Она и сама не знала, почему осталась, когда могла бы безнаказанно уйти, захлопнуть двери лагеря и забыть. Отпустить прошлое и начать с чистого листа. Она ведь могла себе это позволить. У неё были деньги и связи. Она была не просто частью этот Системы, она сумела возвысится над ней и стать персоной нон-грата, но её не трогали, слишком опасно остальным было с ней связываться. Она была выше, сильнее, равнодушнее, но жестче и циничнее, чем многие другие и утратив душу в кулуарах лагерных коридоров, она довольно-таки быстро превратилась в идеальную машину для убийства. Девушка скучающе смотрела прямо перед собой, замерев в ожидании. Через несколько минут, в здание введут тех, кому предстоит не просто здесь выжить, о нет, не надо быть такими наивными, им всем, этим подросткам, придется оставить здесь, похоронить свои души, чтобы стать такими же как. Жалела ли она о том, что попала в лагерь? О том, что стала любимицей Саида? О том, что убивала бесчисленное количество раз? Спросив об этом прямо Клеопатру вы бы получили в ответ лишь кривую усмешку на красиво-очерченных губах. Она не жалела, просто забыла, вычеркнула из сознания такие понятия, испепелила сострадание в своей душе. Так было правильно, так было проще. Она это умела. Научили, спасибо надзирателям.
- Это твои, принцесса, - раздался позади неё голос Саида, она и без того чувствовала его присутствие, и его взгляд, заинтересованно-надменный, изучающий, пытающийся, как и прежде найти брешь в её броне.Клеопатра бросила безразличный взгляд своих зелено-карих глаз на кучку подростков, которые еще явно не до конца осознавали все то, что с ними уже произошло. Толпящихся возле друг друга, испуганных и растерянных. Они не знали, что будет дальше... Не знали, что выживут только единицы... А она знала, только вот её это не трогало. Уже давно.
- Хорошо, - проговорила она, рассматривая теперь пятерых мальчишек, с большей заинтересованностью, одним только взглядом препарируя их души и сознание.  - Ты, - она подманила к себе пальцем юношу с пронзительными зелеными глазами, который озирался по сторонам. - Начнем с тебе. Остальных пока распределить по блокам и не трогать. У нас будут индивидуальные тренировки, - её голос звенит, отражаясь от стен. Она и сама не понимает почему выбрала его... Но в руках у Клеопарты уже его личное дело. Крис Винчестер, восемнадцать лет, - это самое главное, с остальными элементами его биографии, она разберется позже, когда останется одна в своем блоке, просматривая всех тех, кого она должна будет сломать, так же, как когда-то сломали её.  Как ты попал сюда? - спрашивает она глазами, но молча, тянет к его воротнику руку, поправляя рубашку, словно этим может выказать ему свое расположение.  Но это ложь. Он лишь часть Системы. Так же, как и она... просто его взгляд выворачивает её наизнанку и она уже и сама ненавидит себя за это, потому, что знает причину этому... у него такие же глаза, как и Виктора... его глаза... больно... ей чертовски больно, она словно возвращается в то время, когда была наивна и влюблена... Но она не может больше себе этого позволить, поэтому, она хлопает его по щеке, словно материнским жестом, и улыбается.
- Идем, - говорит она и в нотках её голоса звучит властность. Отныне она для него все - отец, мать, царь и Бог.  Выживет ли он, покажет время, а пока что... она будет его ломать. Ломать, и низвергать в пучины адских пустынь. Она это умеет. Хвала Аллаху, у неё были лучшие учителя.

Я веду его по коридорам, угнетающим, темным, едва-едва освещенным тусклым желтоватым светом люминесцентных ламп. Вглубь здания... и замираю на пороге своего блока, запоздало понимая, что и сама до сих пор не понимала, зачем я так поступаю. Вздыхаю, провожу рукой по лицу, словно стирая с неё непрошеные, неискусственные, живые эмоции, которым никогда не было места в "Бельфагоре". Разворачиваюсь лицом к мальчишке, смотрю не на него, смотрю поверх его плеча, видя на своей двери, знак моей принадлежности к высшей касте идеальных убийц и криво усмехаюсь. Нет, ни над ним, над самой собой, пытаюсь копнуть глубже в недрах своей памяти и уловить тот момент, когда я утратила человечность, превратившись в нечто, не способное просто чувствовать и жить. Но не могу... это было слишком давно, но мне все равно до сих пор бывает больно. Если об этом кто-нибудь узнает, хоть кто-нибудь, я буду мертва в тот же момент. Я - Клеопатра, и только так, только это и имеет значение. Той девушки, что попала сюда много лет назад уже нет. Она умерла, и у неё нет ни единого шанса, на то, чтобы воскреснуть, восстать подобно Фениксу из пепла. Я ей этого просто не позволю, потому, что она уничтожит нас обеих.
- Кто ты? И как тебя зовут? - его вопросы, прямые, резкие, без стеснения или жеманности. Словно так и надо. Хотя здесь вопросы задаю обычно я. Улыбаюсь. Он так непосредственен, и любопытен, для того, кому предстоит утратить здесь себя.
- Зови меня Клеопатрой, - отвечаю я, открывая двери в блок, и пропуская юношу вперед. - Я твой наставник на ближайшие пять лет, если выживешь, - улыбаюсь, ядовито, холодно, словно тем самым говоря, что я в его жизнеспособности не совсем уверена. - Садись, - кивая на один из кожаных диванов, расставленных по огромной комнате, чья обстановка так выбивается из той, что окружает остальных. Немного секса, пара трупов и несколько тысяч долларов, а у меня не блок, а офис. И как насмешка - лилии... по всюду... расставленные в вазах - белые, пронзительно-ослепляющие белые, источающие удушливый, терзающий аромат по всему блоку, заполняя им все пространство, лишая возможности глубоко вздохнуть, и не опалить их запахом легкие. Напоминание о боли, о том, чего не вернуть... и о том, что я когда-то любила. Умела отдавать свою душу в чужие руки. Он не ценил...  Обываю нить мыслей, опираюсь задницей на стол, рассматриваю парня, отбросив его документы в сторону. Позволяю себе поймать в тиски его взгляд, прочитать его как книгу. Он молчит. Я улыбаюсь. Сколько времени проходит в этой молчаливой игре, я не считаю, просто не считаю пока это нужным.
- Итак, - начинаю я, чуть слышно. - Крис, я буду звать тебя Крис. Твой позывной - Хищник. Запомни его. Ты не подчиняешься, ни чьим кроме моих приказов. Забудь о прошлом, о том, кем ты был, отныне я - та, кто возможно сумеет сохранить тебе жизнь, чтобы ты и дальше влачил жалкое существование на этой проклятой людьми и Аллахом, планете, - снова ухожу в ислам,  почему-то находя веру в этого Бога, уже давным давно утратив веру в Иисуса. - Так, что начнем с азов, - на ходу достаю из карманов окрашенных в цвет хаки широких, хлопковых штанов, сигареты и зажигалку. У меня еще побаливает бок, по которому вчера прошлись ножом, во время зачистки. Отключаю эту часть, стираю из памяти - ощущения. Закуриваю, и снова оборачиваюсь к парню. - Раздевайся, останься в майке и штанах и вставай в стойку, - бросаю ему нож, один из моих коллекционных ножей, редкостный сплав, идеальная балансировка, рукоять из красного дерева. - Сможешь пустить мне кровь? - подзываю одной рукой, маня на себя. Стою спокойно, не дергаясь. Просто не отвожу пристального взгляда своих глаз от мальчишки. Что меня в тебе привлекает? Почему я выбрала из пятерых именно тебя? И почему у тебя его глаза? Да, глаза... твои глаза выворачивают меня наизнанку мальчик... и это нас с тобой в итоге погубит. Я молчу. Жду. Тебя. Твоего нападения. Ну же докажи, что в тебе есть потенциал, я не смогу тебя спасти, если ты сам не захочешь выжить. Ты же хочешь жить? Все хотят. Инстинкт выживания - один из самых сильных, он заставляет нас порой совершать самые страшные вещи, которые нас не отпустят... которые нас сломают, но сделают сильнее. Ты ведь не можешь быть исключением. Только не ты. Я тебе не позволю. Ты выживешь.

Coz I can feel it, baby
I feel like I'm falling for you
But I'm scared to, let go
I'm scared coz my heart has been hurt so
Yeah I can feel it, baby
I feel like I'm falling for you
But I'm scared to, let go
I'm scared coz my heart has been hurt so

Он отвечает прямым отказом, просто, спокойно, ровно, а я снова улыбаюсь уголками губ. Не готов или здесь нечто иное? Может моральные принципы? Но ты же вроде сам согласился на приезд сюда? Значит морали в тебе маловато будет... тогда почему нет? Принимаю свой нож обратно, смотрю в его глаза, выбрасываю плавным рывком руку вперед и сталь рассекает воздух, едва-едва касаясь его скулы, а кинжал уже тем временем торчит по самую рукоять, воткнутый в картину, на которой изображены два любовника, предающиеся похоти и страсти на ковре из мягких желтых листьев.
- А я могу, - усмехнувшись, отвечаю я, снова ловя его взгляд. - Почему ты отказался? - мне правда неясны его мотивы, не могу понять, зачем ему это надо. Показать, что он мне не подчиняется? Что живет по своим законам. Вдруг мне становится страшно, по-настоящему, как когда-то в прошлой жизни... Потому, что меня на доли секунды охватывает понимание - он похож на меня. В первый мой день. ОН похож на ту девочку, которой я когда-то была... Похож тем, что и он хочет сломать Систему, только вот она... с моей помощью, рано или поздно сломает его самого.
Подхожу к нему, вытираю капли его крови, стекающие по щеке вниз. Мы стоим друг к другу вплотную. Он не делает ни шага назад.  Да, что же ты такое? - спрашивают мои глаза. Он не боится. Я не вижу привычного пугливого затравленного взгляда.  Ты не боишься, тебе... даже не любопытно, и тебя не захлестывает ожидание, предвкушение, как некоторых отморозков, которых даже ломать не приходится. Они уже сломлены и жаждут проливать человеческую кровь. Таких здесь называют, так, же, как и в любом другом месте - психопатами. Они самые изощренные убийцы, и даже нам, инструкторам брезгливо  с ними работать. Но это наша работа. Но ты не такой... ты вообще выбиваешься из общей картины тех, с кем я училась сама, или с кем мне приходилось работать раньше. Ты хочешь мое имя... Имя, в котором заключена моя душа... Имя, которое я никогда не говорила тем, кого обучала. Я уже свыклась с тем, что  я Клео, Клеопатра и только так... а твои глаза, снова и снова выкручивают из меня эмоции, те, о которых я и забыла думать... Мои рука снова проходится по твоей скуле, и я улыбаюсь уголками губ. Ты погубишь меня. Я это знаю... я это уже понимаю... и я должна была бы сейчас отвести тебя к Рашиду и сказать, что не буду с тобой работать. Что я хочу поменяться... с кем угодно, да даже с Итальянцем, забрав у него девчонку, что убила сама, без обучения, впервые за две недели до попадания в учебку. О, да, я готова тренировать психованную истеричку, только бы не смотреть в изумрудную зелень твоих глаз, чувствуя, что ты тянешь меня в пропасть.
Но я не ухожу, я не иду к Саиду, я не прошу убрать этого мальчика, из моей жизни. Я не думаю о причине своего поступка. Нет, я не допускаю, даже тени тех мыслей, что клубятся где-то в самых потаенных уголках моего сознания, пытаясь найти путь наружу и поразить меня в основание. Превратить снова в человека...
- Садись, я обработаю рану, - хмыкаю я, с трудом разрывая наш с ним очередной невербальный диалог. Так я умела только с ним... с Палмером... Разговаривать одним только взглядом. Вынимаю из одного из ящиков своего стола пластырь, моток белоснежных бинтов, спирт, вытираю кровь, дезинфицирую ранку, приклеиваю пластырь. Наши с ним колени теперь соприкасаются. Мы слишком близко сидим друг с другом. И он совсем мальчишка в моих глазах. Сглатываю ком, и снова касаюсь его лица взглядом. Молчу. Слишком долго молчу. Меня не угнетает эта тишина... А затем резко встаю с дивана, подхожу к барной стойке, наливаю себе коньяка на два пальца, и не задумываясь наливаю ему виски. Снова возвращаюсь. Медленно. Не спеша, нам здесь торопиться некуда. Мы все пленники. Просто у каждого сои возможности. Моих несколько больше, чем у других. Потому, что я богата. Потому, что я, в конечном счете, дочь своего отца. И от этого никуда не деться. Руководство всегда будет спускать мои слабости, закрывать глаза на мои шалости. Они знают кто я... и это их угнетает, просто намного меньше того, как это терзало в прошлом меня саму.
- Пей, - протягиваю ему бокал, и касаюсь его своим. - За знакомство, Крис, и в пределах этой комнаты можешь звать меня Кейрой, если тебе так уж неймется, - усмехаюсь. - И да, ты остаешься в моем блоке, - слова срываются с моих губ еще раньше, чем я осознаю всю трагичность для него и для меня тоже возможно этой вот ситуации. Но я не отпущу его в бараки. Нет. Его могут убить. А мне... походу дела этого совсем не хочется. А Саид... Саиду я скажу, что мне нужна новая сексуальная игрушка. Он поверит. Он сам учил меня лгать, только вот я уже давно превзошла учителя во многом и мы с арабом оба это прекрасно понимаем.

Отредактировано Keira Peirsen (16th Nov 2012 13:29:24)

Я смотрю на этого мальчика, пытаясь снова и снова понять, что же притягивает меня к нему - праздное любопытство или... не хочу думать об этом самом пресловутом "или", боюсь запнуться на пути размышлений и свернуть на другую, скользкую, опасную дорожку, боюсь, что не выберусь с неё, не смогу снова стать самой собой нынешней. Боюсь стать слабой.
Его слова вызывают у меня очередную ухмылку. Он не может пустить кровь девушке.... Как это банально, произоично, и как похоже на тех, кто только-только переступает порог лагеря, сохраняя в душе то, за что еще стоит бороться. Я улыбаюсь:
- Ты играл в "Контру"? - такой вот банальный вопрос, и его явное непонимание, почему я об этом спрашиваю. - Думаю, что играл, как и любой подросток твоего поколения в твоем возрасте. Так, вот... тебе рано или поздно придется убить,  Крис,  и не важно, кто это будет - ребенок, чья дочь, чей-то муж, сын,  отец, мать... Ты убьешь... Сначала первые несколько месяцев, а может быть и лет, ты будешь чувствовать свою вину, будешь себя за это ненавидеть, тебя будет преследовать призраки убитых тобою во снах, потом... ты привыкнешь, это превратится в рутину,  просто новые и новые фраки и минусы, как в "Контре", а потом... потом, ты научишься получать от этого удовольствие. Твоя работа станет частью тебя. Ты научишься - мучить, наслаждаться чужой агонией, научишься питаться чужими страхами и болью.  Знаешь, я попала сюда в пятнадцать. Я была младше тебя, но во мне тогда уже что-то сломалось, надорвалось. Я была дочерью одного достаточно влиятельного мужчины, и внучкой того, кто мнил себя Богом в Европе. Я была очень красива, молода и избалованна. Меня сломали, как куклу, как игрушку. Сломал мужчина, предавший меня... И я сорвалась. Я перепробовала все мыслимые виды наркотиков, я продавала свое тело за дозу кокаина, я спала с кем угодно, пила что угодно. Лишь бы не чувствовать боли, лишь бы не выбираться из забытья. Я воровала у родителей, деда, я убегала из дома, из клиник, в которые меня они запирали. А потом дед предложил мне лагерь. Он думал меня это  отрезвит и я снова стану той самой маленькой принцессой, которой была для них. Он ошибся. Я убила в первый раз  в первый же свой день... Мне кажется, что я до сих пор чувствую, как его кровь течет по моим пальцам. - я замолкаю, переводя тему на другую плоскость, обрабатывая его рану, делая это не торопливо, но не смотрю больше в его глаза. Не хочу прочесть в них жалость или понимание, или еще хуже того - отвращение и ненависть.  Наливая нам выпить, я все же произношу свое имя, и слышу, как он эхом повторяет его, и словно невидимыми нитями привязывает меня этим к себе. Я вздыхаю и резко объявляю, что теперь он будет жить в моем блоке. Ненавижу себя за это, но не могу его отпустить. Вижу, что ему это не нравится, слышу его протесты и вопросы:
- Что это значит? Я буду на каком-то особом положении?
- Это значит, что ты замолчишь и сделаешь, как я тебе сказала, -  зло произношу я. Только вот злюсь я на себя, а не на него. Злюсь, потому, что он мне не безразличен. Его судьба в стенах лагеря для меня не привычный пустой звук, и за эти десять лет, не смотря даже на Томаса, Джейсона, и даже Джейкоба, он единственный, кто сумел просто своим появлением всколыхнуть мою душу. Единственный, кто вывернул меня наизнанку за рекордно короткие сроки. Единственный, кому я рассказала свою историю от начала до конца сразу же... И это меня пугает... и нервирует...
- Ты ведь не всем ученикам вот так вот позволяешь распивать виски в своем кабинете? Если так, то... Я не хочу, чтобы ты как-то выделяла меня среди остальных.
Снова из размышлений меня выводит его голос. Только голос. Это так странно, чувствовать свою эмоциальную привязку к кому бы то ни было, вот так вот... Ему хватает лишь фразы, чтобы я снова сосредоточила все свое внимание на нем.
- Ты не все. Я думала, ты умный мальчик, ты же пошел за мной, правильно? - вопросительно изгибаю брови, и собираюсь продолжить, но меня обрывает звонок коммуникатора внутренней связи в лагере.  Нажимаю на кнопку, одновременно прикладывая палец к губам, прося тем самым Винчестера молчать, не издавать ни звука.
- Принцесса, твоих бойцов я разместил в пятом блоке, они уже в душе. Где там твой последний? Его вещи уже на месте.
- Его вещи должны быть в моем блоке, через пять минут. Мальчик меня развлекает, Саид. Я полгода без игрушек провела, дай мне развлечься. Он сейчас в душе, а потом... потом, я не планирую выпускать его из своей постели ближайшие несколько дней.
- Но..., - начинает Саид. Я знаю Рашида, он был мне семьей все эти десять лет, он начнет меня отговаривать, начнет говорить о том, что я разозлю руководство, что я и так на особом положении по сравнению с остальными наставниками. Да, мало ли еще причин на то, чтобы сейчас же отправить мальчишку обратно в бараки к остальным. Но мне плевать на это. Я обрываю его со спокойствием удава, настигающего белоснежного кролика, и собирающегося насладится каждым мгновением страха своей жертвы.
- Никаких "но", он пойдет по углубленной программе, я сама займусь его обучением. Ты же знаешь, во что я могу превратить тех, кто мне импанирует. Или мне нужно припомнить тебе, что я уже давно не твоя ученица, я твоя коллега и из моих учеников в живых порой остается куда большее количество народа, чем из твоих. Я все сказала Саид. - я отключаю коммуникатор, и снова смотрю на Криса. - Душ, третья дверь по коридору слева. Твоя спальня - вторая. Насиловать я тебя не собираюсь и засунь свои амбиции в свой симпатичный упругий зад. Тебя убьют или превратят в расходник, если ты не останешься тут.
Я снова подхожу к бару, и беру бутылку с коньяком в руку, делаю большой смачный глоток прямо из бутылку, вытираю губы тыльной стороной ладони и снова разворачиваюсь к молодому человеку.
- Кого ждем? Спинку что ли потереть? - срываюсь на него я.

Но он и эти мои слова не оставляет без ответа. Наглый малый, это огромное преимущество для него в дальнейшем. Это мне в нем и нравится. Его наглость, а еще... - обрываю себя снова, сосредотачиваясь на музыке его голоса, подчиняющего мое сознание.
- Я так полагаю, что спрашивать о том, почему для тебя столь важно, чтобы я остался жив, не имеет смысла?- скорее, полувопросительно-полуутвердительно произносит юноша.- Что ж... как тебе будет угодно. Оставим этот разговор... до следующего раза, когда тебе вновь захочется быть откровенной со мной.
Он уходит, шаг за шагом дальше от меня, и я бросаю ему в спину, зачем-то сама не понимая для чего мне это нужно:
- За откровенность обычно платят тем же, Кристиан, - он оборачивается всего на мгновение, на звук моего голоса, а я снова порабощена его зелеными глазами, в которых столько всего... того, что казалось было мною уже безвозвратно потеряно.
Я провожаю мальчика взглядом, вижу его спину, широкие плечи, улыбаюсь уголками губ, слышу шум воды... прикрываю глаза и услужливое воображение рисует мне гибкое стройное тело омываемое тонкими струями воды... Я вижу, как он проводит пятерней по волосам, как тянется за бутылью с гелем, вижу его глаза, в которых все так же отражаются заставшие в его душе и сознании вопросы, на которые он хочет получить ответы не меньше моего.  Нажимаю кнопку на коммуникаторе, заказываю ужин на двоих в блок, не хочу показывать его сегодня остальным, хочу провести этот вечер с ним наедине, понимаю, что в глазах остальных это будет выглядеть далеко не так, как это происходит на самом деле. Но разве меня когда-нибудь волновало мнение общественности, разве я была когда-нибудь покорной овцой, шедшей за пастухом и стадом... О, нет... Я никогда не могла стать на одну ступень  с остальными... А сейчас я хочу провести этот вечер с Крисом и разобраться в самой себе... Как будто это будет просто?! - усмехаюсь над самой собой, распускаю волосы, стягиваю с себя кофту, оставаясь в коротком топе, обтягивающем меня, как вторая кожа, провожу ладонями по идеальному, натренированному телу убийцы, хищника... Смотрю на свое отражение в зеркале... В моих глазах горят тысячи невысказанных слов, сотни различных чувств и эмоций, обуреваемых мое существо. Моргаю и снова возвращаюсь в образ Клеопатры. В моих глазах - пустота...  Приносят его вещи,  и зная Саида, я понимаю, еще до того, как открывается дверь, что это один из тех, кто проводил время в моей постели... в карих глазах молодого мужчины - затаенные обида, боль, ненависть. Он держится ровно, с вызовом, когда бросает сумку на пол прямо передо мной. Наши взгляды с ним на мгновение пересекаются и я буквально слышу его тихий шепот... он спрашивает меня почему? Почему я выбрала этого мальчика? Я не знаю ответа, не хочу его знать. Молча, киваю ему на дверь и мужчина выходит, напоследок все же хлопнув картонной перегородкой, так, что с одного края косяка осыпается краска. Усмехаюсь... Он все еще слаб, подвержен эмоциям, обуреваемой его ревностью... Понимаю, что только что накликала на Криса еще большие неприятности, теперь за ним будет охотится и Джей тоже... Но я знаю, что Локвуд должен понимать, на что он идет бросая мне вызов, поэтому он не убьет Винчестера, он превратит свои занятия с ним в кромешный ад. А мы все в Аду, так, что это лишь детали, а я не люблю уделять им внимания. Распаковываю его сумку, достаю оттуда чистое белье, и иду на шум воды, распахиваю двери, и смотрю на его силуэт сокрытый за матовым стеклом душевой кабины.
- Когда оденешься жду тебя в столовой, через кабинет, в коридор и поворот налево, - произношу я, кладя вещи стопкой на одну из тумб. - Поторопись, я хочу есть, - произношу я, и разворачиваюсь, чтобы уйти из этой комнаты, в которой становится безумно тесно от того, что мы слишком близко находимся  друг к другу, от того, что он словно мое прошлое, прошлое, к которому я отчаянно хочу вернуться. 
Выхожу из ванной, и по пути в столовую, освобождаю свои ступни от туфель, становясь сразу же намного миниатюрнее, чем казалась на первый взгляд. Опираюсь пятой точкой на огромный стол, который намного чаще служил нам с моими мужчинами площадкой для сексуальных игр, чем по назначению... Вижу возникающего на пороге - послушника, ученика, мясо, - как вам будет угодно, каждый из наставников сам определяет градацию для своих студентов. Мальчишке пятнадцать. Его руки мелко подрагивают. Он еще помнит тот вечер... и я помню его визги, мои глаза и  множественные ожоги по его грудной клетке, когда я выписывала на ней арабские символы, которые он не мог запомнить... Он боится... А я улыбаюсь... Жду пока он накроет стол и поклонившись мне удалиться за пределы блока.
На пороге появляется Крис, я оборачиваюсь, снова чувствуя его присутствие кожей. В моих глазах на мгновение скользит отблеск эмоций... Но я лишь холодно и отстранено улыбаюсь, кивая ему на свободный стул, и сервированный на две персоны стол. Посреди как в насмешку подарок от Саида - бутылка моего любимого шампанского, из прошлого, того самого, что я пила в тот вечер, когда все началось...

Он отодвигает мне стул, на который я сажусь (галантность - это тоже нонсенс, но мне это нравится), ожидая когда он опустится на тот, что ровно напротив. Межу нами сервированный стол, с разнообразными закусками. Это тоже игра, в какой-то мере даже самая извращенная... И мы оба это понимаем, только вот каждый по разному и это... наверное даже печально, в какой-то мере... Я киваю ему на бутылку с шампанским, понимая, что это все тянет, максимум на дешевую голливудскую мелодраму. Его вопрос заставляет меня несколько даже удивиться, нет, не прямолинейности, с которым он был несомненно задан и не нахальности мальчика, а самому его содержанию. Неужели я так похожа на сексуальную наркоманку, которой, по сути дела и являюсь на самом деле? Усмехаюсь, тянусь к пачке сигарет, отточенным движением выбиваю из неё никотиновую палочку, и щелкнув кремнем, лежащей рядом с моей рукой зажигалкой, затягиваюсь, выпуская изо рта струйку сизоватого дыма, растворяющегося под потолком, оставляя после себя лишь воспоминание.
- У меня небольшой блок, - тихо произношу я, смотря на парня. Он утратил веру в жизнь, но живет, а значит в какой-то мере мы похожи между собой, хотя бы в том, что не смотря ни на что, в нас живы первобытные инстинкты. - Он самый большой в лагере. И кроме меня, ну и тебя отныне здесь больше никто не живет, - улыбаюсь, сладко, слишком сладко, до ненависти к себе, до самосожжения.
Мне нравится твоя наглость, нравится и то, что ты не трепещешь от страха и не становишься очередной марионеткой и игрушкой, которых у меня и без того достаточно. Но ты и сам это понимаешь. Понимаешь меня.... только вот почему? Я беру в руку бутылку и чуть сжав горлышко в руке, превращаю его в месиво, нет, не для того, чтобы тебя удивить, в этом ведь нет необходимости... ты и так знаешь, чувствуешь нутром чего от меня можно ожидать.  Наливаю пенный напиток в бокалы и протягиваю один из них молодому человеку. Отпиваю из своего, смакую шампанское, которое ненавижу, но улыбаюсь... Снова и снова просто растягиваю губы в улыбке. Фальшь и лицемерие... Я живу этим.... живу притворством... я так привыкла....
- Учить? А ты хочешь учится? - прямой вопрос. - Хочешь понять, каково это убивать и упиваться каждым мгновением? Хочешь почувствовать себя Богом? Творцом судеб?  - резко выплевываю слова,  зло и бескомпромиссно. - Ты не сможешь, жить так, как остальные, ты либо возвысишься над ними либо падешь на такие глубины, из которых уже нет возврата.
Замолкаю, отпивая из своего бокала, смотря на него через призму игристого вина. Наслаждаюсь моментом, я это умею... просто получать от жизни удовольствие, даже тогда, когда она снова и снова бьет наотмашь по лицу.  Мне нравится этот мальчик... нравится его душа... нравится то, что он так отчаянно хочет мне доказать, что он иной... Но вот только беда в том, что здесь иных не бывает. Они здесь не выживает. Не могут, не справляются с тем Адом, что клубится на каждом квадратном метре лагеря. Идеалистам здесь не место...  И только от того, насколько сильно мне хочется того, чтобы он выжил на сегодняшний день зависит его судьба. которая по сути мало его волнует. Он словно ищет смерти, так же, как и я, когда-то в прошлом... пытаясь вырвать себя из рук Судьбы, желая превратиться в ничто, просто воспоминание, сотканное из небытия.... Выкладываю на своей тарелке, что-то из еды, у меня нет желания есть, я всего лишь хочу объяснить мальчишку, что даже если он этого не понимает, то все равно он уже избран для высших целей. И пусть наша игра только началась, пусть, я и сама не до конца понимаю того, чего жажду от него... Пусть... я с этим справлюсь. Рано или поздно, как справлялась со всем остальным.
- Итак... - я снова ловлю его взгляд, и произношу. - Языки. Мы начнем с них. Помимо английского, ты должен знать арабский, именно на нем идет преподавание основных дисциплин, дальше я предлагаю итальянский, французский и испанский. Но впрочем, ты можешь сам выбрать что твоей душе угодно, - усмешка на моих губах впрочем говорит ему об обратном. Я снова бросаю вызов его нахальности, которой в нем избытком и извлечь её из него физической болью невозможно. Я видела таких как он, я была такой же... Боль ничто... с ней можно справиться, её можно принять, её можно вознести до небес и полюбить каждое мгновение агонии... Если у тебя больше нечего терять... ты наслаждаешься каждым мгновением, каждой пролитой каплей крови, сначала своей, потом чужой, это лишь вопрос времени...

You think maybe that I'm just so easy
You can come in and out my life like you please
But baby no (uh-oh)
Don't you know it takes more
To keep a girl like me
No more waiting for you to change
Don't you know that you bringing flowers
Won't stop the rain baby no, no (uh-oh)
Don't you know it takes more
You're no longer worth waiting for

Смотрю на этого мальчика, смотрю и вижу в нем себя... Ту, девочку, которой была... Давно очень давно, долгих, невыносимо долгих десять лет назад. Ту девочку, которая тоже верила в мир и имела собственные идеалы, ту девочку, которую я убивала раз за разом собственными руками, но ту, что до сих пор жива, где-то глубоко внутри меня. Девочку, что вырывается из плена ночами, поэтому, я и не сплю одна, поэтому я не выношу одиночества, не выношу того, что это делает меня слабой, превращая в ту, что так отчаянно хочет спастись, вырваться из этого порочного круга, исправить собственные ошибки. Она жива во мне, жива даже сейчас, она отражается в глубине моих глаз, на поверхности которых лишь выжженная пустыня. Я продолжаю держать в руках бокал с шампанским, выслушивая его презрение, что сокрыто в каждой его фразе. Презрение к моему мире, ко мне, к тому, что здесь происходит. Он не понимает этого. Не хочет этого принимать. Отказывается от этого, отрекается от такого будущего, но он прав, и в другом, у него уже нет права выбора. Он порабощен Системой и только от меня сейчас зависит смогу ли я спасти его душу, раз не стала пытаться бороться за свою. Он хватает меня за руку и исступленно пытается достучаться до меня, словно докричаться, попробовать затронуть мою душу, мое окаменелое сердце. Мне жаль... и его, и себя... Жаль, что он опоздал, жаль, что он действительно не понимает, кто я есть на самом деле, жаль, что я не вижу смысла в его словах. Я могла бы уйти. Бесчисленное количество раз. Я и сейчас не настолько скована обязательствами, как может показаться ему или кому бы то ни было еще. Я могу уйти, собрать вещи, заказать частный самолет, и вернуться домой. Но что меня там ждет? Обычная жизнь? Свадьба по расчету, пара спиногрызов, работа в корпорации деда или отца и пустота... Больше ничего. Я уже не приживусь там... на свободе. Я не та, кому это под силу. Не смогу я жить там, зная, что где-то рядом есть он. Есть мужчина, который превратил мою жизнь в Ад. Я захочу отомстить ему... и не смогу... не смогу убить самое лучшее, что еще осталось во мне. Ту любовь, что все еще живет во мне, не смотря на все, что со мной сталось.  Он замолкает, а я улыбаюсь, впервые не наигранно, а по-настоящему, мои губы сами по себе непроизвольно растягиваются в подобии улыбки. Тянусь рукой к его голове, провожу по волосам, словно пробуя их на ощупь, пропуская через пальцы влажные пряди. Молчу, я не знаю, что ему ответить.  Просто смотрю на него, пытаясь понять, зачем ему это было нужно. Для чего? Просто захотелось выговорится? Имеет ли это здесь смысл? Свобода воли - непозволительная роскошь для наемников, которые подчиняются приказам беспрекословно, потому, что в них это заложено годами тренировок.
- Не нужно, ладно, - прошу его я, моя рука на его щеке, он такой теплый... я чувствую, впервые за долгое время позволяю эмоциям проникнуть в мое сознание, от простого касания, в котором нет ни намека на похоть. Просто ласка, нежность. Я и забыла, как это может быть. - Я лишь пытаюсь спасти тебя от смерти, только и всего. Я уже давно здесь. Десять лет, пять из которых, я была ученицей, пять наставницей и даже не знаю, какие из них были самыми худшими. Не копайся в мотивах моих поступков, а причин для них я и сама не знаю. Я хочу, чтобы ты жил. А чтобы выжить здесь, тебе придется постараться, хотя бы попробовать подчиняться мне. Ты не понимаешь, я ведь всего лишь твой куратор. Я не буду обучать тебя единолично. Здесь штат инструкторов, и каждый из них садист, кто-то моральный, кто-то наоборот играет на болевых ощущениях подростков. Мы все  здесь в каком-то смысле конченные люди, и никто из нас никогда не произносит таких вот слов, как ты только что. Мы - Божки этой вселенной, и нам это нравится. Мы привыкли к этому подобию жизни. Я могу уйти. Понимаешь, хоть сейчас, собрать вещи и покинуть территорию лагеря, навсегда закрыв за собой двери и меня не станут искать. Я сильнее этой Системы, моя семья сильнее их. Они это знают, меня ненавидят не за то, что я виртуозный убийца, а за мою свободу, которая мне не нужна. Я не хочу этого. Не хочу туда, обратно. Там хуже, поверь мне. К ненависти можно привыкнуть, любую боль можно вытерпеть, можно даже отрешиться от всего того морального уничтожения, которому здесь подвергаются, но жить там... В том мире... нет уж спасибо. Что нас ждет за воротами "Бельфагора"? Свобода от чего? От прошлого? От того, что держит нас? И что ты будешь делать там? Поступишь в университет, каждую неделю будешь ходить на могилы своих родителей и сестер с братьями, потом женишься, у тебя появятся дети, и ты умрешь. Все. Конец. Точка предложения. Ты сойдешь с ума, от чувства вины, каждый прожитый тобой день, ты будешь засыпать и просыпаться с мыслью, что мог спасти их, что это ты должен был погибнуть, не они. Каждый день... ты будешь проклинать утра и будешь ненавидеть ночи, потому, что они будут приходить к тебе во снах. Счастливые, такие живые и просыпаясь ты будешь желать смерти.
Я замолкаю, поднимаю бокал в руку и приподнимаю его немного, словно отсалютовывая:
- Поверь, я жила так... я не смогла, я провела несколько месяцев в кокаиновом плену, я лежала в психиатрической  клинике, но каждый новый день был кромешным Адом. Я не просто любила, дело даже не в Вике, он тут не причем, уже давно. Дело в том, что утратив свой собственным мир, я не смогла найти другого. И ты не сможешь. Один, не сможешь, а ты одинок. Поэтому ты и согласился на это предложение, поэтому ты и оказался в лагере, так, что не нужно читать мне морали, в конечном итоге, ты такой же как я или станешь таким же. Это лишь вопрос времени.

Что он искал в её блоке? Ответы на какие вопросы, хотел обнаружить там? Или им двигали естественные человеческие инстинкты и первобытные желания - такие, как желание устранить соперника, уничтожить угрозу, сделать больно ей, потому, что она сделала это с ним. И дело ведь было не в физической боли, она легко и  не принужденно втоптала в грязь его любовь, его чувства к ней. Настоящие чувства. Живые. Те, которым он позволил существовать, те, которым было здесь не место, но ради неё, ради этой женщины он был способен рискнуть всем, даже собственной жизнью, а в итоге, она...она предпочла ему какого-то сопляка, который максимум на что способен так это стать расходником.
Молодой человек склонился над замком, вскрывая его. Он сам устанавливал систему безопасности в этом блоке, разве его это могло остановить? Но Кейра видимо и не задумывалась над тем, что ему когда-то придется проникнуть сюда без её на то разрешения, что ж Локвуд об этом тоже раньше не задумывался. Пара щелчков, пара комбинаций на лептопе и двери блока распахнулись, а Джей прошел внутрь блока.  Он остановился посреди огромной гостиной - кожаные диваны, антикварные столы, на которых они придавались любви, на которых он целовал каждый миллиметр её идеального тела, а она шептала его имя. В памяти были живы воспоминания... Он помнил, помнил запах её кожи, помнил вкус её губ, помнил её шепот на французском, помнил слезы, которыми она омывала его обнаженную грудь, просыпаясь в его объятиях после очередного кошмара, которые проследовали её. Он помнил о ней все, и не знал в то же время ничего. Шаги быстрые по коридору, к её спальни и дверь на распашку. Удивленный взгляд, брошенный на заправленную бархатом покрывала огромную кровать.
- И где же наш мальчик? Неужто не был допущен до царского тела, как же так? - вопрос заданный самому себе в глухой тишине. Разворот на каблуках, снова в коридор. Другое крыло блока. Гостевые комнаты. Джей плотоядно улыбнулся, открывая одну из них, и видя перед собой спящего на кровати мальчишку, обнимающего подушку. Удар под ребра, и вот уже парень на полу, прямо под ним. Удар под почки ногой, обутой в военные сапоги с металлическими вставками.
- Отпуск кончился, девочка,  поднимайся, - он не дает мальчику даже очухаться, хватает его за руку и вытягивает перед собой. Удар по лицу, еще один. Он наслаждается этим. Наслаждается причинением боли другим. Она научила...Она вообще многому его научила, чего уж тут скрывать и не только премудростям выживания в лагере. На губах мужчины играет похотливая улыбка. Он бы мог убить этого сосунка прямо на месте, но... зачем же спешить, не правда ли? Он хочет получить от этого удовольствие, как можно больше удовольствия.
Джей выталкивает подростка из блока. На мальчишке только трусы, но и этого ему на самом деле пока достаточно.  Он ведет его к пыточным, да, именно туда, в одну из них, в ту самую, где когда-то несколько лет назад, его самого истезала Клеопатра. Он не боится наказания, у него есть на это разрешение высшего руководства. Да, Локвуд не собирался играть в обыкновенного мстителя, он был для этого слишком умен, а вот Клео ком в горле для многих обителей "Бельфагора" и загнать эту сучку в угол или просто достать её или разозлить хотят очень и очень многие.  Он вталкивает молодого человека в комнату мимо стоящего возле стены Саида, равнодушно наблюдающего за полуживым, искалеченным Винчестером и самодовольным Локвудом. О чем думает араб Джейсон не беспокоится. Его это мало волнует, главное, у него есть доступ к тому чего он жаждет.
Привязывает его руки к потолку, оборачивая жесткие канаты вокруг запястьев, намеренно причиняя боль, как можно больше боли. Поднимает с пола, брошенную туда парой часов назад кожаную плеть, но наносить удар не спешит, и как только за двух сторонним пуленепробиваемым стеклом появляется Кейра, он размахивается и плеть плавно рассекает кожу на спине молодого человека оставляя рваный порез. Глаза в глаза с Кейрой, которую удерживает там Саид. И снова взмах плети и резкий удар, свист и касание по телу молодого человека.
- Ты ведь этого хотела, любимая? - спрашивает он на английском, чтобы и Крис понимал о чем именно сейчас идет речь.

Отредактировано Keira Peirsen (12th Dec 2012 14:40:22)

Внешний вид

Смотрю на Джейсона, в его глаза. Ему же двадцать один, а он как и прежде, как и в первый свой день все так же наивен в отношении меня... Глупыш! Мне хочется смеется, надрывно смеяться, глядя ему прямо в глаза. Он так предсказуем и банален в своей неистовой ревности, что это даже тошнотворно и приторно... Но он не понимает, как он сильно сейчас ошибается... Смотрю на Саида, а затем перевожу свой взор на Кристиана, уже практически потерявшего от боли сознание. Проклятье! - шепчут мои губы. Мой каблук раздрабливает коленную чашечку Саида, пока я убиваю охранников, которые нас окружают прицельными выстрелами. Склоняюсь над арабом, провожу по его лицу рукой и шепчу:
- Мне очень жаль, - мой нож вспарывает его горло, пуская кровь, что оседает на бетонном полу, нажимаю кнопку, открывающую мне доступ к пыточной.
- Оставьте свои игры, девочки, - произношу я, отталкивая плечом Джейсона и смотрю в твои глаза, не отвожу взгляда, распутываю твои руки и ты буквально падаешь на меня. - Транквилизаторы живо, - приказываю Джейсону, и заставляю тебя посмотреть мне в глаза. - Крис... послушай меня, сейчас я вколю в тебя транквилизатор. Он притупляет болевые ощущения сводя их на минимум, но выпускает животную силу, превращая тебя в истинного зверя, живущего лишь инстинктами, - говоря тем самым прокалываю твою кожу иглой, пуская по твоим венам геном-модифицированный препарат, выпускающий на свободу внутреннего зверя. Вкладываю в твою ладонь "Беретту", и снова призываю тебя хлопками по щекам ко вниманию. - Стреляй на поражение в любого, кто приблизится к тебе на пару шагов. Не думай, просто стреляй. Послушай, ,- стискиваю твое лицо руками. - Целься в голову или сердце, кладу руку на твое безумно бьющееся  под действиями наркотика сердце, - или в сердце, если не уверен в своей меткости, то целься по рукам и ногам, хотя бы обездвижь сначала, и уже потом добивай... Не думай, действуй, от тебя сейчас зависит не только твоя жизнь, но и моя, и моей семьи... Пожалуйста, Крис.. Нам нужно добраться до моего блока, там есть потайной ход. Мы выберемся из лагеря. Ты, я и мои парни. Я тоже устала от этого и Саид и вправду перешел все границы - отвожу от тебя взгляд, понимая, что твоего разума уже достигли все мои слова, смотрю на Джейсона. - Ну же Локвуд, потом будете выяснять кто кого и когда трахал, сейчас главное взломать систему охраны и отрезать это крыло, чтобы они не подослали подмогу. Усек?
- Да,- шепчет брюнет, чувствуя, что ситуация реально складывается совсем не в нашу пользу. Он склоняется над микросхемами, а я хватаю тебя за руку вытаскивая в коридор, остреливаясь от тех, кто преграждает нам путь, и вижу, как и ты, начинаешь спускать курок, стреляя в тех, кто нас преследует... Бегу по коридорам вперед, инстинктивно чувствуя, что ты следуешь за мной, оставляя за собой бездыханные тела. Выстрел, падение мертвого тела, снова выстрел и так по кругу.... Через какое-то время, мы оказываемся в моем блоке. Ты, я и Джейсон. Я закрываю двери на засов, сбрасываю с себя кожанку, и сажусь на один из диванов.
- Может нальете мне выпить? - вопросительно изгибаю брови в повелительном жесте. Жду пока, в моей руке не окажется бокал с коньяком и включаю коммуникатор внутренней связи по лагерю. Мне отвечает Саид, вижу недоумение на ваших лицах и упиваюсь этим мгновением, которое слаще и вкуснее всего только что произошедшего.
- Клео, все в порядке? - спрашивает меня араб, который по вашему мнению должен быть мертв.
- Спасибо, Рашид, разыграно как по нотам, только трупы за нами подчисти, - произношу я, и отключаюсь.  Поднимаюсь с дивана, глядя на вас... Два мальчика, решивших сыграть в игру, которая оказалась им не по зубам. Наивные... дети... совсем еще дети...
- А теперь сядьте, - командую я. - Итак... Саид жив, как вы понимаете, убила я постановочного актера, который был расходником и все это представление было разыграно ради вас обоих. А теперь расставим все точки над "I". Джей, неужели ты подумал, что Саид предаст меня во имя тебя? Ты был так наивен, да сразу же после твоего прихода, Саид сообщил мне обо всем том, что ты задумал, чтобы доставить мне боль... Ты все еще мальчишка, а мне нужен рядом мужчина, надеюсь, ты это запомнишь! А теперь, ты Кристиан... моралист и праведный мальчик, который не убивает, - включаю камеры наблюдения и демонстрирую обоим видео, на котором мы втроем пробиваемся к моему блоку. - Ты, ничем не отличаешься от меня или Локвуда. Чтобы спасти свою шкуру, ты убивал... Убивал сам... и твои руки теперь в крови, и не забыть и не отмыться, так что...просто привыкни к тому, что ты здесь... и еще вам обоим на будущее, меня не волнуют ваши взаимные терки за первенство в моей постели. Вы члены моей команды. Оба, смиритесь с этим, или я заставлю каждого из вас... И да, Крис, это были витамины, так, что не нужно сбрасывать все на наркотики, ты убивал, чтобы выжить и будешь убивать дальше... Джей свободен. Встретимся завтра, - я киваю в сторону двери и Локвуд выходит, склонив голову вниз, а я понимаю, что я сделала их обоих, снова утратив частичку себя...