раз, всё станет легко и понятно. Одни перегородки это стены, другие это двери в ту или иную комнату, всё просто. Тут я останавливаюсь и улыбаясь говорю – Как видишь, ничего не изменилось, даже этот зал. – улыбаюсь, как придурок, и сам не знаю, на кой я это сказал. Будто и так не видно, что ничего не изменилось. Ну вот, теперь ты решишь, что я придурок который испытывает к тебе что-то большее чем азарт к игре с тобой, но может ты этого не поймёшь, в общем, ладно, будь, что будь, обратно ничего не вернёшь. Наверное, поэтому я и продолжаю нести всякую ахинею. – Не сталкивалась и не обращаешь внимание, как-то не складывается – улыбаюсь ещё более дурацки. – А след от кольца куда деть? – Нет, и какой же бред я несу, причём несу тоном мужа ревнивца, причём я же и вроде как оправдываюсь, нет, ну что за бред, я совсем прекращаюсь в влюблённого мальчишку, и куда пропал пьяница и бабник Луиджи, блять, один сплошной Лулу и только, ну честное слово! – Что-то ещё, будто я прощу чего-то ещё – говорю я, улыбаясь, хотя и говорю я шуточным тоном и слегка посмеиваюсь, сам-то знаю, что говорю это не я, а какой-то мальчишка, влюбленный и ни чего не знающий ещё о жизни и женщинах, но уверенный что знает всё, ну как обычно это бывает со всеми молодыми людьми, которые совсем недавно перешли из возраста «юность» в возраст «молодость».  – А слабо отправиться за мной и помочь мне, не спрашивая куда и в чём? – говорю я, самое первое, что пришло в голову, при этом не имея ни малейшего понятия куда же именно нам предстоит отправиться, и что именно предстоит сделать, но менять уже что-то поздно, ну и хрен с ним! Смотрю внимательно на тебя, но не в твои глаза, изображаю на лице игривое ехидство и зловеще потираю ладони, только разве что не смеюсь, как истинный злодей, но на самом деле и сам ещё ничего не знаю, но обязательно что-то придумаю, пока ты скажешь своё не слабо, а ты его обязательно скажешь, такая уж ты Фанни, отступать не твоя дорога.

Отредактировано Луиджи Вампа (9th Apr 2012 23:38:43)

+1

15

Теперь твой черед! Шевелись!

Да наплевать вот совершенно и на природу вокруг и на что сакура неподалеку растет. Любимое дереве прекрасное, но наплевать, действительно наплевать. Если ты на нее засмотришься сейчас – только он тебя и видел, предпочтешь ее общество, потому что она не пытается играть, с ней не существует недомолвок. Дерево оно ведь и есть дерево – либо растет, либо цветет, либо в зимний сон ушло. Оно честно обо всем говорит, не прячется, е скрывается. Если его подтачивает что-то - гнить начинает, если воды не хватает – сохнуть. Дерево оно искреннее обо всем поведает, ничего не утаит. Черт, погонная привычка у людей недоговаривать недоделывать, неужели нельзя проще? Захотелось – сделай, как минимум. Ладно, все это мелочно, все это лишь попытки отгородиться от существующего в воздухе напряжения. Интересно ты недоглядела, он недоговорил, может упускаешь что-то из виду? Так всегда бывает вот оно у самой поверхности плавает прямо перед твоим носом, дразнится, манить пытается, а ты словно слепец не видишь этого. Туда всматриваешься вдаль, туда где солнце готовится ко сну, где луна занимает свое место. За границами миров, там в конце галактики, только вот, дело в том, что ты при этом не замечаешь того что рядом происходит. Вся концентрация уходит на далеко и недоступное, а здесь – здесь все единым пятном кажется. «Отказываешь, отбираешь и не замечаешь. Только кто это не знал? Ну, тот как минимум догадывался, так что... » Да ладно, сама не знаешь, конкретно и что теперь. Хотя можно на голове стоять, на руках ходить – это все равно никак на ситуации не скажется. Можно чушь нести или делать все, что еще в голову взбредет, за исключением одного, но это просто. Вот сейчас вообще под нос мурлыкать что-то начнешь, все равно он ничего не говорит, а коридор слишком долгий, ну или только, кажется таким. Может это, потому что ты торопишься, а он не хочет заходить внутрь, вот и приходится себя притормаживать. Вот тебе и дорога, он молчит, ты напеваешь мелодию без слов. Только тебе одной и ясно, что она ужасно-ужасно похожа на ту, ту самую зимнюю сказочную, ту под которую ты впервые встала на шар. Никому не раскрыть, никому не поведать, да никто и не спросит и самой рассказывать не хочется. Хочется просто вот так вот толи мурлыча, толи мыча вообще ее выдавать по крупице. Она белоснежная, она чистая, возвышенная что ли, она дает надежду и забирает, забирает куда-то туда в пространство горький привкус. Ты свой лекарь, Фанни, только ты можешь справиться с собственным настроением. Улыбайся, да мурлыч под нос, а захочется напеть, так ты же помнишь ее, от и до, ту самую надежную, самую счастливую, что только есть в этом мире. Мелодию бесконечно счастья… «Цирк – это мир с особыми людьми, и во вселенной нет такой планеты, где столько смелости и любви, и риск – зачем – не требует ответа. » Но ты молчишь, предпочитая вспоминать мелодию и только мелодию. Это слишком много знания сразу, это слишком откровенно, или нет? Это просто объясняет маленький эксцесс, который сегодня уж случился. Да ты дурная, ты же просто не понимаешь, что на некоторый “риск” идти не стоит. Этого не существует ни в голове Фанни, ни в том мире, где она согласна жить. Не задавайся вопросом “зачем”, ты лучше задумайся о том “как”. Ведь если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь да нужно?
–Ну да…пыль, грязь, все как и было, – шутишь, ну конечно шутишь, ты ведь даже не попыталась рукой провести, даже взгляд лишний на обстановку не бросила. К тому же на чем ее тут разглядеть эту самую пыль? Если мелких деталей вокруг нет вообще. Будем честными? Это так, своей разрядки ради. Да чтобы вернуться в мир живых полноценно и надолго. Перестать утопать в прекрасном далеко. И все равно, черт, все равно что домой вернуться… Прислоняешься к стене, да не спиной даже, что вы, ладонями ее касаешься, лбом утыкаешься. Она холодная, твердая, да только все равно как-то особенно приятно рядом. Глаза закрываешь, вслушиваешься внимательно, каждое слово ловишь, интонацию угадать пытаешься. А когда она до тебя доносится, только и остается, что рассмеяться в ответ, –Вяжется, не встречала девушек, для которых это приз желанный, не обращаю внимания на руки, сначала. Смеешься, вольно ли невольно дразнить пытаешься. Вроде пояснение, а вроде оно только больше запутать призвано. –В карман день, пластырем заклей, в краске испачкай, ну что я всему учить должна? – неожиданное веселье, нежданное, а от того еще более желанное. Смеешься, когда наконец от стен отстраняешься, когда вновь становишься рядом с собеседником, словно только что наконец-то с домом поздоровалась и опять совершенно свободна для людей. Ближе-ближе издалека с ним разговаривать не резон, итак сложно понять, что в голове творится, а тут еще все усилия прикладываются, для того чтобы ты никогда ни крупицы оттуда не выведала. Рядом, конечно рядом, достаточно близко, для того чтобы в ответ на это не прошу, нахально самоуверенно по щеке его ладонью провести, да продолжить раздразнивать, –А может и зря не просишь? Только сама дергаешься, опять смеяться начинаешь, –Или ты из тех, что просить не умеют? Ох, шальное веселье, дурное, за собой тащит, да не смотрит как ты по пути людям колкости выкидываешь. Сама сказала, сама дело и поправила, а то еще не дай Бог воспримет продолжением игры, на серьезно ты и надеяться не смеешь. Но да ладно, Фанни, ты ведь слышишь заветное, слышишь и в этот момент, когда слушаешь ничего вокруг не существует. Ну надо же, тянул-тянул да перестал, вот оно его условие звучит да в мыслях отзывается. Странное оно, непонятное даже, можно подумать ты всю жизнь только и занималась тем что вопросы задавала. Разглядываешь его рассматриваешь, ну неужели серьезно решил, что это может оказаться не по силам Мэй, или специально что-то более простое выбирает? Бз вопросов помочь, странный он, хотя может что худое удумал, только разве ж это тебя остановит? Нет, ну нет конечно, хоть в омут с головой, хоть на разгрузки баржи, эта девица ко всему готова.
Ладонями глаза закрываешь, паясничаешь, ну разве спокойно сказать не слабо можно? Нет, конечно же Фанни будет в очередной раз цирк устраивать, вот на арене клоуны например… Вслепую вперед идешь, и хотя в этом помещении, так же как практически в каждом ориентируешься лучше, чем слепец в собственной квартире, тем не менее совершенно специально в единственный объект, что местоположение тут менять может врезаешься. Лбом в плечо, глаза закрыты по прежнему, –Вперед, или может тебе надо подготовиться к этому непростому переходу? Улыбаешься, ладони на него устраиваешь, плеча касаясь, щекой к рукам прислоняешься, –Хотя, подглядывать ты мне не запрещал. Толком ничего не сказано, но ведь это все равно дает совершенно четкое понимание. Условия приняты, условия поняты, игра начинается прямо сейчас, если это было задумано вообще именно как сейчас. А если нет…то в принципе в теории, ты конечно готова подождать и этого туманного “потом”, как знать, может ему в голову опять ударило загадать что-нибудь, что исполнения потребует два года спустя на пример. И не то чтобы даже ждать этого не готова, скорее стараешься не задумываться. Уже радует, что оно не вторит предыдущему… - Опасность, боль здесь – это просто труд, красивый, как картины Рафаэля. Здесь всё без дураков и здесь не врут все силы отдавая не жалея. – Так о чем ты, ах да…об игре, что наверняка закончится плохо, если конечно вообще закончится, о чем? Да о цирке конечно, разве есть способ заставить Мэй не думать о нем, о том, что потеряла и потеряла кстати безвозвратно. У нее нет шанса выбраться отсюда, нет шанса найти тех бродячих артистов, что были семьей, вполне возможно, что нет уже шанса никого из них в живых застать, но это легко, надо только помнить о них, такими как были, да сделать так, чтобы все помнили их науку… –А вот кстати, у Рафаэля…у него были действительно красивые картины? – ну здравствуй, приехали, это так между прочим задано, потому что ты не знаешь его, не знаешь какие работы были им написаны, но интересно ведь, с чем вас сравнивают? А еще, еще ты по прежнему ожидаешь его реакции и какого-либо старта движения, ты ведь уже согласна помочь с чем угодно. Читай между строк, “все силы отдавая, не жалея”….

Отредактировано Фанни Мэй (10th Apr 2012 01:06:17)

+1

16

- В идеале да, у него действительно прекрасные работы.Раз, два, три четыре пять, шесть, семь восемь, девять, десять. Нет, ни гхра не помогает! – Прекрасные пропорции тела и лица и вообще всего человека в целом, гармония цвета и самого рисунка в целом, ничего лишнего, ничего вопиющего и кричащего. - Интересно, до скольких нужно считать, что бы успокоится хотя бы частично? – Мягкие краски, к тому же в своё время он столкнулся с творениями Микеланджело и Леонардо, в общем да, считается гением и одним из великих художников эпохи Возрождения. – И зачем это я несу? На кой ляд тебе это нужно, ты всё равно скорей всего это не запомнишь, это тебе и не нужно, ровным счетом, как и мне. Мне даже больше, я вот тебе всё это рассказываю, а сам думаю и чего я тут распинаюсь, нет, мне без разницы, что тебе это не нужно, и мне совершенно всё равно, запомнишь ты это или нет, если тебе это сейчас интересно я расскажу о Рафаэле, и о других художниках, пожалуйста, сколько угодно. Но не тогда, когда моё испорченное воображение рисует тебя в самых непристойных позах и в самых откровенных картинах. А ты тоже хороша! На кой ляд ты провела по моей щеке, на кой ляд так близко и на кой ляд так заразительно и озорно смеёшься? Я тебе улыбаюсь и продолжаю свой рассказ, только никак не успокоюсь, а всё ты виновата, громова девчонка! – Умер в тридцать семь лет, от сердечного приступа, но мне он не нравиться. – Скажи-ка, ласточка моя! Знаешь ли ты, что я почувствовал, когда ты ко мне прикоснулась? Не думаю, а между тем я почувствовал, как моё сердце сжалось, как оно бешено заколотилось, как во рту пересохло и воздуха в лёгких оказалось совсем мало. Я ощутил ужасно горячий жар от прикосновения, точно само пламя огня прикоснулось ко мне. Слышишь, целое пламя, а не какой-то жалкий огонёк или костёр, слышишь ты, несносная? А потом тепло, когда ты руку убрала и озорно засмеялась, я почувствовал такое нежное и ласковое тепло, почти материнское, я такого не чувствовал уже давно или вовсе не когда, не знаю, не помню, с тобой я вообще путаюсь, ничего не понимаю, даже сам себя. Ну зачем этот смех, он же заводит меня, а эти слова? Ты хотя бы догладываешь, что пока ты их произнесла и они ясно дошли до моего сознания я уже мысленно тебя раздел и овладел тобой прямо здесь и сейчас, вот на этом самом полу на этих жёстких татами, паршивка ты такая, честное слово, ты явно без царя в голове, у тебя там даже не царица, а так… цесаревна, не больше семнадцати лет отроду. А может ты что-то от меня скрываешь, может тебе на самом деле и есть семнадцать? Ну самое большее восемнадцать, я бы заглянул в твой паспорт, да что-то мне подсказывает, что его и нет и никогда не было. – Я слишком испорченный для всей этой эпохи возрождения, я слишком испорчен и меня волнуют и восхищают совсем другие картины. – Говорю я спокойным тоном и на полном серьёзе, не знаю, что на меня нашло, но просто накатила волна. В миг я сделался серьёзным и взрослым, мне вдруг захотелось сказать, что я испытываю к тебе, что я хочу тебя, что вся эта игра только предлог не больше, что без тебя мне игра не нужна, но я вовремя себя отдёрнул, и ничего не сказал, хотя чувство серьёзности меня не покидало, у меня даже взгляд поменялся. Глаза наполнились покоем, зрелостью, словно в миг, каким-то чудом, я набрался вековой мудрости, или по какой-то случайности мне передался образ старика который многое повидал и устал от всего, а большее от всяких игры и интриг. Я сделал попытку прогнать это, засмеялся громко и звонко, но ничего не вышло, смех вышел жутковатым, хорошо хоть я не завыл и на том спасибо. – Да, грязь, пыль и ничего больше. – Я пытался прогнать это, честное слово, но на меня нашло это стремительно и неожиданно, такого ещё никогда не было, я был не подготовлен и тем более не готов, конечно, я сдался, конечно, я поддался, а что ещё было делать? Я ждал, когда это пройдёт, и продолжал говорить. – Да не нужно меня ничему учить, я не малой дитё, и вообще… – Тут я прикусил себе язык очень больно, аж в глазах потемнело, но я очень рад, что не сказал тебе, что вообще-то я сказал про девиц, что бы ты взревновала, а тебе безразлично, что я питаю к тебе особые чувства, но тебе тоже безразлично, и вообще ты мне нужна, а я тебе нет, тебе же нужна только игра, а мне совсем не она, как хорошо, что я этого не сказал, Боже, какой же я дурак и трус, просто ужас какой! Да вперед, хоть сейчас, конечно, конечно мисс «Мне нужна только игра и ничего больше», конечно, конечно, прямо сейчас и отправимся. Да хрена с два тебе! – Нет, подготовка мне не нужна, а вот время нужно, нужен день, иначе не тот эффект. – Говорю я серьёзным тоном и прижимаю тебя к себе, сам не знаю почему, наверное,  опять из-за тебя, нечего было так близко стоять и ладони на плечи и щекой, сама виновата…
Отпустило, отпустило так же резко как и накатило, я в страхе отпустил тебя и даже отскочил, и в желании хоть как-то ретироваться тут же громко, озорно и задорно засмеялся, потом, чуть погодя я добавил – Ты же знаешь, я не прошу, я всегда беру и всё. – Улыбаюсь широко, а у самого сердце ходуном ходит, вот-вот выпрыгнет из груди, в висках бьёт кровь, во рту пересохло, даже в глазах немного потемнело, я совсем не знал что делать. Я слишком странно обнимал тебя, как бы ты чего не подумала или ещё хуже, поняла, нет, нет, нужно срочно исправлять! Вновь смеюсь, даже хохочу, снимаю с себя кольцо и уже сам надеваю тебе его на палец, на безымянный, и повторяю твои же слова – Окольцована, вуаля. - Да, не очень то выходит ретироваться, ладно, идём до конца – А пока что… твой ход, мой ждёт до утра. – Надеюсь это тебя отвлечёт, ну а я пока присяду на татами, громко рассмеюсь и вроде как от смеха завалюсь на татами, уж слишком дурно стоять тут с тобой, помещение закрытое, ты близко, окон нет, никто не увидит, переворачиваюсь на живот и распластавшись, наигранно сонно говорю – Как придумаешь, разбуди. – Слаживаю ладони, ложу себе их под голову, старательно делаю вид, что собираюсь спать, мол, ты долго будешь думать. Возможно, это заставит тебя отвлечься, и ты как-то пропустишь мои объятия, не придашь никакого конкретного значения, закрываю глаза, наиграно громко соплю. Какой же я осёл, трус и совсем мальчишка, по делом мне, по делом!

+2

17

— Но раз мы сделали выбор...
— Пути назад нет.

Пропорции, гармония, да что он вообще несет? Нет, по отдельности ты со всеми этими словами знакома конечно, но вот вместе их употреблять а надеяться на то, что Фанни поймет – глупость несусветная. Ну можно было как-то по проще – природу рисовал или женщин, или еще чего, ну она же не про гармонию спрашивала, неужели не ясно? Краски Микеланджело, Леонардо, путаешь, да имена знакомые, ну да вроде даже рисовали, да может и связаны как-то с возрождением, а кстати с какой радости это эпоха? Опять что-то не то несу, да? Ну сами подумайте, когда читать и писать тебя учит клоун, когда литературу ты проходишь по рассказам факира, а уж о том, чтобы сдавать по истории речи вообще не ведется, ну разве что слонам может? В общем, история искусства явно не оказывается в приоритете, да ты читаешь, но какова вероятность того что в цирке окажется человек увлекающийся художниками? Какова вероятность, что он будет возить с собой книгу о Рафаэле? Мизер не правда ли, а уж учитывая то, что цирк был бродячим и то, что люди в нем с вещами расставились не задумываясь, и вместо энциклопедии предпочитали покупать овес для лошадей, не стоит и надеяться, что Фанни знакома со всеми этими фамилиями больше, нежели с их звучанием. А вот это…это кстати уже понятно вполне – он ему не нравится. Впрочем, что тебе-то до этого? Всего лишь какой-то мертвый мужик, вон…кстати всего десять лет разницы между вами. Ему было тридцать семь, когда он умер, всего лишь или целых? Сложно сказать, только тебе нет до него никакого дела. Ну подумаешь умер, скорее всего где-то в этот момент его наконец и оценили. Ты же читала когда-то слава она обычно навещает посмертно, ну разумеется, разумеется это не касалось никак вашего искусства. Здесь, в твоем мире, где фраза “я родился в опилках” звучала гордо, где можно было кричать, срывая горло “Мой мир – манеж”! Здесь, действовали совершенно иные законы, тут признание получал каждый сорвавший аплодисменты зала, каждый вздох, каждый взгляд был наградой, а ему что? Вот что светит художникам. Дядечки пристально всматривающиеся в картины и несущие что-то об “экспрессии” или может толпы посетителей шатающихся по музеям и любующихся шедеврами просто потому что так надо? Нет, здесь словно места не было для искренности и это было так гадко, противно даже. Вон, Лу опять говорит о том, что слишком испорчен, а тебе остается только смеяться в ответ. Конечно испорчен, сколько лет он старательно разрушал себя и собственную жизнь и сейчас, кстати продолжает, теперь уже и с твоей помощью. Это было бы грустно, но не для тебя Фанни, ты продолжаешь смеяться и слушать его голос. Он слишком серьезен временами и в эти мгновения ты просто не в силах сдерживать волнение, а потому как обычно, как всегда становишься до одури неуклюжей, именно поэтому молчишь и не двигаешься. Именно поэтому предпочитаешь изображать из себя внимательного слушателя, замершего навеки?
И вообще, так что же за чертово вообще, ну вот надо же, отобрали привычку недоговаривать. Фразы обрывать. Верни на место и не смей ее больше трогать, не к лицу она тебе, да и Фанни дразнить не стоит, у нее любопытство может и не на первом месте живет, но некоторые вещи знать хочется – очень. Он несет что-то, вторя твоим же недавним словам, только получается как-то уж слишком наиграно. Да к тому же, неужели он не понимает, что пытается сделать? Ты всего-то на несколько мгновений прикрываешь глаза, а он уже валяется на полу, старательно делая вид, что ничего кроме сна-то сейчас и не интересует. Ну вот, опять обидно, донельзя обидно, а еще, ты знаешь еще эта штука, она болтается на руке. Колечко слишком большое, для того чтобы Фанни могла его точно так же – носить. И это лишний раз напоминает о несоответствии. Не то чтобы всему миру, но тем не менее. Что же ты делаешь не так, милая? Где ошибаешься раз за разом, какой промах допускаешь. Ты молчишь, а он делает вид, что спит. Когда ты подходишь он старательно сопит, надо же, твоя первая ночь в доме, после возвращение, а этому бабуину лишь бы выспаться лишний раз. Да пошел ты, знаешь ли. Не бросаешь безделушку, кладешь рядом с головой, –Это было бы нечестно. Я еще не выполнила задание, только согласилась, – душит, это спокойствие тебя душит. Этот ком в горле вдохнуть лишний раз мешает. Больно, да черт тебя побери, но больно же, а ты и показать не смеешь, –Ты же помнишь правила. Прочь, ну право слово прочь, а то не справишься, с собой не справишь, дурная девица и что в твоей голове происходит. Хотя можно подумать только в твоей, обнимая одной рукой – другой толкай как можно дальше? Черт его знает, действительно ли это именно так звучало, или память подводит, играет. Только неважно, ну вот право слово неважно все это. –Хотя нет, с чего бы помнить, срок такой…и имя забыть можно и лица не вспомнить, – ядовито, жестоко, а иначе никак. Если лишний раз себе о собственном месте в жизни не напомнить можно в мечтах заблудиться, можно сделать какую-нибудь несусветную глупость. К стене уходишь, в угол комнаты забиваешься, до гостиной бы добраться, да разве ж выйдет? Ты боишься, боишься очнуться там и четким осознанием – пора бежать, пока не стало еще больнее, еще сложнее исчезнуть – пора бежать. Вот что ты тогда делать будешь? Выполнишь последнее задание для него, да оставишь записку подле колечка “Забудь, слабо?” Сколько раз в голове прокручивала, столько же раз холодело, сердце останавливалось, делало вид, что это последние твои мгновения. Только знаешь, даже с этим можно справить и когда ты прислоняешься лбом к стене, ты осознаешь это, понимаешь…вариант всего один, так используй его с умом и неважно, будет ли это сальто, полезешь ли ты просто наверх к потолку или в очередной раз перевернешь все с ног на голову.
- Мой мир – манеж! И здесь моё начало, хотя в манеже нет начала и конца. И все мы здесь, у нашего причала и бьются громко в унисон сердца, – Знаешь зачем это? Это надежно, ты всегда ее проговаривала перед тем как выйти туда под свет софитов. И знаешь, это помогает, потому что собираешься, как-то осознаешь себя заново, вновь. Как там это было? Медленно опускаешь руки вниз – это мостик, это легко, так же медленно отрываешь от земли ноги, для того чтобы несколько мгновений спустя поставить их уже за головой, как можно ближе к рукам, в идеале даже попасть в ту же самую точку…за мгновение до соприкосновения оторвав руки от пола. Повторяем и наращиваем темп, быстрее завершай круг, еще быстрее, пока голова не закружится, пока не поймешь, что начинаешь задыхаться. Стой, видишь, ты уже не способна отличить стены от пола, а уж про все остальное и вспоминать не стоит. И смейся девочка, ну смейся же, тебе это так идет. А главное, почти отпустило, чувствуешь эти иголочки, они уже не делают попыток попасть по нервам. Вот, так-то лучше, идешь, шатаешь, ну прямо пьяная, а самое главное для этого не нужен алкоголь и смеешь, глупая, конечно же ты смеешься. Довольная? Да, пожалуй что вполне и этот чурбан не посмеет тебе испортить возвращения. –Поднимайся, лентяй! – Громко, звонко, ну конечно же, навевает воспоминания, не правда ли? –Праздник хочу и музыку хочу! Немедленно, кстати, – насмешливая, хотя ты еле-еле на ногах стоишь, а самое главное даже не удосуживаешься одернуть подол, поправить, да черт бы с ним, даже если все это чертово платье от твоих манипуляций внезапно решит собраться на шее ты и бровью не поведешь, –Если мне опять нужно ждать, я не хочу успеть протухнуть за это время, вставай сказала! – Тянешь его за руку, он упертый, да? А ты настырная и даже если правда вздумает заснуть, слушать как ты свои связки рядом с ним тренировать вздумала все равно ведь долго не сможет, –Музыки мне музыки, грома и молний! И дождя, свирепого ливня, бури! Поднимайся, а то скоро кроме пятна на ковре ни с чем и не будешь ассоциироваться, – Смеешь громко, заливисто, чтобы кто не говорил, чтобы кто не делал, а ты все равно пустишь все в соответствии со своими желаниями. Тянешь упертая, упорная и нет ни у кого возможности сейчас тебя переубедить, -Ты же знаешь, проще поддаться, у меня прекрасный учитель – заберу желанное и спрашивать не буду! – К чему ты это дорогая? Да кто бы его знал, просто так оно к слову пришлось.

+1

18

Ты так громко и звонко кричишь, что у меня, по правде говоря, аж уши закладывает, и, кстати, зачем меня тянуть за рукав? Рубашку, порвать хочешь, на кой ляд? И вообще, знаешь ли, оставь меня старушка я в печали, или как там было в том русском кино? А, всё равно не вспомнить. Ну, прекрати же дёргать, настырная девчонка, что бы твой учитель женился на такой же девке, как ты сама, вот тогда будет знать, как учить всех без разбору, ну и гад же твой учитель, ужасный гад, при встрече я ему обязательно дам в морду, честное слово, врежу так, что аж искры из глаз полетят. И тебя не учили, не будит спящих людей? Нет, я понимаю, у тебя бедная семья, мать ты не знала, детство тяжёлое, прибитые к полу игрушки, вместо школы и учителей у тебя был цирк, манеж, и бродячие артисты разного жанра. Это я так, ничего против не имею, они, должно быть, дали тебе отличную школу жизни, и, в общем-то, не так уж и плохо воспитали, твоя чудаковатость мне нравиться, но этикета ты похоже напрочь лишена, ну хватит меня дёргать, ну, бестолковая совсем что ли? Хотя это я для виду прикрываю глаза, для виду соплю, упираюсь и не желаю ничего делать. На самом то деле я очень рад, ты же отвлеклась, от моих тех объятий, хотя может, ты и не заостряла на этом внимания, хрен тебя знает, жаль, что я не обладают способностью читать женские мысли, мужские мне и даром не сдались, а вот женские.… Кстати, милая и дорогая, ласточка, тебе это ничего не напоминает? Помнишь, как в тот вечер, как в первый раз, ты так же вела себя дурацки и совсем беспардонно по отношению ко мне, ну ни какой в тебе жалости или сочувствия, ну нет в тебе этого, во всяком случае, по отношению ко мне точно так. Прекрати тянуть за рукав, ну порвёшь же, прекрати, кому говорю! Нет, ну вы посмотрите на эту девчонку, эта девчонка и мёртвого разбудит, честное слово, точно так. Фанни, ласточка, если я соберусь помирать, или чего хуже уже представлюсь, я обязательно позову тебя, и ты точно меня разбудишь, да из тебя прекрасный бы целитель вышел, ну хватит тянуть, прекрати, паршивка!
Ну?! Доигралась, госпожа приставучка и липучка? Доигралась, вот теперь ты мне окончательно порвала рубашку, умница, ничего не скажешь, спасибо тебе, это была моя любимая рубашка, теперь ей только пол протирать, ну или пыль. Ну, всё, всё, хватит кричать и так громко смеяться, хватит, я уже перевернулся на спину и даже поднял голову, приоткрыл глаза, и, заметя кольцо, успел даже усмехнуться, взять его, с гордым видом напялить себе на безымянный палец и немножко похихикать, и с досадой вздохнуть. – Эх, хороша была рубашка, другой такой же у меня нет, теперь ей только на тряпки пустить. – На самом то деле мне её не так уж и жалко. Ну да, я её любил, она мне очень даже нравилось, но это тряпка и не более, но я надеюсь как-то тебя усмирить и успокоить, но…похоже, тщётно, ты продолжаешь свою игру! Закрываю глаза, приподнимаюсь на локтях, громко и звонко смеюсь, а потом затихаю, даю знак тебе замолчать, но ты всё ещё продолжаешь смеяться, Боже, да замолчи ты, паршивка такая, дай мне сказать! – Фанни Ли Мэй, тысяча девятьсот восемьдесят третье года выпуска. Место рождения Италия, Тоскана. – Говорю я спокойным и вкрадчивым голосом, и если мой слух меня ещё не подвёл, то ты замолкла, ну или это я оглох, впрочем, мне и не важно, я продолжаю свой монолог – Циркачка, воздушная гимнастка. Рост метр семьдесят или где-то так. – Теперь я говорю так же спокойно и вкрадчиво, но с некой долей торжественности и гордости за себя, в частности за свою память, я улыбаюсь и немного смеюсь, я рад этой тишине, я вообще странный тип, иногда тишина меня бесит, иногда я наоборот ищу её общества, иногда иду на пролом, иногда пасую и трушу, я странный человек, наверное, именно поэтому на моём веку я встретил тебя, ну или ты меня, не важно. Мы оба чудаки и немного не от мира сего. И тебя воспитывал один отец, а меня одна мать, мы, похоже, это всё не может не радовать, но я улыбаюсь не только поэтому, я продолжаю дальше -  Карие глаза, славный прямой нос, частенько суховатые и шероховатые губы, худое лицо, славная шея и плечи и ключица. – Улыбаюсь, я всё ещё не открываю глаза, я гуляю не только по своей памяти, но и по своей фантазии, рассказывая тебе, о…тебе, я нежно целую тебя и в губы, и в нос и в глаза, я ласкаю тебя тепло и осторожно, точно самое хрупкое стекло, я раздеваю тебя неспешно, наслаждаясь каждой частичкой твоего тела, я овладеваю тобой настойчиво, но деликатно, я веду себя как тигр и домашний кот одновременно, я сливаюсь с тобой в этом танце в постели, я люблю тебя, нежно, ласково, в разных позах, и жадно целую тебя, ух, аж жарко стало от таких мыслей, я снова смеюсь, сглатываю слюну, выдыхаю, снова улыбаюсь, продолжаю. – Вообще, прекрасно скроенное тело, развита мускулатура. – Хорошо, что я не упоминаю о твоём сладком задике, на который я запал тогда, да, он мне нравиться, как и твои ножки, но об этом я промолчу, а то и так жарко, а ты тут рядом, да и вообще, нужно бы уже заканчивать с этим. – Четыре татуировки, если ты конечно не врёшь, я лично видел только глаз на лопатке, всё верно? – Я улыбаюсь точно довольный кот наевшийся сметаны и запив всё это валерьянкой, я поднимаюсь и сажусь на татами, открываю глаза... и застываю. Нет, вы только посмотрите на эту девчонку, она точно решила свести меня с ума, какого хрена твоё платье не там где нужно? Точнее оно не совсем там, ну точнее оно не полностью там где нужно, ну в общем..., ай! Вечно я путаюсь, запинаюсь и превращаюсь из повесы Луиджи в мальчишку Лулу, это всё из-за тебя, ну да это ты знаешь, но что делать мне? Хорошо, что я сижу, и джинсы отлично сидят да стягивают, в противном бы случае ты скорей всего заметила бы мой стояк, а я бы тогда стушевался и возможно даже бы покраснел, нет, ну ты явно заслана в мою жизнь, что бы перевернуть всё верх ногами. Сижу дальше, рассматриваю стену позади тебя, на тебя не смотрю, а что ещё делать прикажешь? – И помню я все правила, я отлично всё помню, я не забыл, совсем ничего не забыл. – И с какой это радости моя фраза начинается так гордо и победоносно, а заканчивается грустно и тоскливо, откуда эти нотки и что за сердцебиение, от чего так бьётся сердце, от чего оно сжимается так крепко, Фанни, да пропади ты со своим слабо, со своим чудачеством и вообще, пошла вон отсюда, я может хочу спустит пар и поколотить что-то, эх… Иногда я жалею, что у меня нет груши для битья, нужно обязательно как-то купить и бить при каждом нужном случае. Ладно, ладно, ты всё равно не отстанешь, ладно, поднимаюсь, прокашливаюсь и срываю с себя рубашку, а точнее всё, что от неё осталось, скомкиваю, бросаю на пол, провожу ладонью по своим волосам, кое-как прихожу в чувства, успокаиваюсь кое-как, прикусываю себе язык очень больно, дабы отвлечься, подхожу к тебе, внимательно разглядываю и кусаю свой язык, это больно, но действенно, буду надеяться, что у меня не встанет. Блять, вы вообще когда-то могли такое услышать, от мужчины, от мужчины повесы, а? Прямо сейчас передо мной стоит женщина, почти раздетая, я вижу её тело, вижу её трусики, я больше скажу, я хочу её как следует оттрахать, и надеюсь, что у меня не встанет, нет, ну вы такое слышали когда-то, а? – Ну, всё, всё, сейчас я что-то придумаю, только не кричи так громко и не смейся, а то я чувствую себя на год моложе.-  Подмигиваю, и снова кусаю язык, делаю над собой усилие. – Только сначала оденься, а то вся срамота видна. – Не знаю как я это сказал и с каким тоном, и как вообще такое сказать язык повернулся, нет, ну что ты будешь делать, при таком чувстве даже потрахаться нормально нельзя, будь оно не ладно и благословенно! Сам, своими же руками натягиваю платье обратно, волнуюсь и даже нервничаю, делаюсь неуклюжим, (со мной ещё никогда такого не было!) задеваю случайно, невольно твой животик, и твой задок, но приятно да, не скрываю, зато язык кусаю сильнее, наконец, покончив я смотрю на тебя внимательно, взгляд мой полон нежности и озорства, не знаю, почему я не отвожу взгляда, но я пристально смотрю на тебя, понимаю, так больше нельзя, не выдержу, не удержусь, и честное слово сорвусь и трахну тебя аки животное. Делаю попытку отвлечься, генерирую воду из воздуха и обливаю ею себя, а заодно и тебя, но тебя случайно. – Упс. – говорю я весёлым голосом, мне действительно смешно, но ещё больше неловко, кусаю свой язык сильно, почти до крови, кусаю свой язык….

+1

19

Alegria
Come un lampo di vita
Alegria
Come un pazzo gridare
©Cirque Du Soleil

Тянешь-тянешь, не успокаиваешься даже в тот момент, когда слышишь как трещит ткани, смеешься, нет, ты не успокоишься. В этой жизни, ты ни за что не успокоишься. Можно брать тайм-аут, можно делать паузы, но лишь для того чтобы собрать силы, лишь для того чтобы собраться и сделать шаг вперед, прыгнуть и ты будешь только рада, если выйдет сальто. Ты же счастлива, от одной идеи обо всем это, разбудишь, обязательно разбудишь, не позволишь испортить тебе возвращение. Пусть, ты ждала вообще не этого и сама начала ломать картину. Сама несла чушь и постоянно возвращалась к одной и той же теме, но это Фанни и позволите вы ей делать, что вздумается или постараетесь помешать, ни к чему это не приведет – ни в чем не изменит ее жизни, поступков и поведения. Ни в чем понимаете, и вся эта игра из разряда “отстань от мертвого он спит” еще никого не спасала и не спасет. Хотя нет, не совсем так, некоторых Мэй было просто неинтересно дергать, на счет других было просто плевать, вот их и только их девица может и не стала бы будить, но…Лу еще никоим образом не исхитрился загреметь в эти категории. Дергаешь настырная и если он все еще надеется, каким-то образом избавиться от тебя, то он ничегошеньки и не усвоил за то время, что вы были знакомы. Слышишь треск, смеешь, ну конечно же это рукав судя по всему оторвался. Ну, ты начала свою работу практически в то самое мгновение, когда вошла в этот дом вновь и закончила ее сейчас, да уж – теперь это действительно всего лишь тряпка и все что остается – смех, да практически выдавленная фраза, –Не привязывайся к вещам, однажды, ты все равно не сможешь забрать их с собой. Весело тебе, ну конечно ж весело, разглядывать его сейчас, особенно в тот миг, когда он пытается утихомирить, ну ладно, так и быть, в виде величайшего исключение Фанни даже послушается и замолчит – ненадолго, не рассчитывай. Слушаешь, как излагается твоя биография, нет, ну конечно же это так суховато, но тем не менее, даже ты это все не то чтобы постоянно в голове держишь. Его спокойный рассказ, слишком много фактов, слишком много информации, но ты так старательно сейчас изображаешь внимание, ловишь слова. Только и остается, что сдержать смешок, когда понимаешь, это не просто факты пошли, это так где-то на грани фантазии. Интересно видит ли он все это перед собой сейчас, скользит ли мыслями так же как скользит иногда взглядом, чаще всего в те моменты, когда Фанни “не видит”. –Возможно, я не могу знать, что ты видел, а что нет, – улыбаешься и не понимаешь, кстати, даже сейчас когда он застыл, когда разве что статуей не прикинулся, не осознаешь от чего такие перемены. Знаешь, Фанни, иногда кажется, что и нагой по площади пройтись для тебя обыденное дело, хотя в большинстве случаев ты хотя бы не забываешь по утрам одеваться и на том спасибо. Хотя вы когда-нибудь видели в чем выходят на арену гимнасты, что на той девушке, поднимающейся под самый купол. Одежда яркая и не сковывает движений, плотно облегая, там что одета, что раздета – еще неизвестно, в каком случае выходит откровенней. Это все легко объяснить, легко понять, если только захотеть. Ключи ко всему они там лежат, там в мире грез и сказок, в мире детского смеха, фантазий и риска…
–Так придумывай! – что он там просил, не кричать кажется? Послушай мужчину и сделай все с точностью да наоборот, кажется так удобнее, уютнее. Чувствуешь его руки, что помогают вновь скрыть тканью бедра, легкие касания, которые никогда не вызывали у тебя отторжения. Это все заканчивается так же быстро, как и начинается, понимаешь? Всего лишь несколько мгновений и только взгляд, только он позволяет впервые в жизни возможно он не сразу прячет глаза и это сладость, она уничтожает все, не оставляя даже воспоминаний о странной немой жестокости. Спасибо ей, нет, не Луи, он все равно в конечном итоге все переиграет, все равно спрячет глаза и останется только гадать – не почудилось ли? А дальше это самое, всем ненавистное, всеми нелюбимое и тем не менее произносимое каждый раз – упс, то которое означает, что какая-то гадость случилось и исправить уже нельзя. Чувствуешь? Это вода, холодная вода, которая взялась прямо из воздуха и ты смеешься в очередной раз смея неприслушиваться к нему. Моложе чувствуешь? А ей-то какое до этого дело? Не пытайся скрываться, не пытайся играть с собой, все вы дети. Все. И говорить можно все что угодно, делать вид, что Фанни вместе со всеми остальными женщинами мира – категорически не права. Но этот ребенок, он в каждом живет, так пусть очнется, пусть хоть изредка показывает себя миру. Именно поэтому не будет никакой злости, не будет никакого раздражения, за то что она разве что не в луже стоит, за то что промокла насквозь и за то…что вода – холодная. Только смех беззаботный и я думаю даже не стоит говорить о том, что в тот момент когда ты начинаешь кружиться вот на одном месте кружиться, толи в попытке стряхнуть с себя капли, толи просто так, потому что ответить на это нечем. Нет, конечно же можно от него на потолок убежать, а смысл, какой? Нет уж, это было еще глупее, чем то что ты творишь сейчас, точно волчок на этих жестких и мокрых теперь татами, но ты ведь не поскользнешься, по хорошему, ты должна держать равновесие в любой ситуации. Да только давайте, давайте не будем путать должна и буду. Пока в твоей голове нет ничего кроме этого настойчивого желания избавиться от капель, стряхнуть их все с себя, и да, это бесполезно, никто не спорит, но разве же это тормознет Фанни? Нет ни малейшего шанса и ты смеешься, потому что это легко, это намного легче, нежели изображать из себя обиженную девицу, ругаться и злиться. Это же так легко, вокруг всего лишь вода, та самая – дарующая жизнь. И все же конец приходит всему, ты же чувствуешь, милая, голова кружится, а все потому что ты забыла самое главное правило – всегда фокусируй взгляд на одной единственной точке, не смей закрывать глаза, иначе можно получить вот такое вот состояние. Нет, тебе не дурно, просто качает, просто каждый шаг он дается с определенным трудом, в очередной раз за вечер словно пьяная идешь и ни капли, ни грамма в крови, тебе это не нужно, а он интересно, он же трезв, неужели сегодня тоже – ничего?
В этой комнате нет ничего, ничего кроме стен и его и выбирать точку опоры долго не приходится, Мэй, разумеется предпочитает живое тепло стенам, тем более холод он хоть и не пробирает до костей, все равно по прежнему ощущается, –Нечего сказать – придумал, – улыбаешься, ты рядом, прислоняешься к нему, потому что иначе просто упадешь, голова все еще кругом идет. Близко, для тебя пьяняще, а какого там ему – наплевать. Это из-за него ты сейчас стоишь в насквозь промокшем платье, оно итак облегающее, а теперь и вовсе прилипло, –Но это не меняет дела, понимаешь – ничего это не меняет, – эээ, нет черт знает для чего ты это затеял, но если рассчитывал легко отделаться – не на ту напал, знаешь ли, и Фанни, даже сейчас, когда ты всем телом прижимаешься к своей точке опоры, ты кричишь, в лицо ему кричишь, –Я праздник хочу, музыку, сейчас! Не завтра, понимаешь? – Ну же, соображай скорее раз обещал, и то что где-то на полу валяется тряпка, что прикидывалась твоей рубашкой, и то что ей приходится встать на пальцы ног для того чтобы облокотиться подбородком на твое плечо – все это никакой роли не сыграет в этом желании. Фанни, она желает веселья, прямо сейчас и только в этом доме, так устрой, неужели тебя жаба душит создать небольшое веселье, сделать вид, что именно сегодня ее здесь так ждали, готовились к появлению, что здесь есть, есть чем праздновать. И нет, разумеется, речь идет не столько об алкоголе – вот уж в его наличии Мэй нисколько не сомневается, –Ну же, соображай, Лу, неужели так сложно удовлетворить желание женщины, – смеешься, каждый о своем, каждый все равно будет вкладывать свое значение не правда ли? И уж что-что, а это всегда казалось таким несложным, ты же легко развлекал их всех в баре, устраивал свой маленький праздник, пусть и не зная об этом, нет, Фанни не просит о большем, она же точно сказала – музыки, пусть она наполнит дом, музыки и веселья. Ну же, этот дом слишком застоялся, он мечтает, мечтает о том, чтобы его встряхнули! Он ведь так ждал Фанни Мэй!

+1

20

Я не знаю, совершенно не знаю, что на меня нашло, совершенно не понимаю, что же случилось со мной, от чего я вдруг изменился, от чего я стал шиворот-навыворот, от чего я так стремительно и совсем неожиданно сам для себя поменялся, откуда во мне это неудержимое желание и вообще, откуда взялось это «Я»? Откуда эта смелость, решительность и в какой-то мере даже слеость, я ровным счётом ничего не понимаю. Да, конечно, я могу это списать на заразительность тобой, и твоим настроением. Кстати, странно звучит, заразиться тобой, твоим настроением, остаётся только добавить, что я выпью тебя до дна, право совсем смешно и даже больше, нелепо! Но мне это нравиться. И всё-таки, что же случилось?  Ты хохотала и смеялась так звонко, так чисто, так ярко и так…искренне,  так может только смеяться невинное дитя, ещё совсем меленькое, не очень смышленое, но уже умеющее двигаться, ходить, трогать, прикасаться, уже способное познавать мир, но всё ещё невинное и чистое. Фанни, ласточка моя, твой смех вернул меня в детство, в то далёкое и прекрасное время, когда я ещё был обычным мальчиком, обычным сыном Луи, или Лулу, так меня называла мать, когда дарила мне тепло и ласку. Но ты вернула меня даже не к матери, совсем нет. Ты вернула меня в какой-то сказочный мир, в тот самый миг, который никогда не существовал, и в тоже время был всегда. Твой смех превратил меня в маленького мальчика, в жёлтой футболочке и шортиках, с кепкой на голове, в сандаликах, а главное, главное. Стоящего где-то посреди улицы, с интересом поглядывающего на людей и на весь мир и совершенно беззаботно и не суетно, точно маленький Будда, лижущий сладкий, большой и разноцветный леденец на палочке, а мимо меня кипела жизнь, люди суетились, бежали куда-то, машины ехали, пытались обогнать друг друга, и время, бибикали, но время всё равно было быстрее, мир жил, взрослел, становился зрелым, потом старел, и только я, один только я оставался неизменным. Всё тот же мальчик в шортах, футболке и кепке, всё так же лижущий свой большой радужный леденец, а мир вновь зарождался, новый, совсем молодой и маленький, ещё меньше меня, но жизнь в нём уже кипела…
А потом, ты подарила мне другое чувство. Я ощутил себя небожителем, героем мифов и легенд, или былин, не знаю. Но я ощутил себя Гераклом, Геркулесом или Ахиллесом, не важно кем. Главное каким-то героем на грани выдумки и реальности, я ощутил себя героем, который держит весь мир, просто так, потому что это написано в каких-то ведах, просто потому что так должно. И мир держать совсем не сложно, а даже легко и приятно, этот мир очень шаткий и хрупкий, его нужно держать. Особенно если весь мир сконцентрировался в лице одного человека, в лице одной женщине, и его обязательно нужно держать. И я держал, я слегка обнял тебя за талию, в тот же миг, я ощутил как я падаю вверх, как воздушные облака, точно большие перины, принимают меня и я погружаюсь в них, мне легко, приятно и воздушно, я становлюсь никем и всем одновременно, но главное я ощущаю тебя, от этого на мне становиться ещё легче, спокойнее, я умиротворён, я листик, я река, я солнце, я тень и жаркий зной. Я совершенно не знаю, что же на меня нашло.
Я прижал тебя к себе, и обнял крепко за талию, я прижался к тебе всем телом и прижимал тебя к себе, я обнимал тебя как…сестру, подругу, соратницу, как мать, я обнимал тебя нежно, деликатно, я не знаю, что на меня нашло, ну вот честное слово. Ещё больше я не знаю, что же я такое испытал. Ведь когда я прижал тебя к себе покрепче, я упал с небес на землю, я упал громко и больно шлёпнулся о землю, мне даже показалось, что я сейчас упаду, что в глазах начинает темнеть, а в голове разрастается какой-то гул. Я ощутил, как сердце бешено заколотилось, только я не разобрал моё это или твоё, я почувствовал, как кровь забежала по моим венам, как она пульсировала у меня в висках, как воздух стал горячим, напряженным и дышалось очень тяжело, но было приятно…  Я узнал сухость во рту, так у меня не сохло даже после самой бурной пьянки, я ощутил, как в горле встал ком, ощутил как внутренний жар пробивается наружу, я даже испугался, что сейчас я тебя обожгу, в голове ужасно гудело, звенело, я ничегошеньки не понимал. Но я не отпустил тебя, даже твои крики сейчас казались мне чем-то особенными, нежными и ласковыми. Я клянусь тебе, я понятия не имею, что на меня нашло! Но я понял, если я сейчас ничего не сделаю, ты поймёшь, даже нет, почувствуешь, что я хочу тебя очень сильно, хочу так, как никогда не хотел ни одну женщину, и ты убежишь, подумаешь, извращенец, мужлан и неотесанный чурбан, а мне так этого не хочется. Я так не хочу тебя потерять, может, когда-то я всё-таки решусь, и рассажу тебе обо всем, что внутри меня, о чувствах желаниях, и о том, что моя жизнь давно стала твоей, а мой дом, нашим домом, может быть, когда-то потом, не сейчас, только не сейчас. Я всё ещё трус, все ещё боюсь, всё ещё не уверен, что ты поймёшь, и ещё больше боюсь, что отвергнешь, жестоко посмеявшись, а я так не хочу быть мальчиком для посмешища, мне страшно! Я совсем не знаю, просто понятия не имею, на что это можно списать, но думать о чём-то и уж тем более отступать было уже поздно.
Я шёл в столовую, шёл я один, ты покоилась у меня на плече. Я нёс тебя как свою добычу, без понятия, зачем я тебя схватил за талию, зачем поднял и положил на плечо точно трофей на охоте. Знаешь, Фанни, я даже не понял, сказала ли ты что-то или нет, и говорили ли вообще, и продолжаешь ли, я был в трансе, пожалуй это единственное на что можно списать моё подобное поведение, а в транс меня ввёл известный тебе человек, зовут её Фанни Ли Мэй. Я прошагал с тобой на перевес через всю столовую, кухню, и остановился в гостиной. Подошёл к дивану, осторожно и плавно отпустил, усадил, и стал внимательно разглядывать тебя, твоё мокрое платье очень здорово сидело на тебе, так славно оно сидел, я мог разглядеть твоё прекрасное тело, оно мне всегда нравилось, потом я отошёл в кухню. Там я опрокинул несколько рюмок крепкого виски, это меня взбодрило и привело в чувства. Я осознал и решил и принял и пусть будет так для меня. Моё поведение это всё из-за тебя, ну и пусть бы, раз ты так хочешь веселья и праздника, будет тебе. Я решаю, устроит его для тебя, опрокидываю ещё две рюмочки для храбрости, или для того, что бы мой маленький Лулу, моё дитё не жалось и не пряталось в уголке моей души, пусть сегодня Лулу поговорить с Фанни, пусть будет так, выпиваю ещё одну рюмку.
- Незачем было так кричать, тем более я мог оглохнуть, или ты совсем не соображаешь? – Говорю я серьёзным тоном, держа в руках два банана, три апельсина и гроздь винограда, это всё, что удалось найти, не подавать же хлеб и колбасу в праздник. Я серьёзный, я это снова я, просто решивший позволить себе устроить тебе праздник. Возвращаюсь на кухню, а ты пока послушай звон бокалов и стук и грюм каких-то шкафчиков, наконец, я снова тут, в гостиной, с двумя шикарными бокалами времён 19 века, и бутылкой хорошего итальянского вина. Громко смеюсь и улыбаюсь, наверное потом, я возможно будут ненавидеть себя, но сейчас то что? Фанни, ласточка, сегодня я выпущу погулять своего Лулу, наслаждайся, такого может и никогда более не повториться. И пусть бы я неуклюж и вообще виду себя как школьник перед первым сексом, суечусь, но намерено не показываю, мол, я мистер крутой, у меня уже всё было и я всё знаю. Ах, Фанни, пошла ты на хрен, я кажется это уже говорив да? Ну, тогда пропади ты…. это я тоже говорил. Да что же ты за человек такой, ни трахнуть тебя нормально, ни послать нельзя!
Прости, ласточка, я не умею быть по настоящему искренним и милым, с другими легко, но с другими это же другое, всё не так, ну совершенно, это только кажется, что никаких различий, ай, ты всё равно не поймёшь, женщинам это не свойственно. – А что же тогда вечно, если не вещи? – говорю я тоном философским, а потом громко и нецензурно ругаюсь, и начинаю смеяться с самого себя, я сам себе противен, в таком вот обличии, до ужаса противен, смеюсь ещё громче, включаю музыку, не знаю что это, радио есть радио. Подхожу к тебе, в желании сорвать этот маскарад, эту маску. – Знаешь, что, пошли-ка это всё это в глубокую задницу, и пошли в мой кабинет. Я беру бутылку вина, понимаю, от этого я даже не захмелею, но хрен с ним, я разворачиваюсь и иду в сторону своего кабинета, надеюсь, ты тоже, иначе никакого праздника тебе не видать, а я тут не останусь, меня стошнит на это всё, я не умею, но обещаю, в кабинете я не дам тебе скучать, я что-то придумал, и ты должно быть понимаешь, что же это «что-то». Салют!

Отредактировано Луиджи Вампа (11th Apr 2012 02:23:48)

+1


Вы здесь » The Flight To Nowhere » Частный сектор » cottage 100 - green belt