Последние полгода были настоящим кошмаром. Нет, не так: все валилось из рук. Нет, опять не то.... Черная полоса? Да к черту все. Это просто очередной бред, рассчитанный на то, чтобы его пожалели. Так бы сказал его отец, взглянув сейчас на слегка небритое и усталое лицо Эвана, по которому было ясно видно, что последние пару ночей он плохо спал.
Но сам Эван так не считал. Пускай ему удавалось заснуть только под утро, и что делать дальше со своей гребаной жизнью, он все еще не знал, но ничьего сочувствия уж точно не хотел. Да и кому оно нужно? В конце концов, утопающие всегда спасают себя сами. Да и он уже давно не маленький мальчик.
Просто в какой-то момент Хиггинз потерялся. Да, он до сих пор писал и по-прежнему делал это с удовольствием, но в том, что его писанина возымеет хоть какой-нибудь эффект, будет действительно кому-то нужна, был уверен далеко не так, как раньше. Хоплесс все больше тонул в болоте собственной лжи, вместе с ней, казалось, тонул и он сам, и не видя способа остаться на поверхности, Эван мало-помалу начинал думать, что живет и работает в пустоту. Естественно, его юношеский максимализм и гипертрофированный энтузиазм давно переросли скорее в прагматичную упертость и отчасти перфекционизм, но даже объективно оценивая ситуацию, Хиггинз не мог не видеть, что стоит на месте. Статьи печатались, привлекали к себе внимание, их читали и... и все. То, чего он добивался уже много лет, то, что хотел видеть результатом своей работы, каждый раз оказывалось только верхним слоем новизны, сдув который, можно было увидеть все ту же старую ржавчину. Нет, не изменить мир он хотел, - вполне хватило бы и одного Хоплесса, - но и превращаться в местного дурачка, который на потеху публике спорит сам с собой, тоже как вариант не рассматривал.
При всем этом Эван четко осознавал, что со всем этим он был, есть и будет один на один. Не потому, что небезразличных людей больше нет и он единственный в своем роде, а потому что вряд ли для кого-то это будет настолько же важно. Большинство заботились только о том, чтобы их услышали, в прямом смысле слова, не особенно представляя себе, что будет дальше. Нельзя сказать, что до недавнего времени сам Хиггинз был таким же, но почему-то только сейчас он взглянул на ситуацию именно так, с другой стороны. Что изменилось на острове за последние, скажем, лет пять? Вот именно, что ничего. И это самое страшное, потому что даже выросшие здесь, кажется, стали забывать о том, сколько вообще прошло времени. Как будто оно вдруг просто остановилось, предоставив им самим подумать, что из этого получится.
Он прилетел в Мексику неделю назад; решив на время пребывания здесь не думать ни о чем, полностью отрешившись от того, что оставил за тысячи миль отсюда. Тем более, что не так уж это было и сложно: ведь, по сути, кроме работы, там не было никого. Отношения с Карлин логично закончились еще три месяца назад, по поводу чего Хиггинз мог только вздохнуть с облегчением, новых не предвиделось... идеальная иллюстрация к названию "куда идти и что делать". Ответом он выбрал "на все четыре стороны", что, собственно, и привело его в Монтеррей. Здесь было жарко, как в аду и наверняка так же шумно, но все равно гораздо лучше, чем дома. Несмотря на то, что Эван уже который день бесцельно бродил по городу, он успел заметить, что каждый новый его уголок не похож на другой, как будто это одно большое лоскутное одеяло.
Подняв голову и увидев впереди очередной узкий переулок, мужчина сначала двинулся было вперед, но поняв, что где-то уже видел это, остановился. Он оглянулся назад, но так как почти не смотрел по сторонам, ничего там не узнал. Твою мать, очень вовремя. Осталось только заблудиться. Словно в ответ на эту мысль, откуда-то из-за угла вынырнула какая-то женщина. Бросив на нее взгляд, Эван понял, что спрашивать дорогу бесполезно, потому что кроме как "натурой" она его благодарность не примет, а снимать настолько дешевую во всех смыслах проститутку только для этого он не собирался. Как и вообще кого-то снимать здесь, не за тем приехал.

В принципе, рано или поздно это должно было случиться, дуракам и тем не всегда везет. Хиггинз в последнее время был более самокритичен, чем обычно, поэтому эта мысль пришла ему в голову первой. Он не носил с собой ни карты, ни разговорника, а наличных в кармане едва хватило бы на кружку пива в какой-нибудь забегаловке средней руки. Перебирая в памяти все, что знал на испанском - "hola", "hasta luego", "por favor", "gracias" и прочие простейшие фразы, Эван одновременно пытался вспомнить, как сюда попал, но как в том фильме, только беспомощно блуждал взглядом вокруг.
Постепенно он начал злиться. Какого черта в этой не самой богатой стране, где многие люди даже концы с концами свести не могут, нет указателей? Где эти хваленые блага цивилизации, призванные привлекать таких туристов, как он? И ладно бы он действительно был потерявшимся, так ведь нет - забрел не пойми куда сам, вот и выпутывайся из этого тоже сам.
О криминальной стороне Монтеррея Хиггинз ничего не знал, но и идиотом тоже не был: любителей легкой наживы, как и профессионалов в этом деле, хватает в любом городе, так что глупо думать, что раз в поле зрения людей нет, то и риска быть обворованным тоже нет. Красть, правда, сейчас особенно было нечего, но вспоминать технику рукопашного боя там, где он в случае чего вряд ли сможет внятно объясниться, тоже не слишком хотелось. Это место вообще должно было стать его тихой гаванью, а не фоном для фотки в полицейском отчете.
Раздраженно выдохнув, Эван остановился в конце переулка. Та женщина до сих пор была здесь, томно облокотившись на угол здания и что-то говорившая на испанском. Выглядела она так себе, впечатление производила тоже не айс, мягко говоря, так что бросив очередной взгляд в ее сторону, Хиггинз хотел было уже двинуться дальше наугад, как из двери того же здания вдруг вышла еще одна девица. Подругами они были или нет, не суть важно, но вторая оказалась наглее и предприимчивее. Начав тараторить по-испански, она быстро поняла, что это бесполезно и перешла на ломаный английский, шустро подхватив Эвана под руку и увлекая его за собой. Эй, отцепись! Ты мне не нужна. No hembra hoy! Грэ... Гра... ноу! Собственно, на этом его словарный запас исчерпался. Выдернув руку, Хиггинз жестом еще раз показал "нет" и только шагнул в сторону, как краем глаза увидел еще кого-то. Это опять была женщина, и сначала он подумал, что первые две как-то телепатически позвали эту третью, но потом обратил внимание на ее одежду. Никаких вызывающих цветов, длинных разрезов или яркого макияжа, самая обычная местная женщина, каких здесь тысячи. А потом она заговорила.
Ее широкая улыбка нисколько не напоминала тот оскал, с которым к нему неизменно обращались проститутки; в ней было гораздо больше искренности и теплоты, даже несмотря на то, что они видели друг друга впервые. Хотя он уже успел заметить, что местные всем так улыбаются, начиная от соседей и заканчивая продавцами в магазинах; такой уж они народ, как будто открытый, но тем не менее держащий определенную дистанцию. Совсем не похожи на жителей Хоплесса. Ну слава Богу, хоть кто-то говорит на нормальном английском! Женщина подошла ближе, сняв солнечные очки и открыв свои темно-карие, почти черные глаза. Такие серьезные, что, кажется, они и не знают другого выражения. Нет, я не с группой. Честно говоря, даже не знаю, как сюда попал.... а вы, выходит, тоже туристка? Ни за что бы не подумал. Он улыбнулся ей в ответ, по привычке начиная скользить взглядом по лицу. Я - Эван. И, кстати, мне было бы очень интересно посмотреть на местные достопримечательности, особенно если вы составите мне компанию. Скорее всего, так оно и будет, а значит, вечер уже обещает быть интересным. Или хотя бы претендующим на это....

Ну конечно, она не туристка. Как он не догадался? Ни один турист, даже проведя в стране много времени, никогда не будет похож на местных, по-прежнему оставаясь все тем же чужаком, который накупил в дешевом сувенирном магазинчике якобы национальную одежду. Эта женщина выглядела совсем иначе, и даже не потому, что была достаточно просто одета - одежда в таких случаях вообще играет последнюю роль - а потому, что идеально сливалась с этой атмосферой, как будто была отлита из стен невысоких зданий, соткана из грубоватых ковриков под ногами в небогатых домах, навеяна легким бризом с побережья. Одним словом, человек, родившийся и выросший здесь, может, даже ни разу это место и не покидавший. Подумав об этом, Эван невольно задумался о том, как выглядит он сам: неужели на нем тоже лежит отпечаток Хоплесса? Хотя какая к черту разница, большинство людей и без того вряд ли знают, что это и где находится.
Ее звали Алекс и это немного удивило его. Должно быть, она все же не коренная мексиканка, или же ее родители выросли где-то в Америке, но спрашивать об этом Хиггинз пока не стал. Будет еще время, поводы, да и возможность, скорее всего, тоже. Он любил такие в чем-то недосказанные знакомства, неспешные и спокойные беседы, когда спешить некуда и незачем; говорить при этом можно было обо всем на свете и в то же время ни о чем конкретном, не проявляя ни неискренности, ни желания на чем-то сыграть, а просто говоря только что, что требуется. Женщинам такая манера поведения, как правило, импонировала, и Эван в их глазах мало-помалу превращался в чуть ли не идеального слушателя. В какой-то степени он действительно им был, но только до тех пор, пока все разговоры не начинали обретать более конкретные очертания, - то есть когда он действительно заинтересовывался тем, с кем их вел. Тогда он мог одним махом перешагнуть через все границы и начать стремительно заполнять все "недосказанности", а мог, наоборот, полностью охладеть к тому, с кем еще месяц назад так горячо о чем-то спорил, достигнув какой-то точки конца, видимой только ему. Эти переходы почти никогда не были резкими и происходили на протяжении нескольких месяцев, а иногда и лет, но так или иначе имели место, делая Хиггинза тем человеком, с которым непросто ужиться, если ты не смотришь на вещи его глазами. Во всем.
Сказав девицам от силы слов пять, Алекс пошла вперед, к выходу. Туда же зашагал и Эван, держась справа и поначалу еще стараясь запоминать путь. Твою мать, да невозможно это! Чертов лабиринт. Он уже собрался было пошутить на эту тему, как его провожатая заговорила сама. Как будто отталкиваясь от окружающих стен, ее голос звучал еще мягче и чище, отражая уверенность в том, о чем этот голос говорил. Не мне, конечно, судить об этом, но по-моему, частицы настоящей культуры в ее чистом виде можно встретить только в мелких городишках. Знаете, таких, которые затеряны где-то на карте и где за туристов можно считать только заблудившихся или нечаянно свернувших не на ту дорогу. Этакие островки истинности, не испорченные ничьим влиянием. Он говорил об этом так, как будто был заядлым путешественником, повидавшим сотни таких уголков и попробовавший их все на вкус, - был даже и блеск в глазах, и явный интерес... и Хиггинз действительно был искренен, так как говорил о том, что всегда хотел бы узнать. Это желание - постоянно видеть и узнавать что-то новое, расширять горизонты, становиться другим хотя бы раз в году - было с ним на протяжении всей жизни, хотя и оставалось в тени из-за гипертрофированного стремления добиться успеха в другом.
Нью-Йорк? Тот самый знаменитый город, о котором не слышал только ленивый. Эван повернул голову, уловив нечто новое в ее голосе. То есть я не ошибусь, если скажу, что в Нью-Йорке я к этому времени уже остался бы без штанов? Он улыбнулся, засовывая руки в карманы и прищуриваясь от яркого солнца, неожиданно ослепившего их на улице. Через минуту его глаза тоже скрылись за солнечными очками, - как раз к тому моменту, как Алекс призналась, что нет ни группы, ни гида. Я бы не простил, если бы тут нас действительно ждала группа. - с напускной серьезностью проговорил Эван, отрицательно качая головой в ответ на ее вопрос и останавливаясь. Каким-то чудом они вышли практически к тому месту, где примерно час назад был он сам. Оказалось, что совсем рядом - центр (а он бы еще час кругами здесь ходил!), там же и фонтан с банальной традицией бросать в него монетки, и так далее, и тому подобное. Не хочет же она сказать, что они сейчас пойдут туда? Мужчина покосился на Алекс, прищуриваясь даже в очках и словно желая узнать ее мысли на этот счет. В эту минуту она сняла очки, открывая свой взгляд, но даже попытавшись заглянуть в него, Эван увидел то же выражение, что и в переулке.
Он не стал растекаться приторным сочувствием, поддакивая и кивая головой, фальшиво сочувствуя превращению Монтеррея, но сделал вид, что задумался. Очки Алекс снова оказались у нее на носу, лишив его возможности делать это только поверхностно, но ведь выбор и без того был слишком очевиден. Налево.

Все-таки она действительно из Нью-Йорка. Даже если и не родилась там, то явно какое-то время жила, потому что точно знает, о чем говорит. При этом вид у нее совсем не такой, как у него самого, рассуждающего об "уголках искренности", а настоящий. Более настоящий, чем вообще может быть.
Сделав такой вывод, Эван поймал себя на мысли, что ему это нравится. А в следующую секунду понял, что "это" никак не связано с тем, что он далеко от Хоплесса и уедет отсюда через неделю-другую; просто давно он вот так ни с кем не разговаривал, действительно ни о чем, пускай даже город и незнакомый. Тем более, что такая женщина, как Алекс, вполне могла бы жить и в Хоплессе.
Хиггинз усмехнулся в ответ на ее замечание о Нью-Йорке и продолжил идти. Услышав следующий вопрос, он ненадолго задумался, - теперь уже на самом деле. Честно говоря, не знаю. С тем же успехом это могла быть любая другая страна, просто я...  почему-то подумал, что это как раз то, что мне нужно. Нет какого-то столичного пафоса и повсеместного индустриализма, такая себе милая древняя страна с интересной историей. Здесь можно отдохнуть во всех смыслах. Правда, его ожиданий это место до сих пор так и не оправдало, но чем черт не шутит? Виза открыта, он собирается пробыть здесь еще какое-то время, так что все возможно. Эван пожал плечами, на секунду приспустил очки, чтобы повнимательнее прочесть название улицы (точнее, попытаться), вернул их обратно и снова запустил руки в кармане. Со стороны - типичный обыватель, в чем-то скучающий турист, но в действительности просто еще один ищущий неизвестно что человек, каких много.
В следующие полчаса Алекс рассказывала практически обо всем, что видела и что казалось ей интересным. Об агаве и том, что из нее делают, что-то о своем детстве, немного об истории этой страны, какой-то малоизвестный факт вон о том здании, шутка о каком-то туристе, который шел мимо них и нагрузившись всем, чем ни попадя до такой степени, что обливался потом, и так далее, и тому подобное. Эван улыбался, иногда что-то комментировал, пару раз задал какие-то вопросы и в конце концов настолько слился с этой атмосферой, что забыл, как еще в начале дня бродил здесь один.
А потом они вышли к блошиному рынку, который был похож на один большой балаган: такая же толпа народу, такие же громкие голоса, в своем количестве сливающиеся в один, и уйма самых разных предметов на продажу. В отличие от обычных сувенирных ярмарок, где все было ориентировано на туристов, здесь предметы, хоть и не все, но отличались некоей оригинальностью. По крайней мере, взгляд отдыхал, перемещаясь с одних простых, но по-настоящему красивых вещей на другие. Разница была видна слишком четко, чтобы ее можно было не заметить, так что Хиггинз был даже по-своему впечатлен. Особенно аккуратной? Ты о чем? То, что нарваться на чистой воды паленый продукт, в том числе и выпивку, Эван, естественно, знал, но может статься и так, что она имеет в виду что-то другое. Осталось выяснить, что именно.
Колдовские.. что? Только не говори, что ты тоже веришь в магию вуду и шаманство. Нет, серьезно, колдовство? Это ведь даже не прошлый век. Он рассмеялся и, покачав головой, бросил на Алекс заинтересованный взгляд. Трудно себе представить, что еще остались люди, до сих пор свято верящие тому, что с помощью каких-то фигурок или отвара на травах с кладбища можно что-то сделать. Если что в этом случае и работает на сто процентов, так это сила самовнушения, на которой, собственно, вся так называемая магия и держится. Скептик и в этом вопросе тоже, Хиггинз твердо верил только в настоящее, материальное и по возможности доказанное; разубедить его было не просто нелегко, а подчас и невозможно, но пробуя, в конечном итоге люди так или иначе приобретали собственную силу характера. Точнее, прибавляли к ней еще несколько очков.
Наконец, ряды с одеждой. Накидки, сапоги, национальные халаты, пончо. Один экземпляр последнего привлек внимание Алекс и она остановилась, чтобы похвалить его продавца. Остановился и Эван, переводя оценивающий взгляд с одной вещи на другую. Старик сидел на низеньком складном стуле перед целой витриной с пончо, изредка поднимая глаза на проходящих мимо людей. Его глаза казались еще меньше из-за глубоких складок окружающих их морщин, но лицо излучало как будто добро. "Как будто" потому, что Хиггинз не привык принимать кажущуюся внешность людей на веру, предпочитая оставаться при своем мнении и сохранять нейтралитет до тех пор, пока не понадобится обратное. Слишком много пройдох он видел, чтобы быть настолько наивным; да и его профессия этого бы не позволила.
От разглядывания товара и этих размышлений его снова отвлек женский голос, спрашивающий, не хочет ли он себе пончо. Эван пожал плечами. Ну, почему бы и нет... буду устраивать себе "дни Мексики" раз в месяц, сидя на террасе в этом пончо и попивая текилу. Усмехнулся. В местных ценах он разбирался довольно посредственно, да и торговаться никогда особенно не умел, так что заметив, как Алекс недовольно морщит нос и качает головой, приготовился увидеть тот самый процесс сбивания цены. Наверное, это не менее интересно, чем сама купленная вещь. Или, что тоже должно быть близко к правде, здесь так принято. Сто песо? Не многовато ли ты скинула? - понизив голос, прошептал он Алекс, наклоняясь к ней. Ей-то, конечно, виднее, но Эван не мог не спросить.