Указательный палец снова и снова нажимает на кнопку дверного звонка. Звонкая трель доносится до моего слуха, но стоит ей смолкнуть, как все вокруг погружается в мертвую тишину. Секунды ожидания кажутся мне вечностью. Может, она спит? Или принимает ванну? А может, ее и вовсе нет дома? Нет, пожалуйста, Аннета, будь дома. Я вновь звоню и ели сдерживаю себя от того, чтобы не начать барабанить в дверь. Я не встречал людей на улице, когда шел к ней, но это не значит, что их не может оказаться где-то поблизости, поднимать шум в моей ситуации слишком рискованно.
Подумать только, всего несколько часов назад эти улицы были залиты солнечным светом. Их наполняли счастливые дети, бегущие домой после школьных занятий, студенты, возвращающиеся с лекций и вечно спешащие куда-то взрослые. Их голоса, их смех доносились отовсюду. Сейчас же лишь мертвая тишина и густой смог, что скрыл от этого города солнце. Он простирается над всей территорией острова. Он дышит, он бурлит, впитывает в себя дым и копоть от все новых и новых кострищ, возникающих то тут, то там. В одночасье мирный город превратился в поле для военных действий двух группировок, не сумевших ужиться бок о бок друг с другом.
Когда прогремел первый взрыв, я, конечно же, ни о чем не подозревающий, занимался бумажной работой в своем кабинете в школе. Рабочий день неумолимо приближался к своему завершению. Дети расходились по домам после занятий. Учителя проводили последние на сегодня внеклассные занятия. У меня же выдались свободные полчаса перед тем, как вернуться в больницу. Взрыв застал нас врасплох. Стоило ему отгреметь, как тут же началась паника, давка. Тех учеников, что еще не успели покинуть школу, учителя загоняли в подвальное помещение, совершенно неприспособленное для такого количества народа. Я двигался по инерции. Еще не пришедший в себя от случившегося, еще не осознавший до конца, что произошло. Но когда прогремел второй, третий, четвертый - целая серия взрывов, я понял, что это не терракт. Не взрыв на мебельной фабрике. Не авария на ГЭС. Дела обстоят куда хуже. Кто-то решил напасть на наш город. В этот момент передо мной встал выбор - бежать вместе с остальными, спрятаться и ждать новостей, ждать, пока кто-то придет нам на помощь или выйти из школы, в самое пекло происходящего. Выйти и помогать раненным, если кто-то пострадал при взрыве, выйти и пытаться остановить тех, кто устроил всю эту заварушку. Мы уже спустили почти всех детей в подвалы, когда кто-то из учителей окликнул меня, попросил запереть двери и поскорее спускаться вниз. У меня был выбор, но в ту минуту я ни на секунду о нем не задумывался. Я знал, что мне нужно делать. Я знал, что я должен делать.
Когда я выбежал из школы, то сразу же оказался в самом пекле событий. И, признаться, все выглядело несколько иначе, чем я ожидал. Совершенно иначе. Я ожидал увидеть если не танки, то самолеты, те, что сбрасывают на город снаряды. Я ожидал увидеть вооруженных до зубов людей в военной форме. Я даже не успел задуматься о том, что на отрезанном от всего мира острове всему этому военному обмундированию в принципе неоткуда взяться. У Хоплесса нет своей армии, да и нет в ней никакого смысла. Если только кто-то напал бы на остров извне. Если только кто-то решил бы стереть его с лица Земли. Но какой смысл этому невиданному мне врагу так мелочиться? Почему бы не сбросить на Хоплесс один единственный заряд, по мощности столь сильный, что способен одним ударом уничтожить все живое и неживое? Нет, я не думал, что кто-то решил напасть на остров, но и не думал, что нападающими будут люди, когда-то являвшиеся моими пациентами. В те времена, когда я еще работал в лаборатории и наблюдал испытуемых. Когда я помогал им восстановиться, облегчал их боль, вызываемую регулярными инъекциями ученых и пытался оказать всю возможную помощь, чтобы помочь им преодолеть этот непростой период с минимальными для них потерями. И сейчас эти люди без какого-либо оружия, без какой-либо защиты вышли на улицы города и начали убивать. Убивать невинных жителей, детей, женщин, любого, кто попадался им на пути. Убивать голыми руками. Они взрывали дома, они взрывали людей. Они двигались ровным строем вперед, к лесу. Туда, где находится единственный вход в лабораторию. Они двигались, оставляя за собой раненных и тех, кому уже не поможешь. Я увидел всю эту жестокость, и мое сердце сжалось от боли и ненависти. Ненависти к этим отбросам, недостойным называться людьми. Не теряя ни секунды, я бросился к девушке, прямо у меня на глазах стремительно теряющую кровь из открытой рваной раны на ноге. Я исцелил ее и сказал бежать в школу. За ней был парень с простреленной рукой. Потом раненная женщина с двумя маленькими детьми. Я лечил каждого, кто попадал в поле моего зрения, теряя все больше и больше сил. Я велел им бежать в подвалы домов, прятаться и не выходить наружу, пока не придет помощь. Многие из них были шокированы тем, что я буквально проглатывал из болезни. Кто-то узнавал во мне доктора из Центральной больницы. Кто-то, не задавая вопросов, спешил скрыться подальше от всего этого ада. Не знаю, скольких из них мне удалось исцелить, но чем больше людей поднималось на ноги, тем больше раненных оказывалось на тротуарах. Я двигался быстро, практически незаметно, но когда преодолел второй квартал, понял, что у меня попросту больше нет сил. Я до такой степени вымотался, что не мог больше передвигаться так быстро, как только я в этом городе умею. У меня не было сил даже стоять на ногах.
Прямо у меня на глазах гибли люди, а я не мог, просто не мог ничего сделать. Мне нужно было восстановиться. Восстановиться и вернуться к ним, чтобы помочь. Потому что такой, какой я есть сейчас, я им попросту не нужен. От меня нет никакого толка. Попытка излечить еще одного юношу с оторванной по локоть рукой закончилась полным провалом. Я чуть было не потерял сознание, настолько я был обессилен.
Мой дом был совсем неподалеку, но я свернул в противоположную ему сторону. И пусть путь мне предстоял неблизкий, но я не мог отсиживаться в своей квартире, зная, что где-то Аннета, возможно, не подозревающая о произошедшем или, того хуже, попавшая в беду. Все эти месяцы я заботился о ней. Все эти месяцы она была моим единственным другом, именно другом, самым настоящим, проверенным выпавшим на нашу долю испытанием. Можно сказать, она была и моей семьей на этом острове. И сейчас, когда мы вновь оказались на грани жизни и смерти, я не мог себе позволить спокойно отсиживаться дома.
Я, наверное, уже в десятый раз нажимаю кнопку звонка и за дверью наконец раздается шум. А после на пороге возникает заспанная Аннет.
- Слава Богу, ты в порядке,- вместо приветствия выдаю я и, не дожидаясь приглашения, вваливаюсь в дом. Похоже, это уже стало традицией. В нашу самую первую встречу я был раненным и обессиленным. Сейчас же я просто обессилен и на моих руках кровь, очень много крови людей, которых я сумел исцелить,- Я боялся, что опоздаю или что ты на работе, и мне придется возвращаться через весь город, а у меня совсем нет на это сил.
Я прижимаю ее к себе одной рукой, стараясь не испачкать кровью. Вижу, что Аннета совсем не понимает, о чем я и почему я в таком состоянии... Но не могу вымолвить и слова. Не могу заставить себя сказать ей, что в городе началась война.

Как же стремительно может измениться твоя жизнь, весь твой мир, такой привычный и комфортный, в котором все заранее спланировано, в котором все предопределено. Ты, закрывшийся в своем панцире, проживаешь день за днем, не оборачиваясь назад. Все реже и реже ты обращаешься к такому великому, такому чудесному дару, как воспоминания, все реже задумываешься о тех людях, о тех чувствах, что остались позади, но всегда готовы напомнить о своем существовании… вот только ты больше не испытываешь в них нужды. Ты сумел взять себя в руки, ты смог пережить подкинутые судьбой испытания, ты замкнулся в себе, в работе, в редких встречах с чуть ли не единственным другом, что сейчас сидит рядом. Да, ты сумел перевернуть страницу, ты стал двигаться дальше, но сам не заметил, что жизнь твоя свернула на куда более опасные рельсы. Твои дни столь однообразны, сколь бусины в жемчужном ожерелье. Ничто больше не может вызвать твоего интереса. Ты перманентно движешься в замкнутом круге: дом-работа-дом. И вдруг… взрыв. Ты очнулся. Ты наконец-то пришел в себя. Случилось то, что смогло не просто вытащить тебя из твоего панциря, а разрушить его, разрушить до основания. Пути назад нет, и вот ты вновь на распутье. Ты в смятении, тебе отчасти страшно, ты не знаешь, что делать дальше, но ты живой. И в этой твоей новой жизни нет места предопределенности…
Я закрываю глаза. Я открываю глаза. Аннета все так же выжидательно сверлит меня взглядом. А я по-прежнему не могу подобрать подходящих слов. Не привык я к роли вестника неприятных новостей. Да, может, это несколько странно звучит из уст хирурга, которому по роду профессии приходится с этой ролью сталкиваться не раз. Но мне не приходилось. За годы моей практики я еще ни разу не сообщал родственникам пациента о его смерти. Потому что никто не умирал на моем столе. Пока что.
Я тяжело вздыхаю. Прошу ее принести мне стакан воды с сахаром. Мое неприглядное состояние – лишний повод оттянуть тягостный момент, дать возможность Аннете пожить прежней жизнью, в которой нет места смертям сотней невинных людей, в которой нет места войне, чуточку дольше.
- Я потратил много сил, но это ничего. Нужно отдохнуть и восстановиться. А если в твоем доме найдутся витамины, то смогу намешать себе бодрящий коктейль. Вмиг встану на ноги, - моя наигранная веселость не может сбить ее с толку, я знаю. Поэтому, когда ответом на мою натянутую улыбку служит серьезный взгляд Аннеты, я понимаю, тянуть время больше нет смысла.
- Там  испытуемые, - начинаю я без какого-либо предисловия, - Они в открытую вышли в город. Крушат на своем пути все… и всех. Жертв уже не мало. Они не перед чем не останавливаются, - и я понятия не имею, почему они это делают.
Я отвожу взгляд к окну, из которого открывается чудесный вид на задний дворик коттеджа Аннеты. Зеленые листья бликуют теплым оранжевым цветом стремительно опускающегося за горизонт солнца. Изумительной красоты кустовые розы, запахом которых пропитан весь дом, обрамляют ухоженный газон. В этом доме, в этом нетронутым болью и страданиями саду – воплощение той мирной жизни, коей больше нет места на острове. С коей было покончено несколько часов назад, когда группе людей вздумалось развязать бойню. Я не говорю войну, потому как на войне всегда присутствует, как минимум, две противоборствующие стороны. А то, что учинили испытуемые, походит именно на бойню. Если кто-то и хотел бы противостоять им, разве могли быть у него какие-либо шансы против организованной группы сверхлюдей, напичканной всеми, какие только можно представить, способностями?.. Эффект неожиданности, сработавший так, как и было задумано. Им нужно было показать себя, продемонстрировать, на что они способны. Люди без совести, без каких-либо моральных устоев. Люди, потерявшие все человеческое, кроме движимой ими жажды мести.
Я отвожу взгляд, потому что не хочу видеть реакцию Аннеты на мои слова. Я ведь итак знаю, как она отреагирует. Знаю, что будет переживать, задавать вопросы… Она окажется на том же перепутье, что и я сам. Она будет остро нуждаться в ком-то, кто сможет взять ее за руку и повести ее в нужном направлении. Поэтому я здесь. Хотя в данный момент вряд ли могу сгодиться на роль проводника.
- Нам нужно будет все узнать, - прежде, чем девушка успевает что-то сказать, вновь говорю я, - Ситуацию в городе, ситуацию в мэрии, предпринимаются ли какие-либо меры, хотя в этом я сомневаюсь… Не было никакого предупреждения, никто не поставил нас в известность, а ведь в момент, когда все случилось, я находился в школе! Пришлось собственными силами, ничего не понимая, ничего не зная, загонять детей в подвал, совершенно неприспособленный для убежища. Нам нужно узнать, что вообще происходит, и стоит ли ждать помощи со стороны. Во мне еще теплилась надежда на то, что эти беспорядки как-то урегулируют, но после того, как я увидел это собственными глазами… - мое лицо болезненно дергается при воспоминании о взорвавшемся прямо у меня на глазах мальчике, - Я не думаю, что исправить все это в два счета кому-то удастся. Им придется бороться против кроликов. И хорошо, если этими «ими» станут те, кто способен оказать достойное сопротивление. В противном случае…
Я замолкаю, так и не закончив фразу, и вновь отвожу взгляд.