Вверх страницы
Вниз страницы

HOPELESS

Погода/время в игре:
01.06.2011 - 30.06.2011
+29°...+36°C; Температура воды +25°...+28°C; без осадков, преимущественно ясно.


Последние новости:
29.07.2013
Уважаемые игроки, как уже сообщалось ранее на форуме ведутся некоторые работы по организации тем. Спешим сообщить, что мы уже обновили шаблон ЛЗ. Он является окончательным. Каждому игроку необходимо перезаполнить свои ЛЗ. Просим извинения за неудобства. А так же напоминаем о том, что темы с отношениями и фотоальбомы теперь соединены в досье. Свои старые темы вы сможете найти в архиве. Спасибо за понимание.

Поддержать форум на Forum-top.ru Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP

гостеваяправиласюжет
от "A" до "Z"внешности
способностиакцииFAQЛЗ
вестникзакрыть/удалить тему
жалобы и предложений
путеводитель

ADMINISTRATION

ChrisKathyArthur
VirginiaJoshuaValerie

Maroon 5 - Back at your door





Дизайн выполнен kusachaya специально для http://hopeless.rolevaya.ru/

The Flight To Nowhere

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The Flight To Nowhere » Завершенные эпизоды » Флёр


Флёр

Сообщений 21 страница 30 из 30

21

Безумно, бездумно, ты помнишь, сегодня ты попросил раствориться, в атмосфере, ты попросил и она ведь действительно старалась, пыталась услышать то, чего ты желал, пыталась прислушаться. Знаешь вот это самое ощущение бесполезности, оно наверное сидит где-то намного глубже в подкорке головного мозга, оно там спит до поры до времени, хранится и никуда не желает уходить. Это даже не проблема, это могло стать дилеммой всей жизни, но Мэй умеет справляться, она знает как это – исправлять, но не всегда же выйдет, не всегда получится, рано или поздно все то что хранится где-то очень-очень далеко, не достигает поверхности, оно все равно является. Вот как сегодня на пример, когда Фанни совершенно случайно, не желая даже сделать так проговоривалась. Это не предназначалось ни для чьих ушей, ведь никто все равно не смог бы этого осознать, и ты не мог. Сколько ни старайся услышать Фанни – это все равно вообще ни к чему не приведет, ее не так выслушивать надо. За каждым словом прячется три тысячи усилий, за каждой фразой история сокращенная донельзя, за каждым брошенным резким словом боль, с которой невозможно было никак иначе справиться. И Мэй просто не знала, как еще поступить, как ее выплеснуть, а? Расскажи, хотя нет, ни в коем случае, не смей даже пытаться сейчас уничтожить эту тишину, она так отчаянно цепляется за нее сейчас, вот точно также как и за тебя. Ловит каждое ее мгновение наравне с твоим внезапным сумасшествием? Или просто спуском, может быть сейчас ты наконец-то просто позволил себе сорваться с однажды самим же собой натянутой цепи, как знать, уж точно не Мэй может это все выявить и выяснить. Она же не способна откопать, не способна докопаться, потому что этой девочку суждено скользить по поверхности, сколько бы лет не прошло, сколь долго вы не были бы подле, близко и сколько бы не вели эту чертову игру, из которой не получится уйти. Даже не думай, не предполагай, что однажды ты сможешь поставить в ней точку, не проиграв. Эта игра, это жизнь, Фанни всегда жила ей, и она не отпустит эту привычку постоянно, вечно вести свою игру. Девушка будет держать ее подле, потому что невозможно выкинуть собственную душу, пусть всего лишь кусочек. До тех пор пока ты не превратился еще в монстра способного на любую низость, ты не сможешь оторвать ее и выбросить. Любой из них ценен, сколь бы странным и глупым не казался – все равно ценен. И это странность, ты слышишь? Слышишь этот ритм? Мэй ничем не выдаст себя, ничем не даст подсказку, просто вокруг слышна музыка, она играет, медленная нескладная словно подкрадывается к душе, пробирается в самый центр, сосредоточие жизни, прокрадывается и никогда не отпустит. Эти ритмы, они словно реквием, словно начало старого реквиема, который можно потерять, но нельзя упустить, это музыка, которой заканчивались великие жизни, которая завершала их, прерывала, но ведь это музыка, с помощью которой зажигалась что-то новое. Да гнетущая, да печальная, да она сначала опускает на самое дно, для того чтобы потом вознести к небесам. Она невозможная, неповторимая, знаешь, что однажды на нее смотрели словно на больную, на сумасшедшую, ты знаешь, что эта музыка – реквием под запретом в цирке? Артист не может выходить на сцену под поминальные ритмы, а она же дурная, не советуется – просто делает, она же не желает мириться с такими условностями. Ты просто представь как это было? Когда маленькая хрупка фигурка, под гимн смерти достигала желаемой высоты, когда она повиновалась именно этой музыке, отринув столь резко и внезапно привычные ритмы. Она же кончается так нелепо и бессмысленно, эти мелодии, они предпочитают оставаться незавершенными и именно тогда было сделано последнее движение, тогда ей пришлось оступиться, тогда сетка все-таки выдержала…
А сейчас что? Эти ощущения невозможно забыть и сравнить больше не с чем, какой тогда стоял крик, в душе конечно, он был виден в каждом взгляде был виден, они не понимали, не могли понять не могли услышать. Это было хуже любого скандала, молчаливое попытка – не понять, да-да…именно так и никак иначе. Они просто закрыли глаза на происшедшее и никогда не давали шанса на повтор. Фанни, она должна быть счастливой, должна играть с жизнью, смешить радовать, она должна оставаться легкой, всем должна. А с собой что? Играть в прятки, играть, играть понимаешь? Только играть и можно, и это не маски, это суть, это правда, это истина, сросшаяся с реальностью составляющая души и тела, самой сути в конце концов. Ты не видел этого, ты не слышишь реквием, что звучит вокруг, а главное она ведь не сможет даже описать, ведь само слово – реквием для Фанни всего лишь витиеватое изречение, она не знает смысла и никогда в жизни этой девочке не суждено было понять, что же сделано не так. Музыка, она ведь должна просто толкать на какие-то шаги, позволять что-то сделать, подталкивать, вести за собой, кто же знал, что бывает такая, та что ведет именно к смерти, что заставляет в последний оступиться, или отпустить руки, что не дает бороться до конца. Этот страх, он нарастает, с каждой нотой этого чертового Реквиема нарастает, все новые линии, все новые штрихи, и вот уже чудится что все это дурная шутка, что это игра, затеянная лишь для чтобы сделать еще большее. Так же как когда-то, когда ты просто прогнал ее прочь, как тогда, когда не смог понять, ложь, что за глупая ложь – не желал, да и это тоже не верно. Ты смотрел, слышал, видел, ощущал и точно так же как люди, стоявшие когда-то внизу на арене, улавливаешь? Точно так же как и все те, кто находился в тот день там, слушая, видя, чувствуя, Лу…ты просто хотел, именно хотел – не понять. Разрывая душу, не позволяя более себе же этого сделать. Ты успокаиваешь себя Мэй, отказываясь верить собственным доводам, ты всегда шла на поводу у чувств, ощущений, ты всегда упорно шла именно за ними, таким образом ты нарушала непреложные как оказалось в итоге законы, таким образом ты случайно “призвала смерть” в цирк, глупые предрассудки, или действительно имеющая смысл мелодия? Лейтомотив, он есть у всего, он есть во всем. Рассказать тебе по большому секрету, у Мэй он очень простой, проще чем у всех остальных гарантировано. Главное отличие, маленький такой рычажок раскрывающий все и не дающий ровным счетом ни одной единственной подсказки. Фанни – она просто идет за всем, сколько бы не старалась этого избежать все равно идет за всем. Интерес ли, желание, жажда, страх, боль, все до конца, все до последней капли и когда-нибудь это ее убьет. Потому что ребенок, который не отнимает руки от горячей поверхности утюга наверняка лишится как минимум ладони, а она ведь такая. Замирающая где-нибудь там, на краю, для того чтобы просто посчитать и не считающаяся ни с какими факторами. Время, жизни, какая к черту разница, когда душа орет, просит о другом? Зачем обращать внимание на других, если все еще не принес всего в собственный мир? Как можно любить всех, если ненавидишь себя, не давая поблажек себе, не научишься давать их остальным. Отпусти себя, оставь все на волю случая и ты перестанешь вечно все планировать, перестанешь ждать слишком многого от других и многие вещи станут счастливыми случайностями, другие же будут ожидаемым, это же прекрасно, не требуй слишком много – от других никогда…
А еще не смей страдать, в те мгновения когда никаких предпосылок для этого нет, зачем, ну зачем заранее омрачать собственную жизнь. Ты здесь сейчас, а когда там кто очнется – это уже дело десятое, да разумеется, нет ни малейшего шанса на то, что эта сказка станет вечностью, иначе какая же это сказка? Да ты и не надеешься на это, да бог не забудется после тебя подле очередной, той с которыми тебе даже близко не встать, и чувство брезгливости тут не причем, абсолютно. Просто они совершенно иные, всегда, извечно, ты ничем не напоминаешь, ничем не похожа, даже отдаленно, на то что он ищет, на то что могло бы быть хоть чем-то смутно напоминающим то, что он желает. Наплевать, это здесь и сейчас, это ты сейчас смеешь, наплевав на все условности прижаться, это ты сейчас забываешь нагло и непрошено обо всех ночах, что проводила на крае, никогда не касаясь, не имея на это права. Ты же знала всегда – это лишнее, после этого будет боль, волна, очередная волна, очередной накат. Которому на этот раз уже есть силы противостоять, знаешь касаясь губами виска, несмело, просто потому что еще не верится, потому что еще никак не выходит унять дрожь. Бережешь душу, бережешь бурю, которая с каждой нотой нарастает все ярче, она становится все сильнее, странный мятеж, совершенный пожалуй что, а какой еще приемлем? Не знаешь, конечно не знаешь, половина слов, что вертятся сейчас в сознании вообще бессмыслица и знаешь Лу, это все делается специально. Перебор того, значения чего даже не помнишь, а о многом и не догадываешься, полувыдуманные слова они греют, они спасают, они позволяют сделать еще один шаг, пусть некуда, незачем и теперь уже бессмысленно. Но они позволяют, повиноваться собственным желаниям, а не тому к чему призывает мир, разум и все то что молит о спокойствии. Разжигаешь, каждым касанием согреваешь, это разряды, маленькие но емкие разряды, нет не тока, не электричество, это огонь, теплый, надежный огонь, от которого нет нужды прятаться, не пламя же тартара. Нужен просто понимаешь, она не скажет, даже беззвучно губами не прошепчет, предпочитая касаться кожи, предпочитая словам именно поцелуи, позволяющие не наговорить лишнего. Ирония ли, насмешка ли жизни, как вышло, что именно она Фанни, девушка, не умеющая передавать собственный мирок словами всегда вечно задевает тебя ими? Как вышло, что всего несколько фраз, так легко выводят тебя из равновесия, толкая на совершенно необдуманные поступки, как все это вышло? Это же не имеет права на существование, как и ваша игра кстати, о которой даже сейчас она не может забыть. Просто она рядом, всегда рядом незримо окутывает, не греет, не отпускает. Дамоклов меч? Это ведь наверное именно так должно называть, не помню, правда не помню…
И этот страх, он пронизывает насквозь, так легко читается, Лу ты ведь тоже боишься до одурения, до потери сознания, а чего? Тебя тревожат теже самые страхи, что и Фанни, ты задумывался ли когда-нибудь в своей жизни о подобных вещах? Нет-нет-нет, хватит, чувствуй живи, перестань уже оглядываться, хватит. Впереди тысячи дней, до того мгновения пока ты не свалишься в пропасть, пока не замрешь, потому что не окажется никакого шанса на спасение, пока ты не останешься в одиночестве на гребаном стволе, с которого и отправишься в свой последний полет, самый яркий, наверное. Ты искала его, отчаянно искала это место, где суждено, ты отчего-то так уверена, что это не сон – это подсказка, первое из тех “видений”, что касаются непосредственно твоего будущего, но и это там…где-то за горизонтом, где нет ласковых прикосновений, где Лу остается всего лишь повесой, и знаешь, это наверное просто там за пеленой дождя. Мэй не зря верила, что этот небесный поток очищает душу, соскабливает всю шелуху, обнажая желания, стремления. Это ведь так, не правда ли? Если бы не он, если бы не эта вода, она бы сейчас не горела, от прикосновений, от поцелуев, не было бы этого странного источника тепла, от которого она так отвыкла, которого не желала и к которому никогда не стремилась, если уж быть откровенным. Она слушает собственное биение, так и не убрав ладонь. Это ее сердце колотится безумным ритмом, как еще жива, как еще не осталась без него вовсе? А ты что, неужели ты решил спуститься, удосужился преодолеть разделяющие вас пролеты для того чтобы на пару мгновений пустить в свою жизни? Ну и пусть в коллекцию, ну и пусть дополнение, да пусть, да какое кому дело вообще? Не имеют значения причины, не имеют значения цели поступков, главное ты не против, ничего не  протестует в душе, не зовет сбежать, уйти как можно дальше, может потом, когда все станет очевидным, когда ты станешь всего лишь еще одним воспоминанием Луиджи, может быть тогда да, вполне возможно, тогда душа и начнет рваться, но это же где-то там в будущем, которого ты слава богу пока разглядеть не можешь. Дар молчит, он сегодня столь великодушен,он дает тебе право, возможность ошибиться, и только попробуй что-нибудь сказать, только попробуй попытаться это уничтожить сейчас. Пусть обман, пусть наваждение, Мэй наплевать, понимаешь? Ей просто категорически наплевать, она не хочет гадать, не хочет искать причины, просто рядом, близко, просто она сейчас имеет право, имеет право перекладывать руки, ничем не желает притормозить себя, когда гладит тебя по груди, когда внимательнейшим образом прислушивается к биению именно твоего сердца сейчас, не сравнивая нет, ну что ты, подстраиваясь, просто так, потому что ей так хочется – подстраивайся под твой ритм жизни сейчас. Это же сказка, это всего лишь сон, скорее всего, пусть наяву, пусть на двоих, но ты открестишься от него, не знает, чувствует так, можно верить, можно надеяться, но зачем? К чему тратить столь бесполезно время, если можно получить максимум, а потом если что просто потерять один единственный день из жизни, ненавидеть впоследствии, все может быть, не правда ли? Тихо, все так как и должно быть, холод, тепло, огонь по венам, если бы знала наверняка, если бы видела прямые дорожки, но нет все на инстинктах, на эмоциях, не отпустить одного и никак не отказаться от другого, останься с ней, останься с Фанни до утра, до смены дня, утро тут непричем этим самым утром может оказаться даже конец дождя. Останься, потом можешь придумывать все что угодно, можешь просто забыть, не напомнит, потеряется, но не напомнит. Нет, не больно, для этого рано, пока есть лишь наваждение, есть истина, прячься, если вдруг захочется, главное она нашла свою правду, и на материю – плевать.

+1

22

Чего ты боишься Фанни Ли Мэй? Чего ты боишься, от чего так страшно тебе? Мне хотелось бы узнать это у тебя самой, хотелось бы спросить, тихонько так прошептать вопрос тебе на ушко и взять за руку, и слушать, слушать, слушать тебя не пряча глаза, слушать, внимательно смотря на тебя. А говорить тебе бы пришлось долго, очень долго, не знаю почему, но я уверен, что это так. Мне на самом деле очень сильно хочется это сделать, спросить. Вот прямо сейчас, дать волю словам, уж слишком сильно маленький червячок в голове надоедливым, занудным голосом повторяет одно и тоже – «спроси, спроси, спроси…». Но я конечно же не спрошу, нет, я слишком сильно ценю этот миг (миг ли?) слишком сильно ценю я тебя, и прекрасно понимаю, одно слово, один звук, всего пару букв которое даже не слетят с моего языка, но замрут и умрут там же обязательно оставят это неловкое чувство недосказанности. И оно будет першит в горле гадким комом, и повиснет неловкая пауза, тишина станет до боли звенящей, и наверное не выдержу, я, или ты, кто-то из нас двоих обязательно нарушит священную тишину. Нет, нельзя, нельзя этого делать. Табу, сегодня, сейчас это табу, где ослушаться значит взойти на эшафот жизни и тупой нож с зазубринами обязательно войдёт тебе в шею, будет больно и не приятно. Будет как угодно, но не быстро, боль медленно будет разливаться по телу, очень медленно и тягуче. Нет, нельзя. И я молчу, молчу, не смею ничего сказать, не смею издать лишнего звука. Чего ты боишься Фанни Ли Мэй? Я тебя не спрошу, конечно же, нет. Мне остаётся гадать, строить теории и догадки, больше ничего. Чего ты боишься Фанни Ли Мэй? Быть может, ты боишься меня? Боишься что всё это сон? Думаешь, вот сейчас пробьёт восемь часов утра, или девять, или десять. Вот сейчас прозвенит будильник и всё станет блекнуть и расплываться, пока не исчезнет вовсе, пока будильник не ворвется сюда и разрушит каждый камушек, а главное меня? Ты проснёшься, за окном будет греметь гром,  будут сверкать молнии и будет пахнуть дожём. Ты повернёшь голову в мою сторону, но меня там не будет. Спустишься вниз, окликнешь, но я не отзовусь. А потом, ты, быть может, приготовишь обед, или может быть ужин, а меня всё нет и нет. В полночь приду я, с какой-то девчонкой.… Этого ты боишься, Фанни Ли Мэй? Или тебе кажется, что это плод твоей больной фантазии? Что меня рядом нет, что ничего этого вообще нет. Ни дождя, ни грозы, ни тем более этого здания, нет даже леса. Ну, совсем ничего нет. Ты сидишь на голой ветке в моём саду, сейчас январь, а может февраль, и тебе очень холодно, но ты ушла, ты ушла и не вернулся и вот сейчас просто всё придумала, сама для себя построила эту иллюзию. Зачем, для чего, я не знаю. Быть может, тебе бы так было легче, а может, изводишь ещё больше себя ты, не знаю. Чего ты боишься? Или тебе страшно, что я это никакой не я. Ты думаешь, он пьян или под коксом, быть может, в дурмане иль вовсе пьяном угаре, быть может, я под чарами? И сейчас, вот сейчас всё пройдёт, мой разум станнит чист, и я оттолкну тебя? А может, сейчас я скажу – игра, произнесу любимое и должно быть так ненавистное слово «слабо». Страшно, что сейчас я рассмеюсь, злобно ли, хитро ли улыбнусь, а может, просто скажу – отойди, и пошла вон. Или ты просто боишься меня? Такого тебе неизвестного Луиджи Вампа, может ,ты боишься, что это не я? Это какой-то другой Вампа, Чего ты боишься, Фанни Ли Мэй. Я не могу угадать, я пытаюсь, я стараюсь, но не могу. Я хотел бы сказать тебе – Милая, дорогая, мне страшно, моя хорошая девочка, мне очень и очень страшно, я болен, сильно болен, помоги, умоляю, помоги. Опустить бы тяжёлую голову тебе на плечо, а ты гладь, гладь и молчи, ничего не говори, мне страшно, мне тоже очень страшно, возможно даже больше чем тебе. Не знаю, чего боишься ты, но я пожалую, боюсь одного, или нет? Скажи, дорогая, о чём ты думаешь, ты ведь о чём-то думаешь, ну думаешь же да? Скажи, а помнишь ли ты, чья очередь сейчас говорить слабо? Помнишь да? Нет, ни черта ты не помнишь, как впрочем, и я. Не знаю, твоя ли очередь или моя. Уже пару дней мы не играли, просто жили, просто, если, пили, спали, просто так, будто молодая пара, ну или что-то вроде того. Хотя я не знаю как у молодых пар, но мне кажется как-то так. Да и не важно, это не важно сейчас. Но понимаешь, в чём фокус. Если очередность твоя, если сейчас ты достанешь известный нами предмет, молчаливо протянешь его и что-то произнесёшь, что если так? Что если всё будет так? Я же не выдержу, я же не смогу. Правда я мало понимаю, чего конкретно я не выдержу и что именно я не смогу. Но отчётливо понимаю – не выдержу, не смогу. Наверное, я напьюсь, наверное, накурюсь, сниму парочку шлюх, но толку не будет, совершенно никакого толку. А может, быть я застрелюсь? Картинные и высокопарные слова, скажешь ты? Возможно, но что делать я ещё могу? Ведь знаю точно, наверняка – не выдержу и не смогу. Но может пусть так, пусть вечная игра. Мне хуже будет оттого, что это всё так, просто так, или месть. Ты может, мстишь мне? За что не знаю, но знаю, есть за что. За каждую и за всех вместе, за обиды, за грубые слова, за то, что я прогнал, за то, что не остановил и не вернул. Нет, нет. Это не самое ужасное. Мне страшно от иного, пожалуй, это и есть, то самое. От чего страшней всего. Ты помнишь, ты, конечно, помнишь тот вечер, холодный, мерзкий и промозглый. Тот вечер ноября, тридцатого дня. Я знаю не забыла ты, как я пришёл, и с кем. Уверен, помнишь худую милую и глупую девочку, которою бы бросала извинения, ты помнишь, как уходила, и какие пред этим кидала мне слова.
Я знаю, должно быть помнишь, как уколоть хотела, кололо ещё раз и ещё. Я помню, ревности слова в лицо ты мне бросала и помню как бил посуду я. Я помню всё, как ты порезалась и как устроили скандал. Какие слова я говорил, с чего началась разборка, и чем закончилась она. Я даже помню, в чём ты была одета, и как сидела, и как ушла.… Всё абсолютно помню я, до самых маленьких деталей, должно быть помнишь и ты. Не знаю, насколько сильны воспоминания и что конкретно сохранилось в памяти твоей. Но знаю, помнишь, и от этого мне так страшно. Мне хочется вскричать – Останься, не уходи! Хочу тебя крепко обнять и жадно целовать, ты только не уходи, ладно, прошу, не надо. Ведь не смогу, не выдержу и верно застрелюсь. Боже, как мне страшно, ты, только не толкая, не отталкивай, не гони и никогда не вспоминай, прошу не надо. Иль выскажи всё сразу, с начала до конца, только не томи, прошу.
Ты многое помнишь, и многое знаешь, но всё же не всё. Откуда ты знаешь, что было после тебя? Да, было после тебя. Я повторюсь – после тебя. Понимаешь, не после того как ты ушла, или после того как я прогнал тебя я, а после тебя. Ты ведь не вернёшься, я думал именно так. Кэтя или Кэсся или как там звали её, она ушла. Я прогнал её, сказал, что бы шла.… Сам я в ванну пошёл, не топиться, конечно же нет. Хотя быть может, надо было. Не знаю, простишь ли ты меня когда-то, наверное, нет. Не знаю, что было там, у тебя, должно быть нечто такое же, что и у меня. Иначе бы ты не вернулась. От этого паршиво и тошно мне, вчера, сегодня, завтра и всегда.
Мне было плохо, очень плохо. Какие простые слова – «Мне плохо», ну что в них такого, что ты поняла? Мне было плохо так, как – никогда. Ни разу я не испытывал подобное боли, как будто кусочек сердца оторвали, а может быть, да нет, пожалуй действительно всё. Ходил я сам не свой, картины рисовал безданные и чужие. Это были не мои работы, нет. Я пил, я много и жадно пил, алкоголь не спасал, на самом деле они никогда меня не спасал, всё случаи такого лже спасение, не больше чем самовнушение. Курил я, но толку то? Сигареты никогда и ни от чего не спасали, да я и не для этого дымил. Привычка, а когда тебе плохо отчего-то инстинктивно рука сама тянется за одной и ещё одной и ещё и так пачек восемь за день. А потом я искал тебя, но не нашёл. Нет, я знал, я не найду, уверен был, нет, не найти мне тебя, но я искал. Это так просто оказывается не принимать правду, при этом отлично осознавая её. Это так горько и не приятно. Тебя не было нигде, абсолютно и совершенно нигде. Я ещё не раз возвращался на кухню, мерил шагами её, резал сыр, бил тарелки, я даже не смазывал дверь. Глупая надежда, ты вернёшься, вернёшься за вещами, или хотя бы что б врезать мне. Но ты не пришла, не вернулась. Год, целый год без тебя. Не знаю, как это. Это как будто ты есть, но тебя на самом деле нет. Ходит по дому какое-то тело, что-то ест, что-то пьёт, ещё иногда спит, порой буквально марает бумагу, после сжигает, и снова, и снова по кругу.
Девочки, тебе должно быть интересно с каким количеством я переспал, пока тебя не было, интересно? Ни одна, ни с одной. Хочешь спросить почему, ну давай, спроси, почему я не трахнул ни одну бабу. Ты понимаешь, какая странная штука, не хотелось. Нет, даже не так. Я пытался искать утешение в других, обнимал, целовал, но не встал. Ни разу не встал. Опозоренный, и так десять раз, потом я оставил эту затею, и заперся у себя в доме. Выходил лишь за едой и водой. Пытался рисовать, как прежде получалась ерунда. Тот год, я не прожил, не пережил, я переумер. Вот как зомби, только те без мозгов, а я без сердца или души. Мне страшно, странно, что ты помнишь, ты не забыла, хотя да, ты помнишь, и не забыла. НО страшит меня иное, ты вспомнишь, напомнишь и проговоришь. Произнесёшь слова, не спешно, внятно и особо сладко и тем самым ты казнишь меня. Желая того или нет, но только я зайду ну эшафот и тупой нож с рубцами и зазубринами вонзиться в шею мне.
  Липкий, не приятный страх, он наполняет меня, медленно, но уверенно заполняет каждую клеточку тела, каждая капля кровь становиться ядом, каждый глоток воздуха отравлен. Страх наваливается на меня с огромной, неудержимой силой, и нет возможности остановить его, совсем никакой. Я пытаюсь это сделать, я давлю его, душу, но ничегошеньки не получается. Кто говорил, что страх полезен, что не боится лишь дурак и идиот. Но ложь же, ложь! Страх вреден, едок и противен, горек и не вкусен. Только страх останавливает нас, только он сдавливает грудную клетку, опоясывая её невидимым ремнём. И дышать не представляется возможности. Руки дрожат, ноги становятся ватными, и ты стоишь как истукан. Страх опутывает тебя своими мерзкими сетями, наслаивается слой за слоем, лезет в каждую щель, каждую дырку и трещину твоей души, твоего сердца. Как искуситель ищет пути к твоей голове, к разуму, и не ищет выхода. Накапливается, всё больше и больше, пока в конечном итоге ты настолько не испугаешься, настолько не запаникуешь, что.… Одно неверное движение или слово и всё, щелчок и прочь, ты бросаешься прочь от источника, бежишь без оглядки, бежишь, доколе не падаешь наземь. Мне страшно, дорогая, ты только не гони, не прогоняй, напомни всё, расскажи мне, что было с тобой, где пряталась у кого жила, что пила, что ела, расскажи, как было тебе, что чувствовала и что ощущала, всё-всё расскажи. Обвини, во всём, убей, уничтожь, но не гони, об этом лишь прошу я, про это молю.
Нет, душить, душить и гнать страх прочь, давай поможем, давай поможем мы друг другу в этом. Ты ведь можешь, я знаю, ты умеешь гнать страхи, ты умеешь волновать, ты умеешь, а значит прогнать любой страх для тебя сущие пустяки. Помоги мне, только чуть-чуть помоги, хорошо? Договорились, надеюсь что да. Собственно говоря, ничего кроме надежды и странного чувства я и не имею.
Пусть руки ещё дрожат, пусть я не смел, пусть я смешён, какое мне до этого дело? Медленно, но уверенно, полный желанием и страхом я не срываю нет, но немножечко нетерпеливо стаскиваю платья ещё ниже, и вот уже ткань цвета в горошек как надломленная ветка застыла у тебя где-то в области татуировки ангела. Я ещё помню! Не спешу я снимать бельё, не спешу. Я обнимаю, тебя обнимаю нежно и горячо, давай же согреемся, тьма побери, давай же скорее. Нет, нет, подожди, не нужно спешить, пожалуйста, погоди. Не хочу я спешить, не хочу, нет. Прижимаю тебя к себе, словно боюсь потерять, каждый раз притягиваю к себе, как только ты на миллиметр отдаляешься мне страшно, мне уже страшно, тьма побери! Глажу тебя по спине, провожу ладонью вдоль, глажу, какая холодна спина, глажу, как приятно, глажу, ласкаю ладонью и прижимаю к себе. Ты только не отталкивай, не прогоняй, умоляю…
Нет, не могу я терпеть больше, нет, не могу! Дрожащими, не смелыми, и отчего-то неуверенными и не умелыми движениями я расстегиваю лиф, прочь его, прочь! Утыкаюсь в твою шею, вдыхаю, приятно, тепло, целую, сладко и вкусно, ты только не прогони, только не сегодня, не сейчас, не нужно, прошу, делай потом, что пожелаешь, а сейчас помоги, давай же убьём этот страх, давай! Медленно, очень медленно, точно пробуя на вкус дорогое вино, я смакую тобой, моя дорогая. Я целую щёчки, прикасаюсь к губам, ласкаю губами шею, согреваю твои плечи, целую ключицу, сложно, очень сложно быть терпеливым с тобой, моя милая девочка, ты слишком….
Целую грудь, целую горячо, целую жадно, пытаюсь быть ласковым, пытаюсь, но жадно и не терпеливо целую груди, касаюсь языком соска, только не гони, только не гони….

+1

23

О чем ты, о чем, о чем ты плачешь сейчас небо, для чего до сих пор глушишь все звуки именно этим, прячешь все, маскируешь, скрываешь? Это словно завеса, нет не спустившаяся с небес разумеется, просто…хотя нет, почему? Это именно опущенная с небес завеса и если бы хоть на мгновение в душу к Фанни закралась какая-то иная вера, кроме как в человечество, в людей, в их силы и внутреннего самого надежного из всех возможных богов. Если бы она была вообще способна допустить существование, чего-то высшего, единого для всего мира – руководящего всем и не подчиняющегося ничему кроме собственной воли. Если бы только ей не была противная сама идея о том, что люди совершают свои поступки в согласии с чьим-то решением, повинуясь чужим желаниям, может именно тогда она бы и предположила, что такова его воля. Скрыть, спрятать за завесой дождя людей, отделить их от мира завесой из дождя самой надежной из всех существующих вуалей. Самой честной из них. Дождь скрывает звуки, прячет мир или от мира, к черту, ну какая право слово вообще разница, кого именно и отчего именно он норовит укрыть. Дело же вовсе даже и не в этом, а в чем и вовсе сложно сказать. Может Мэй, которая упорно скользит по вершинкам, не позволяя себе надолго увлечься ни единой мыслью, словно внутренняя стена возводится – хватит думать, ты все равно никогда не смогла бы, никогда в жизни у тебя бы просто не вышло, ну не научилась бы жить умом. Это невозможно, для тех людей, которые вообще слабо представляют, что такое поразмыслить – прежде чем сделать – это заведомо невозможно. Так что хватит, прекрати обращать внимание на частности, перестань идти за тем, чего все равно не существует, а главное и существовать-то в этой жизни не может. Улыбнись, вот так да, так ты умеешь как способна, не закрывая глаз, не отпуская рук, ближе-ближе, ни одного шага прочь, ни единого миллиметра, как бы не нарастало волнение, сколько бы не билось в голове навязчиво и отрешенно – все ошибки, все глупости, ты не пойдешь на поводу у мыслей, не умеешь. Хватит лгать, ну же, хватит лгать себе – ты ни на что сейчас уже не променяешь, да и в тот момент, когда тебя просто-напросто настойчиво вытаскивали за дверь, пусть бы даже зная наверняка, что тебе уже не вернуться. Холодком по сердцу, по коже, нет, все ложь, все глупости не достойные, это всего лишь ветер, ты ничего не понимаешь в жизни, всего лишь ветер, решил поиграть со внезапно явившимися в его между прочим владения людьми. Всего лишь игра, когда по коже скользит холодный, нежданный ветерок, врывается в вашу жизнь, смеет, пытается с вами играть, прочь уйди, тебя никто не звал, оставь в покое, пожалуйста. Ну же, ну же, ну не лезь ты куда не просят, Фанни обязательно поиграет с тобой потом, она обязательно выберется на крышу, когда ты будешь особенно сильно просить, бушевать, когда тебя так сильно понадобится друг, что ты не сможешь сдерживаться, вырывая деревья с корнем. Пойми, Мэй обязательно, слышишь, обязательно выберется тогда на крышу, для того чтобы немножко, ну вот хоть чуточку помочь тебе, поддержать успокоить, а пока уйди, испарись, не мешай ей делать попытки жить, не мешай, пока он не прячет глаза, пока еще способен не гнать… и это легко, принять, не понимая, это безумно легко, по крайней мере для такой как Фанни, она же умеет, способна просто верить в сказки, нет не стремиться к ним, не ждать принцев на конях или без оных, не жить в постоянном ожидании чуда, но верить. Знать наверняка, они существуют, и нет, Лу, ты только не думай, что ты есть сказка из ее жизни, или это самое чудо, нет, положительные герои они никогда не гонят, они не заставляют съеживаться от боли, где-то там на полу, прячась за безразличием, не бьют, не касаются, не оставляют синяков – они не ты, и пусть. Наверное и ты все это помнишь, возможно даже иногда вспоминаешь каждое из тех слов, что она бросала, и нет, это всего лишь дурное наваждение – Мэй не умеет ревновать, потому что не знает, что же это такое – “собственность”. В жизни людей, у которых нет ничего своего, личного, кроме переживаний, ревности не место, ей не за что зацепиться, и то что другие принимают за нее, это всего лишь отдача – всего лишь возврат удара там, где только что было невыносимо больно. Дело не в совершенных поступках, а в собственных ожиданиях, в том что там где только что находился не рушимый, пусть только в мечтах, фундамент на деле красуется бездна. Просто там откуда не ждешь удара, сидит самый настоящий враг и в то самое мгновение, когда ты к нему никак – ну вот совсем-совсем никак не можешь быть готовой, он наносит удар… И вот знаешь, когда по полу стелет боль… можно только считать собственные ошибки, можно только грызть и корить себя за все ошибки, что совершила, можно только кричать там где-то в сознании, метаться и растворяясь в мыслях уходить все дальше…дальше, так что и шанса-то нет вернуться. Ты же не думал, правда, не задумывался и на мгновение – чего ей это стоило? Чего стоило Фанни вновь зайти в этот дом, тенью скользнуть в окно и ни единым словом коснуться. Чего стоило бродить по нему, заново, вновь привыкая, когда ты в очередной раз предпочел побег… Не задумывался, не задумывайся, к чему все это, это лишь привкус полыни, это словно случайно она попала в заваренный только что фруктовый чай. Но это лишь ее касается, это у нее внутри нарывы, струпья, те что никогда не заживут, те о которых даже плакать невозможно. Ты никогда не узнаешь, ни о чем, не догадаешься, и не задумаешься, наверное. А она не скажет, не подберет слов, не сможет описать. Эта речь, сбивчивая, примитивная, в которой изредка проскальзывают сложные словечки, но она с таким трудом дается. Тебе не узнать, никому не понять, ведь не потому что глупая, дурная, неспособная, не потому что просто – не хватает запаса слов, просто не объяснишь слепому от рождения, какая она – эта радуга, тому кто всегда был глух никогда не осознать, что же такое трепет сердца под куполом под бой барабанов. Вот так и стойте вечно, на разных ступеньках разных миров, можно только вдыхать жадно, зарываясь в тепло, потому что тают, те иголки, что оказывается изо льда создавались, те что тщательно тобой же Лу, тобой направлялись туда в душу, ледяные, всего лишь никакого металла. И даже понимание, пусть мнимое, это кстати было бы к лучшему вообще, коли мнимое, того что всего несколько мгновений дано этот вдох, осознание того что все равно ты все отберешь, уничтожишь в то самое мгновение, когда очнешься, когда опять в очередной раз будешь старательно изучать стены… Пусть, просто ты решил, что не стоит привязываться, так да? Что лучше забывать о существовании тех, кто проникает дальше, чем ты считаешь возможным… Может и так, пусть бы, тебя не исправить, Фанни тоже, а такие истории всегда заканчиваются крайне плачевно, даже дурочка Мэй это знает. И видимо в силу, как раз врожденной своей глупости предпочитает и дальше лезть, все глубже уходя под воду. Ей нельзя было возвращаться, потому что из таких мест дороги обратной никогда не находят, потому что однажды оставшись наедине с такой болью, перестаешь верить, доверять, надеяться, забываешь обо всем, стараясь заглушить ее. Люди не должны возвращаться после подобного, ты же понимаешь это сам…наверное понимаешь. Только вот она же дурная, наивная в чем-то до одури, из самой глуши дорожку нашла, из бездны – вернулась, для чего вот только…
Чтобы теперь без тени смущения изучать, заново учиться жить с тем кого так давно знаешь, с тем о ком вообще ничерта не ведаешь? Заново, все заново, Фанни так точно. Даже не урок, постижение, видела часто, а касания – так долго были под запретом. Кончиками пальцев по коже, не потому что нерешительность, потому что всегда знала – так лучше запоминается. И наверное, это даже упоминания не стоит более, что завтра все может перемениться, хотя какой там завтра, сегодня уже, пару часов спустя.  А так, хоть какое-то воспоминание, тактильное вроде бы? По шее, по груди, останавливаясь, замирая на каждой родинке, каждой выемке, сколько у тебя шрамов Лу? Или все это только кажется? Медленно, осторожно, изучать, потому что тело знакомое, да только зрительно.
Страшно, конечно же страшно, но если не ты Мэй, то кто вообще? Если не тебе справляться со страхами, то кому еще в этом мире уготовано это? К тому же, ну к чему бояться, если ты знаешь о чем душа кричит, если не разучилась ее еще слушать, отвлекаясь на разум? Он кстати, все равно не сдается, продолжает нашептывать, уговаривать одуматься. С чего бы вдруг вообще? Разве же Фанни удумала с крыши небоскреба к эльфам шагнуть? Нет, вроде ничего запретного, поднебесного, странный голос внутри живет, право слово. Молчит, не заикается даже, когда она падает со второго этажа, по счастливому случаю все-таки пойманная и голосить пытается, когда ничего жизни не угрожает. А раны-то ну и что, пусть новые, пусть свежие саднящие будут, с ними можно жить. Да и пусть будет эта тревога, неужто Фанни с ней не справится. Травит душу голосок, ну и пусть себе травит, его можно слышать, не прислушиваясь вовсе, потому что не до него, нет дела до этого нашептывающего червячка. Страшно, до одурения какого-то страшно, словно подарили то, о чем пол жизни мечтаешь, а вот как с этим жить объяснить забыли. Толи ликуй, толи сомневайся… Только ты же не позволишь, правда Лу, это твои касания снимают липкую паутину из сомнений и страхов, это благодаря твоим прикосновением, соскальзывает вместе с материей все что грызло, не исчезает, нет, но по крайней мере прячется в глубине сознания, оно всегда будет звучать, всю ее жизнь, то приглушенно, то звонко и если бы Мэй могла позволить себе сейчас нарушить тишину, она бы возможно даже поблагодарила так вот в воздух, просто так на самом деле, ты ведь понимаешь, что совершенно ни за что. Но нельзя, пелена порвется, завеса рухнет, реальность ворвется в мир не существующий, отделенный, поглотит ее и уничтожит все, что совершенно случайно собралось в единую конструкцию. Словно пазл, из белых деталек совершенно случайно оказался собранным. Никаких зацепок и шанс всего один на миллион, но надо же…вышло. Кстати, знаешь что шепчет этот навязчивый голосок? “Что если опять? По прежним ошибкам? Что если это всего лишь игра? Что ты будешь делать, если сейчас он внезапно скажет – слабо… Кстати, чья сейчас очередь? И что потом, когда дождь кончится? Как вернуться обратно во вчера?” И всего один ответ возможен… Когда же наконец, я перестану себя грызть? Хуже сыра ведь, все уже прогрызено, и бессмысленно это совершенно, ну глупо же, разве нет? Все равно ничего узнать нельзя, если не рискнуть, не сделать еще один маленький шаг вперед, большой-то при таких расстояниях вряд ли возможен. Вот и жмешься, как можешь, не зажимаешься, нет, ластишься, как умеешь, как вообще способна. Ты не забитая собака конечно, но и ласка в его исполнение незнакома, совершенно вот. Именно поэтому все сызнова, все впервые, все в новинку. Холодно, дрожь бьет, или может хватит все списывать исключительно на температуру, да на погоду? Может не зря ты дрожишь именно так, при прикосновениях, поцелуях? Кстати сколько раз, ты хотя бы мельком, но видел все ее татуировки? И ведь ни разу не спросил, что откуда…ты ничего не знаешь о той, к кому прикасаешься, впрочем, это ведь тебе ни сколько не в новинку, не правда ли Лу? Самый главный враг для привязанностей – это изученность, пожалуй что, так может именно это и спасает? Ничего не знать друг о друге, где-то жили, чем-то жили – теперь вот так вот и никак иначе, что-то делали, кого-то любили, а сейчас, да только это самое сейчас и есть, никакого потом или завтра, есть только губы, касающиеся твоей груди, есть только руки, позволяющие себе скользит по телу, есть только твои губы, Мэй, целующие его волосы, потому что ни при каких обстоятельствах сейчас, что бы не взбредало кому в голову ты не позволишь появиться никаким миллиметрам между вами. Там итак пропасть, понимаешь? Там итак огромная, адская пропасть, которую не перепрыгнуть и никогда не сократить и Фанни это прекрасно знает. И никто, ни один из вас не удосужится перейти по мосту, на котором сегодня случайно столкнулись. Никакого завтра, это она тоже прекрасно и знает и плевать хотела, правда вот. Пусть параллельные жизни, пусть, но это все потом, сейчас есть единственная точка соприкосновения. Сейчас есть ее пальцы, скользящие по спине, она изучает, запоминает все изгибы, жадно, точно так же как всегда ловила интересующую ее информацию, не пропуская ни единого кусочка. И вот хватит Лу, право слово же хватит сейчас бояться, это ей страшно, потому что территория не привычна, а ты вполне, ну ведь правда же вполне на своей… Как можно меньше слов, как можно больше прикосновений. Жадных, алчущих, плевать на условности, просто от тебя веет теплом, ты несешь с собой тепло, оно разливается по венам, согревая, отгоняя наконец этот чертов холод, и пожалуй это действительно именно оно заставляет ветер наконец сгинуть, испариться. Будь же ближе, если еще есть возможность, будь. Ты же чувствуешь, наверняка ощущаешь – Мэй справилась, ей удалось заткнуть этот чертов голос, доказав наглядно – даже не попытается прислушаться, именно так как собственно делала и всегда, как вела себя всю жизнь. Никто не вправе ей указывать, и то что совершенно случайно за свою жизнь она несколько раз прислушивалась к тебе, словно бы повинуясь чужим желаниям, так и на то – исключительно ее воля. И не важно, была ли это игра, или вот как сегодня невнятная просьба. Отвратительная игра, но нужная как воздух, она держит прочнее любых связей, она держит подле, не позволяя скрыться в темноте. Она вернула Мэй, если бы у Фанни не было возможности прикрыться именно условиями игры, она не смогла бы найти дорогу обратно, не зашла бы в дом, просто не справилась бы с нахлынувшей волной. Только тише, не стоит о том никому знать, она уничтожает, ломает ваши жизни, эта игра, начавшаяся как-то совершенно внезапно, нежданно, но пожалуй что, все то, что она уничтожает, именно она же и восстанавливает…или просто, может быть все намного проще и вам хватит, хватит уже прикрывать ей? Страшно, но не так чтобы внезапно найти ручку тормоза, всегда будет страшно, потому что любое неловкое слово способно попросту разрушить жизнь. Не позволь этому случится, ну же Лу, ты способен не позволить этому произойти. Пепелище, только никому знать не дано – дома ли, или же феникса… Еще меньше, ну же, еще меньше размышлений и пожалуйста, никакой боли, ты же чувствуешь, понимаешь, Мэй даже ногтями не касается, только кончиками пальцев. Слишком много в жизни этих колкостей, не посмеют, не позволит, пусть только сейчас, но не коснутся. Губами к виску, прижимаясь как можно теснее, нет никакого права на расстояния, нет ни малейшего шанса, на то что Фанни позволит им влезть опять, молчание спасает, вас пожалуй что оно именно спасает. Потому что ну попробуй она хоть что-нибудь сказать, опять была бы ссора, сцепились, наверняка, а так, можно лишь избавиться от мокрой тряпки, что утром еще казалась платьем. Ты ведь помнишь, правда? Знаешь ведь, наверняка со стеснением Мэй совершенно незнакома, они с разных планет. А ткань была столь отвратительной, смела касаться своей липкость ее бедер, пришлось отпустить на несколько мгновений живое тепло, только чтобы избавиться от ткани, где она теперь вообще валяется? Неважно, если очень понадобится найдешь еще, просто холодно, и ветер не желает оставить в покое, просто можно либо замерзнуть совсем, либо снова прижаться, дрожа то ли от холода, толи от мнимого пожалуй что волнения. Не отталкивай, не отпускай, ты можешь – вполне можешь сейчас очнуться и прийти в себя, просто тогда сразу забудь, о существовании Фанни забудь сразу, после такого уже не вернется, тут никакой игры и никаких сил не хватит, решай. Всегда решай все сам, но изредка вспоминай о том, чем же это может грозить… Губами к шее, руками по груди, по спине, осторожно мягко, это ты словно бы сомневаешься, а у нее на это нет ни времени, ни права, ни уж тем более желания…

+1

24

Время, оно неумолимо, не подвластно человеку. И что бы там не говорили, какие бы способности, или какую бы магию, или алхимию, либо ещё что-то, что якобы умеет и чем якобы владеет человек. Словом все, что бы мы не пытались использовать, дабы обмануть, изменить или управлять временем ничего бы у нас не получилось, и хотя некоторые считают это не так, но это так. Сколько «таких», которые пытались замедлить ход времени, получилось ли у них это на самом деле? Смогли ли? И чего это им стоило? Я уже не говорю о тех, которые по глупости своей пытались уйти от времени, выйти из этого временного пространства, уйти на другие слои мира, и что? Ничего не вышло, время настигало их везде, быстрее или медленнее, но настигало, всегда, понимаешь Фанни всегда! Но это я так, как эпиграф использую, просто за тем, что бы рассказать тебе ещё один, но не беспокойся, я обязательно выведу тебя на прямую дорожку, обязательно, верь мне.
Говорят, что бы узнать чего стоит один год, следует, спросит у студента провалившего последний экзамен. Я понимаю, ты сейчас скажешь, что всё можно исправить, пересдать, ведь всегда даётся второй шанс, а порой и третий, это всё конечно верно, ты права. Но давай на мгновение представим, что у студента не было ни третьего, ни тем более второго шанса, только один шанс, всего один. И не важно, готовился ли он, прилежно ли учился весь год, или был разгильдяем и на всё махал рукой, это не важно. Просто он не сдал последний экзамен, и теперь целый год будет, проходит повторное обучение. Целый год, и тогда он обязательно скажет – «Боже, как же это долго, целый год, длинный, и такой нескончаемый год». Понимаешь, хотя на самом деле для него, молодого этот год по той же цене, что и прошлый, и цена не измениться и в последующем, понимаешь, он ведь так молод, хотя ему кажется, что время летит слишком быстро, и он боится ничего не успеть. Верно, боится, но на самом деле он не осознаёт, впереди ещё вся долгая и длинная жизнь, он ещё не раз успеет провалить тот или иной экзамен, ещё не раз пожалеть себя, ещё не раз поругать, и не раз похвалит, конечно же, так. Для тех, кто постарше, он будет смешон, а для тех, кто младше, гораздо младше, они его не поймут, по той простой причине, что им ещё не приходили на ум подобные мысли, просто потому, что они ещё живут беззаботной жизнью, даже школьники которые переживают по поводу экзамена, они всё равно живут беззаботной жизнью. И на самом деле им не чего бояться. Школа не оставит их в беде, для всех они всегда были и будут первоклашками, мальчишками и девчонками с портфелями за плечами, с цветами которые больше них самих, и с немножко испуганными, но больше с исполненными глазами интереса. Всегда. А студент провалил последний экзамен, все сдал, а последний нет, и теперь ещё целый год ждать и готовиться, главное подготовиться, обязательно, и я уверен он сделает это, ведь впереди ещё целый год, и на самом деле второй шанс у него, получается, есть, ну ведь есть же, не важно, что через год, но есть, есть!
А вот что бы познать ценность месяца стоит спросить у матери, у которой произошли преждевременные роды и ребёнок родиться недоношенным, и, казалось бы, что тут страшного? Ну, родится на месяц раньше, ну родиться же, не умер! Но для матери это очень важно, ведь ей кажется, что теперь рёбёнок будет не правильным, не таким как все, кажется, что будет ну совсем другим. Но ребёнок рождается нормальным, и заметьте полностью здоровым, и учиться прекрасно, и окачивает с золотой медалью, красным дипломом, а мать всё смотрит на него иначе, по-другому и всё переживает, а вдруг, вдруг это проявиться прямо сейчас, вдруг. И в таком случае ценность одного месяца следует спрашивать не у неё, а у ребёнка чувствующего постоянный дискомфорт от взгляда матери. И на самом деле у студента куда более серьёзные проблемы, чем у матери. Ведь всего месяц, один месяц, но на всю жизнь для матери этот месяц будет гореть красным знаменем над её чадом, и она всегда будет ждать того момента, ну сейчас, вот сейчас это проявиться и тогда всё полетит в тартарары… Забавно, не правда ли?
А знаете, что следует сделать, что бы узнать, сколько стоит неделя? Всего одна неделя, жалкая неделя ушедшая в никуда, и проведённая без особой или вообще без какой либо пользы, знаете? А.… Спросите это у редактора еженедельного журнала. И тут ещё проще, чем с матерью. Уволят с работы, сделают выговор, лишат премии и зарплаты, сместят с должности, собственно говоря, ничего серьёзного не случиться. Он не заболеет, не проиграет миллион, не сгорит его дом, его не убьют, ну просто уволят с работы, и спрашивается – чего здесь такого, а? Ну, ведь ничего действительно серьёзного не случилось, просто журнал не вышел в срок, в конце, концов, перед читателями всегда можно оправдаться почтой. Мол, долго шла и совсем не наша вина, или проблемы в цеху, неожиданно и вдруг всё оборудование вышло из строя, ну ведь бывает так, бывает же! И что же тут ценного? Но редактор суетиться, переживает, ему кажется это архиважным, и если у него спросить, какова же ценность недели, он, должно быть, ответить что очень высока, а между тем он даже не собирал информацию, за него это сделали журналисты, ему осталось только решит, что будет в этом выпуске их еженедельного журнала, что поместить на первую полосу, и так далее.… И получается, что неделя не так уж и ценна, или всё же ценна, как думаешь, а Фанни?
Снижаем планку? Сколько стоит день, один день, в сути двадцать четыре часа. В таких случаях говорят, что стоит обратиться к отцу многодетной семьи. Пять детей, шесть детей, и всем им нужно есть, пить, одеваться. Младшему в садик, средненьким в школу, а старшему поступать. И если остальные могут подождать, то старшему для поступление деньги нужны прямо сейчас, что в таких случаях делать? А деньги обещали ещё два дня назад, но так и не дали, а после завтра закроются двери для поступления, и не станет возможности поступить туда, куда мог и хотел, будет только туда, куда получиться и явно не хочется. А это мука. И тогда целая жизнь пойдёт не так, а в сути под откос, и это очень страшно, ведь не найти себя в жизни, это пожалуй одна из самых страшных кар. И в этом случае ценность дня оценит именно старший. Отец, да больно, да сердце кровью и ещё много таких вот моментов, но у отца жил сложилась, а у старшего? Под откос! Печально, и может быть даже цинично и грубо, но, как говориться из песни слов не выкинешь.
А знаешь ли ты, к кому советуют обратиться, что бы познать истинную ценность часа, одного жалкого часа? К влюблённым! Которые просто ждут друг друга или у которых не так много времени, ведь скоро придёт он или она, и нужно собираться и уходить, надеюсь, ты понимаешь, что я не толкую о сексе, совсем не о нём, по крайней мере, не только о нём.… И это уже явно смешно. Хотя им так не кажется, и никогда не будет, для них это самое важное. Неверный муж и неверная жена, но их жизнь сложилась, им не нужно выдавать еженедельно журнал, не нужно сдавать никаких экзаменов, дети уже давно родились, и даже выросли, но для них это самое важное. Ведь с законным супругом и законной супругой, они несчастливым и этот час для них глоток воздуха, но они не больны, живы и здоровы, но словно воздух… Смешно, трогательно, и,…пожалуй, правдиво, для них час это целая вечная и одна секунда одновременно. Спускаем планку ещё ниже, Фанни?
Как думаешь, у кого следует узнавать ценность одной минуты? Нет, тоже нет, и опять не верно. У опоздавшего человека на поезд. И тут ещё более комично, чем у любовников. Можно сесть на другой, можно доехать быстро на машине до ближайшей станции и сесть там, и в этом совсем нет ничего трагичного и уж тем более драматичного. Пусть бы важная встреча, пусть дело своей жизни, но всего ода минута и вот…вы уже никуда не спешите, забавно и ну ооочень комично, не правда ли? Снижаем планку!
Ценность одной секунды стоит спрашивать у того, кто попал в аварию. Одна секунда, ничтожная одна секунда. И опля, авария, визг тормозов, гром удара, крик людей, сирены скорой, сирены пожарной и прочие радости этого действия. Всего одна секунда и смерть, всего одна секунда и инвалидность, всего одна секунды и целость и сохранность. Она секунды заминки на светофоре и вот уже никакой аварии нет, всё обошлось, да что там… ничего даже и не начиналось. Забавно, ну, правда, ведь забавно, а? Фанни Ли Мэй? И с точки зрения всех ценностей, какая самая важная? День? Секунда или может быть год? Или час? Какая самая важная ценность, я спрашиваю? Не знаешь, нет? Или не хочешь говорить? Снижаем планку!!!
Впору мне сейчас смеяться, не ожидала, не ожидала, что можно спустить планку настолько низко, нет? Впору мне расхохотаться, но, я, конечно, этого не сделаю, конечно же, нет. Дабы узнать, сколько же стоит одна миллисекундочка следует спросить спортсмена, чемпиона олимпийский игр который пришёл вторым и вместо золотой получил серебреную медаль. Одна миллисекунда, всего одна, и ты уже не золото в руках держишь, а серебро. И плевать где ты раньше побеждал, какие достижения у тебя были, и как сильно ты тренировался, старался, и насколько велико твоё желание было, одна миллисекунды и ты можешь радоваться второму месту. И больше этот спортсмен не будет участвовать в этих играх, может и в следующих не станет, одна миллисекунда, всего одна и вуаля, второе место, прекрасно, не правда ли? Спрошу тебя ещё раз, что же самое важное, какая ценность наиболее дорогая, и… Я тут подумал, а не спросить бы их всех, что бы они отдали за год, месяц, неделю, день, час, минуту, секунду и миллисекунду, может быть, тогда поймём всю важность каждого отрезка времени, может быть тогда, когда узнаем что они готовы отдать познаем действительно истинную ценность времени, как думаешь, Фанни Ли Мэй? И понятно, что мне бы сейчас следовало сделать умное лицо, сказать о том, что время бесценно, что следует беречь абсолютно каждый миг. Но, как я уже сказал, это всё был эпиграф, обвёртка от конфеты, или оболочка для начинки? Так или иначе, но я подвёл тебя к сути всей этой тирады, начнём?
Знаешь ли ты Фанни, что дождь не для нас? Знаешь ли ты, что это бурлящий, неудержимый поток воды не для нас сейчас обрушивается на землю, что тучи не для нас сгущались, не для нас тяжелели, и не для нас дождь полил с новой силой. Не для нас дует ветер, не для нас он выдувает из леса каждого случайно забредшего гостья, не для нас задувает всё с новой и новой силой, заставляя людей сидеть дома. Не для нас гремит и грохочет гром, не для нас сверкает молния. Знаешь ли ты, Фанни Ли Мэй, что вся эта природа, эта погода это всё не для нас? Знаешь ли ты, что это всё случайность, просто в один короткий миг всё сошлось именно так, как сошлось, а в следующий миг всё может быть иначе(?), но это так, к слову пришлось. И даже не для нас сегодня мне захотелось привести тебя сюда, совсем не для нас, и даже не для себя. По большому счёту всё просто сложилось таким образом, что,… Что теперь мы здесь, тут, и рядом, вместе. А теперь представить, что именно сейчас студент провалил экзамен, мать узнаёт, что у неё ребёнок родиться на месяц раньше, редактор понимает, что не успеет во время выдать журнал, отце получает отказ и обещание что зарплата будет завтра, любовники прощаются, человек уже опоздал на поезд, другой избежал аварии, а тот самый спортсмен вырвал золотую медаль.… А сейчас, вот прямо в это мгновение идёт дождь, дует ветер, гремит гром, сверкает молния, мы находимся настолько близко, насколько это сейчас возможно, наконец, никого нет, все сидят в своих тёплых и уютных домах.… Мой страх уходит прочь, он покидает меня стремительно быстро, слетает с меня как маска, как ненужный и тянущий вниз якорь. В это мгновение все мои мысли уходят прочь. Все мысли о том, почему люди всегда сомневаются, что толкает их на эти сомнения, кто и каким образом и какие именно струны дёргает, вызывая у нас эти волнения. Почему мы всегда, тьма побери, сомневаемся? Почему происходит всегда примерно по одному и тому же сценарию – «Всё хорошо, но есть одно но…», или «Было бы всё замечательно, если бы…», или, даже так – «Может быть, когда…». Почему мы всё время прячемся в этих «но», «если» и «может быть». Почему мы так боимся абстрагироваться от них, выйти за их пределы, почему мы не можем не бросаться в эту пучину, этот океан сомнения. Хотя какой это к праотцам океан? Это трясина, прикоснись хотя бы пальцем и тебя тут же станет засасывать, и как только ты попытаешься выбраться, тебя ещё больше засосет, и в конечном итоге утянет в самый низ, там ты и задохнёшься. И спрашиваешься, зачем оно тебе было нужно? Ну, ясным языком написано же – «Не подходит, трясина!», нет, всё равно пытаемся прикоснуться, проанализировать, сомневаемся, и сомневаемся.… Кстати, так, между прочим, и к слову, женщины то больше сомневаются, при чём(!) они сомневаются в мужчинах, а те в самих себя, и сами понимаете, сомнения обрушиваются на мужчин с удвоенной силой. И для чего мы сомневаемся? Зачем нам так нужно знать, что произойдёт завтра, через неделю, год, месяц, или час…. Ну для чего, ну зачем мы сомневаемся. Почему не можем спокойно жить в настоящем, теперь и сейчас? Сомневаемся в прошлом, а правильно ли поступили, а верно ли сделали, а может, нужно было не так, а иначе.… Сомневаемся в прошлом, а может нужно будет сделать не так, а по другом или вовсе иначе, а может нам не нужно было ввязываться в то, во что мы ввязались в настоящем и что же будет в будущем? Сомнения все оттого, что мы переживаем за прошлое, которое уже не вернёшь, и слишком печёмся о будущем, которое ещё не наступило, да тьма побери, давайте жить в настоящем! Это так просто…
Каким-то чудесным образом, каким-то приятным и нежным, и ласковым и мне неведомым образом эти все мысли слетают с меня. И всё это прямо сейчас, в это мгновение, и согласись, что удивительно, сколько всего может уместить всего одна единственная секунда, всего одна!
Интересно, моя дорогая и родная, милая девочка, знаешь ли ты, насколько мне сейчас хорошо? Знаешь ли ты, что несёт с собой твои поцелуи? Невинный, не замысловатый поцелуй в голову, знаешь ли ты, что это именно он сорвал с меня маску? Стремительно быстро и резко. Я и сам не заметил этого, просто в какой-то миг я поймал себя на мысли, что весь страх ушёл, толи его унес дождь с ветром, толи твоя нежность и ласка расколола это панцирь. Я теперь ничего не боюсь, ничего, ничего. Представляешь Фанни, совсем ничего! В какой-то миг, сомнения ушли прочь, страх пропал, и я стал наполняться (только не вздумай смеяться!) музыкой, лёгкой музыкой. Скрипка, да, кажется скрипка. Музыкант неспешно водит смычком по струнам и с каждой ноткой моё тело, и я сам наполняется музыкой, такой же неспешной, и такой же уверенной, и…бесстрашной. Я никогда не стеснялся, мне не ведомо это чувство, так же как и тебе, Фанни Ли Мэй, но вот сейчас… Твои прикосновения наделяют меня особой энергией, особой силой и в то же время мне немножечко стыдно, приятно стыдно… Знаешь, так бывает, когда ты отлично понимаешь, что сам на такое не способен, и тебе стыдно, но вместе с тем, тебе радостно за того, кто это умеет, и ты понимаешь, что не всё так плохо, не у тебя, не у него или неё, не у вас, и даже не с людьми, а вообще, просто в мире всё не так плохо. Странные чувства и эмоции вызывают твои прикосновения, но касайся, касайся смелей, мне это нравиться. Да, я не отличался стыдливостью никогда, но сейчас мои глаза блестят, а щёки пусть и не покрыты даже лёгким румянцем, но они горят, чувствуешь, Фанни Ли Мэй? Так странно, как это всё странно, необычно, приятно, сладко, хорошо, тепло.… Пусть это никогда не кончается, или закончиться немедля! Нет, нет, нет, не нужно, пусть длиться ровно столько, сколько длиться, давай оставим все мысли, давай прогоним даже мысли, оставим только нас, давай?! Сбрасываю футболку на пол, выкидывая её себе за спину, нежно и ласково обвиваю руками вокруг твоей талии и целую твой животик, горячо дышу, целую его жадно и нежно, ласка сменяется несдержанностью и даже грубостью… Мои руки уже не трясутся, я ещё не так смел, но уже не трясутся, лишь щёки горят. Целую твою талию, целую бёдра, мне нравиться, мне всё это нравиться, это всё дарует что-то особенное, до этого никогда не испытанного и такого мне не понятного… Мне нравиться смотреть на тебя, это так эгоистично наверно, прости… Медленно, очень медленно тяну полоску за полоской, развязывая узлы на твоём белье, последней тряпочке, что уже за секунду, другую успела мне надоесть и стать ненавистной.… На пол, падет на пол она и я целую тебя, нетерпеливо и осторожно, очень осторожно будто боясь разбить, словно ты настолько хрупкая, что одно неверное прикосновение и всё… Выдыхаю горячим воздухом, может я немного волнуюсь, а? Целую, прикасаюсь осторожно губами, мои руки гладят твои ножи, бёдра, талию и поясницу.… А мысль прочь, прочь мысли, прочь!

+1

25

Ничего не знаешь, ни о Лу, ни о мире, ничего. Вообще вот ни на йоту, ни единой капельки ни о чем не знаешь. Предпочитаешь сегодня жить совершенно иной дорожкой, предпочитаешь двигаться совершенно иными тропинками. Улыбайся, потому что в этом мире никому не дано взять верх над самым главным, что только есть и будет в твоей жизни над эмоциями, над ощущениями…и знаешь, этот спектр чересчур обширен, он предлагает тысячи вариантов. Оттенки, полутона, холодные, теплые цвета, да в общем-то не Фанни тебе об этом рассказывать, не правда ли? Вроде с красками и сам ладишь, знаешь, что это такое… Так вот их слишком много и подобно некими “домам”, подобно общепризнанным делениям ее ощущения делятся… Знаешь этот трепет ожидания, когда еще не можешь представить наверняка, уверена, что вот-вот что-то случится, неизвестно – хорошее или плохое, но случится, и ждешь, погружаешься полностью в это самое ожидания, не оставляя ни для чего иного ни единого шанса. Все там, полностью, целиком, вокруг совершенная темнота, нет ничего, первый раз это пришло, ну конечно, не сложно ведь догадаться? Именно там на арене цирка, в первый раз сердце трепетало, билось о ребро, желая покинуть костяную клетку, бурлила кровь, невозможно было предугадать исход, а о том, что отступить и вовсе никакой речи не велось. Просто было лишь оно – ожидание, чего-то возможно даже предрешенного, может быть неизбежного или наоборот как раз – покорного твоей воли, каждому твоему жесту подчиняющегося. Каждый шаг приближал именно к этому, и с каждым из них становилось на долю секунд еще страшнее, до тех пор пока страх не достигал пика что ли, той точки, после которой остается либо идти вперед, либо срочно растворяться в пространстве, вообще забывая о собственном существовании. Покоряясь воли других людей, и признавая, что не имеешь никакого права даже на упоминание о существующем завтра. Каждый делает свой собственный выбор, каждый вечно по однажды заведенному закону – решает все сам, так и Мэй тогда просто шагнула вперед и знаешь, наверное у всех остальных все равно остается эта самая планочка, этот самый разрыв. Каждый раз двигаясь к какой-то своей собственной арене, цели, ну не имеет никакого значения в общем-то к чему, они проходят вновь через это, снова вынужденные делать выбор, решать. А вот Фанни нет, с того самого первого дня, когда она справилась с этим трепетом, она просто забыла о его существовании, с того мгновения, когда этот рубеж оказался пройден…ничего подобного, это знаешь, словно вновь окунуться во что-то очень-очень смутно знакомое, по твоей вине кстати, Лу, это ты вновь удосужился притащить в ее жизнь это странное ощущение, даже зная наверняка, совершенно уверенная в том, что никогда и ни за что она не свернет, с однажды выбранного пути все равно, все равно зацепилась за этот порожек. Трепет, ожидание, как ты думаешь, это к чему дорожка, арене или наоборот за кулисы. Незнакомое уже так давно потерянное, забытое ощущение. Забыть, перешагнуть, пусть даже наверняка зная и в это мгновение, что ты идешь вперед, как знать, что ждет дальше, как угадать. Нет, ты только не подумай, дело вовсе не в будущем, ей не нужна уверенность в завтрашнем дне или что-то подобное, наоборот если бы ты нашел способ прогнать, отпустить – так было бы намного лучше, право слово. Да только подобного великодушия в этом мире ни от кого ожидать не приходится. Фанни, просто можно вот так вот и дальше, в согласии с собой, не замечая, лишь ощущая эту странную подножку, порожек и не важно, ведешь ли ты при этом ладонью по позвонкам, вырисовываешь ли пальцами одной тебе ведомые узоры на его коже, какая к черту разница? Просто ты опять перешагиваешь через это невнятное, глупое и совершенно никчемное в твоей жизни ощущение, для того чтобы вновь его забыть. Ты не голубка, не бабочка, чтобы трепыхать крылышками в бесполезной попытке вырваться, ты сама – всегда сама, собственноручно, с полным осознанием действительно, вот кто бы что не говорил, лезешь в петлю, в самое жаркую часть пламени, в общем туда, куда вообще не стоило бы соваться. И даже если очень захочется однажды, не сейчас конечно же, ты бы все равно не смогла зацепиться именно за это ощущение, оно слишком уж минутное что ли… Всего несколько мгновений, а в памяти отчего-то остается…
А знаешь, еще именно тут, близко совсем прячется боль, надрыв их не спрятать, не скрыть, вместе с трепетом, вместе с чем-то давным-давно забытым, ты принес в ее жизнь и доселе неизведанное. Никогда не гневилась, не кляла произошедшая, никогда не обижалась ни на врачей, ни на их эксперименты. Без грусти, не смотря на то что не всегда хватало внимания отца, времени, которое проводили вне тренировок. Не было даже возможности толком учиться, все годы, прошедшие в никуда с одной стороны, а с другой, они зато честными и в них никогда не существовало боли. Физической – хоть отбавляй, здоровой злости, для того чтобы заставить себе, оказаться способной, все-таки сделать, добиться поставленной цели. Она же всегда шла за ней, всегда добиралась, никогда не сворачивая, а ты что? Зачем, сколько, можно было бы задать тысячи вопросов, не смотря на тепло, не смотря на то согревающее донельзя тепло, что разливается по организму, что помогает не оглядываться на музыку дождя, отрешиться от звучащего по всюду реквиема. Мечта умирает, тебе никогда не увидеть и не понять, Фанни все равно не позволит, никому не позволит осознать, что одна из самых главных оказалась уничтоженной. Не увидишь, если не случится ничего глобального, если однажды ее не выдаст сама планете – ни за что не увидишь, что она потеряла нечто большее, нежели способность жить без крыши над головой, не поймешь той главное червоточинки, что теперь всегда будет с ней. Вкуса нет, понимаешь, пресно, абсолютно совершенно пресно, словно разом теряешь способности восприятия хоть каких-нибудь различий, не можешь их уловить. Все становится однообразным, повторяющимся, не ищешь завтрашнего дня, е устремишься к будущему – его же просто нет. Ничего нет, только незримая веревочка, которая к сожалению лишила вкуса свободы, и стремиться некуда, незачем, его больше не существует. Жаль, черт, как же жаль ее потерять, как больно позволить себе осознать, что тебя все равно отредактировали, может быть не желая, как знать, но ведь сделали это… Ты ничего не произнесешь, как обычно пряча все за улыбкой, ни о чем и никогда в этой жизни не расскажешь, предпочитая по прежнему касаться губами волос, прикасаться к виски, гладить, ладонью по щеке водить, не позволяя отстраняться, нет, ни за что. Ближе, пусть и некуда уже ближе, но ведь необходимо, до одурения какого-то необходимо, потому что только в этом теперь можно скрыться, можно спрятаться от неизбежного. Потерялась где-то независимость что ли? Да нет, жить ты по прежнему способна без кого угодно, это только совсем глупые и наивные дети верят в то что невозможно существовать без какого-то ощущения, дурость одна дурость. Это без воды жить нельзя, без кислорода, а все эти разбитые сердца, потерянные миры, уничтоженные сказки, всего лишь разбитая тарелка там на полу. И это все, это все копится, лежит, хранится в самом дальнем отсеке, в том куда никому лезть нельзя. Заповедный места считай, ничто оттуда вырваться не имеет права, ничто не должно покинуть. Путаются пальцы в мокрых волосах, перебирают, прежде чем вновь скользнуть на кожу, каждый сантиметр, все что можешь, ты стараешься запомнить все, потому что на самом деле в этой реальности, ты готова потерять все. Вслед за вкусом, вслед за ощущениями этого полынно-горького привкуса, осознания, что все заканчивается, все пройдет… Все должно исчезнуть, и наплевать, пусть даже в это самое мгновение и сама Мэй сдохнет, где-нибудь там…на мосту возможно, от себя кстати может быть именно от себя убегая? Кто сказал, что в этом гребаном кошмаре действительно было какое-то чудовище, кто…ну кто сказал об этом? Спрятаться, скрыть, исчезнуть где-нибудь там в ревущей от ярости или может от боли воде, скрыться в ней пряча собственную боль. Ты посмел, ты, решил что в ее жизни, есть место для подобного. Ты уничтожил безоблачность, ты принес эти чертовы эмоции. Больно, поднимается кипит, нарастает единым комком и только касания спасают, это они сглаживают раны, и не лечит ни черта время, знаешь наверное об этом. Время бинтует, скрывая надежно от посторонних глаз, пряча то что для других вовсе не предназначено. И от тебя оно все спрячет, если уже этого не сделало. Никогда не угадаешь, не увидишь даже, все там под коркой, под полосками марли, надежно скрытой. Извечное, может чуть пришлушенное теперь уже, но все равно извечное. Больно…но ты же рядом, соизволил выдать собственную подачку. Тепло, в обмен на все то, что ухитрился притащить в ее судьбу. Зачем, неужели это действительно равноценный обмен, не лги, никогда не лги – Фанни сколько угодно, просто себе никогда. Все равно, тепло, руки, касания, поцелуи, раствориться, забыть о том, что было когда-то. Навсегда перед глазами ни в чем неповинная девочка, а ты так старалась, резала, пытаясь подготовить для них между прочим, не для себя. Урод, это волны, ты никогда не узнаешь, не почувствуешь и не увидишь, Мэй не прячет взгляд, ни на мгновение не считает нужным прикрыть глаза, как бы не касался, как бы не скользила ладонь, просто всего этого там нету. Есть отмерший кусочек, где-то глубоко внутри, надежно спрятанный, вечный нарыв, от которого не скрыть никогда… Ты прости, или нет, не ей просить прощения, хватит, просто вперед, нет ничего кроме очередного шага в никуда, вперед. Это в общем-то сейчас синонимы. Спрячь, скрой, что ты еще сейчас можешь. Не попросить, не рассказать, все там, все недостижимо, не вырвать, итак больно, вечный нарыв, гнойник, который не искоренить. Что же делать дальше, как же быть а? Ну что, что теперь будет в дальнейшем? Плевать, сколько же можно – то ну, куда тебя опять тащит, куда несет…
Нежность, несвойственная, несовершенная, впрочем, как ты можешь это знать вообще? Ты впервые подле него, ты впервые оказываешься на месте его женщин, первый раз за все время, что ты жила подле он решил вдруг, с чего бы? Слишком много вопрос и никогда, никакой надежды, никакой возможности вообще на ответ. Что делать? Это же так легко, не правда ли Фанни, это так легко и понятно, так просто, ладонью о груди, повторяя движения, все на пределе, все только на нежности, ласково и осторожно, слишком много боли, и вся она твоих рук дело Лу, это ты в ее жизнь сумятицу принес, и вот только не надо напоминать о том, что она сама ввалилась, сама затеяла все это. Сама ввела игру, и навеки в ней застряла, не стоит валить все на Фанни, впрочем, ты ведь и не пытался, не правда ли? Знаешь что самое главное в тишине, она прячет, скрывает все то что тревожит душу, надежным покрывалом все скрывает, не давая постичь сути. Мэй изучает, но ей не дано знать, где блуждают твои мысли. Внезапно, совершенно резко и неожиданная допущенная к телу, кстати сложно вообще сказать для чего тебе это понадобилось. Потерянная, забытая, сути ей все равно никогда в этом мире не увидеть. Ты не сможешь раскрыть самого главного даже если захочешь. Ты может больше действительно не боишься, Фанни не чувствует страха, но и способным действительно на все, способным раскрыться от этого никогда не станешь. Можно только смириться, двигаясь вперед, можно только по прежнему, ластиться, как можно теснее прижимаясь, только гладить касаясь волос, скользя руками по спине, только слегка касаясь щеки, осторожно словно опасаясь разрушить, уничтожить мгновение проводить по контуру губ, не отпуская, не теряясь. Слышишь фон, хотя нет…наверное у тебя он совершенно иной – это в ее голове звучит реквием, он куда как более торжественный нежели все остальные мелодии вместо взятые. Он, только он и ничего более, все остальные звуки, что существуют сейчас в мире – это просто дождь. Знаешь, если бы только прислушаться, если бы только действительно пойти за ниточками – можно было бы не только чувствовать твое дыхание Лу, вполне была бы возможность услышать его, но зачем, это ведь совершенно не имеет смысла, правда? Кому какое дело до слуха в те мгновения, когда существуют ощущения… Когда в голове мешаются эмоции, когда нежность, так тесно переплетается с вечной болью, что их уже не разделить, как ни старайся. Когда каждое прикосновение, огонь пускает по венам. По артериям несется ледяной поток, это столкновение неизбежно, и живым от этого уже не уйти. Сдохнешь, в тот миг когда только попытаешься, и это кстати тоже неизбежно. Ее нет, не существует в мире, словно никогда не было. Забудь обо всем, убери эту чертову картинку, уничтожь это изображение. Она видит твою злость безразличие, но чувствует ласку, как с эти смириться, как эти две составляющие примирить между собой? Чего ты ждешь? Не будет взрывов, не будет никаких явных проявлений, она не может позволить себе этого. Не дай бог отпугнет, не дай бог, хоть какое-то ее движение, заставит тебя задуматься да хотя бы о последствиях, когда ты вновь начнешь скрывать взгляд. А ты начнешь Лу, можешь думать все что угодно, но она знает, что начнешь. Плевать, просто сейчас нет ничего более, не существует, боль притуплена нежностью, слилась с ней, отрешенная, обреченная. Сколько всего, сколько всего ты намеренно тащишь в ее жизнь, для чего вообще, зачем? Скажи честно изломать вздумал, или это действительно такое вот милое дополнение для коллекции. Ты волнуешься, она чувствует, как всегда впрочем чувствовала, догадывалась о многом, но даже себе это осознать не позволяла. Хватит на полутонах играть, Мэй так не умеет. Либо красное, либо черное, либо белое, хотя бы изредка все может быть вот так вот – честно, искренне. Ты волнуешься Лу, и неважно, что сам решился, когда падает последний кусочек ткани, это даже не заставляет Мэй поежиться. Понимаешь, просто в ее мире такого понятия как смущение – не существует, была бы ее воля, она бы вообще не задумывалась о существовании одежды, выходя из дома, как проснулась. Это естественно, это привычно что ли. Ей-то всегда было на это плевать, под любыми взглядами комфортно, к тому же, ты ведь прекрасно понимаешь, что все эти цирковые костюмы, они меньше всего похожи именно на одежду. Так легко и спокойно, отчего-то. Толи дождь действительно воздействует подобным образом, толи просто надоело метаться, в поисках непонятно чего. Все кончается и от этого кстати становится по настоящему легко. Когда знаешь наверняка – терять нечего, все рано это все не существует, не потому что сон, не потому что сказка, не потому что ты себе это все придумала. Просто это всего лишь одно единственное мгновение в очень долгом будущем. И оно не имеет значение – само по себе, важен лишь сам факт в нем закончится все, всему придет конец. Рано или поздно, Лу прогонит, или потеряет, или просто кончится игра и ты уйдешь за порог Фанни, неважно благодаря какому обстоятельству и из-за чего. Просто он подарит несколько мгновений, который ничерта наверное не будут значит в его жизни, а в твоей оставят свой след, как и каждый из его поступков. Это наверное ностальгия? Внезапно отчего-то нагрянула. Глупые люди, они никогда не должны задумываться о том, что могут чего-то лишиться. Идиоты все, поголовно вот все идиоты. Просто не отпускай, иначе останется только заблудиться, не отводи взгляд, не пытайся изучать стены. Ни сегодня, ни завтра, ни когда бы то ни было еще. Ты не понимаешь, пока, какой мост уничтожил. Она уже не сможет простить никакого отката, отходить некуда, позади пропасть. И либо ты столкнешь, либо все замрет на текущей позиции, отыграть не получится, понимаешь? Нетерпение, как знакомо, всякий раз когда ты Фанни чего-то очень сильно ждет оно нарастает и ты чувствуешь, его нетерпение, свое, они словно нарастают, сливаясь в единой ощущение. Здесь, сейчас, к чему оглядываться, к чему задумываться. Все равно когда-нибудь. Рано или поздно. И еще три тысячи слов, фраз, которые висят где-то там, выдавая себя за мысли. Дурные фразочки, просто глупые, наивные иногда. Они все имеют право на существование, и все не имеют смысла. Только руки, только прикосновения, за которыми следишь всем своим существом следишь, не упуская ни единого. Только дыхание, вслед за которым ты выводишь свои узоры на его коже, только мгновения, за которым стоит идти, потому что других все равно никогда не представиться. Только жизнь, именно вот эти вот самые минутки и есть сама жизнь, понимаешь? Да ни черта ты не понимаешь, потому что для того чтобы уловить, надо услышать, увидеть, уйти за этим в конце-то концов, а она сама идет лишь за твоими руками, именно твоими прикосновениями. Ты ведущий, не смотря ни на что, она сюда за тобой пришла и дальше, вполне возможно, есть шанс, что именно так и будет делать. Ты только не допусти промашку, только не надо специально вновь приносить боль, это будет слишком, это же совершеннейший перебор будет. Разобьешь – обратно уже никак не собрать, и не будет тогда ничего, ни губ, ни объятий, хотя нет, ложь конечно. Это у нее не будет, потому что предпочтет забыть о существовании подобного. А ты, ну рано или поздно должен все-таки забыться в чьих-то еще руках. Просто так сложилось, пусть для коллекции, или по велению души, не скажешь тут отчего вдруг. Но в след за лаской, идет нежность, а тут уж никак не скрыть, и в след за дыханием, твоим, ей просто ничего не остается, как вдыхать, жадно, шумно, не оглядываясь ни на что, кроме своих желаний, да твоих, если конечно они действительно есть, если не привиделись. Подле рядом, ближе, не смей, никаких дополнительных расстояний, прижаться, никуда не отпустить…

+1

26

Фанни, я пытался прогнать мысли, но ничего не получилось. Когда гаснут и стихают слова, когда даже полуслова и какие-то звуки с жестикуляцией становятся негласным запретом, таким себе табу. Когда мы просто берём и замолкаем, когда мы начинаем общаться эмоциями, чувствами прикосновениями, тогда мысли старательно лезут в голову. И не то, что бы это плохо, конечно нет, даже хорошо. Слова всегда и всё портят. По той простой причине, что словами не выразит чувства, не возможно понять вот тех самых ноток, которые задевают наши души в те или иные моменты, вот как сегодня. Если бы мы только попробовали объясниться друг другу, начали бы вести долгие и возможно мудрые и умные речи, то… Мы бы обязательно поругались, или не поняли друг друга. Почему? Не знаю, но слова всегда и всё портят! Мысли они другие, и мысли то выразить верно, правильно, доходчиво и так, что бы действительно поняли, действительно услышать именно то самое что у тебя в голове, что говорить о чувствах, что говорить об отношениях людей, таких разных, таких не похожих, словно два разных мира. Кстати, и сразу мысль, очевидная, и должно быть вы скажете, что ответы более чем очевидны, так ведь? Ну какой ещё может быть мир Фанни, кроме как – Цирк. Цирк, тут силачи поднимают многовесовые штанги, там фокусники веселят малых детей, невинными и все давно уж известными фокусами, а там вот клоуны падают и хохочут, однообразные и никогда не меняющиеся, но почему-то они ещё вызывают если не смех, то улыбку. А вон там заклинатели огня, они танцуют с ним дивный танец, глотают его, потом извергают его из рта своего будто из самого чрева, а вот дрессировщики, смелые, бесстрашные и кажущиеся немножечко узковатыми. Где-то под куполом ходят канатоходцы, туда и обратно и так всё время по кругу, а вот задаточные и таинственные иллюзионисты удивляют всех и поражают своими иллюзиями, да такими прекрасными и такими волшебными, что любой порядочный фокусник просто обязан завидовать чёрной завистью. А вот воздушные гимнасты, смелые, бесстрашные и немножечко сумасшедшие, а как иначе? Делать разного рода пируэта, па, повороты, перевороты, кульбиты и прочие движение в воздухе, под самым куполом, без страховки и без спасательного троса, нужно же быть немного сумасшедшими и очень сильно доверять партнёру, иначе ничего не получится. А вот конферансье, никогда не устающий, вечно улыбающийся и всегда по-дурацки шутящий, снова и снова объявляет артистов, снова и снова разноситься этот чуточку волнующий голос – «А на арене цирка уже спешат появиться…». А вот и восточные танцовщицы подоспели в своих сверкающих нарядах, и заиграла восточная музыка, и вот самая первая, и самая прекрасная из них уже ловит такт музыки… А вот трюкачи, катят свой одноколёсный велосипед, выделывают простые па скача на лошади. И в общем-то простые и совсем не захватывающие трюки, но зрители хлопают, толи им действительно нравиться, толи из вежливости. А где-то на втором этаже музыканты в сверкающих и в разноцветных нарядах играют музыку, эту всем известную музыку цирка, такую простую и такую…печальную. А, вот и он, печальный клоун, смешить его работы, а за ним уже выбегает шут, спешить одарить каждого своей порцией сатиры, порой не первой свежести… А вот уже комичная группка людей, играют на простецких народных инструментах и поют частушки… Вот кинологи, которые занимаются собаками, всё очень здорово, но…позвольте-ка, это же просто собаки. А вот ещё одна танцовщица, танцует никому не ведомый танец, красиво, завораживает, только опять ничего не понять… И всё это разноцветное, всё мигает, сверкает, играет, кричит разной музыкой, разными цветами, всё смешивается и перемешивается и каждый отдельный цвет, каждый отдельный звук, каждая мелодия старается звучат лучше, громе и конечно же, всеми силами пытается перекричать другую, ведь именно ей хочется быть главное. И не понятно, как это всё не приходит в жуткую какофонию, а находиться в полной гармонии, нет, и снова ничего не понятно, ох уж этот цирк….Цирк да и только. Да, должно быть все видят именно такую Фанни Ли Мэй, но знаешь… Знаешь, дорогая моя, мне кажется они ошибаются. Вся эта мишура, вся эта игра света, весь этот гармоничный хаос, это не твой мир, это всю зримая и слишком явная верхушка айсберга, именно её и видят все, разве не так? А между тем, ты совершенно другая, иная, не циркачка, не дурочка и не необразованная глупышка, совсем нет. Твой мир это…это гроза. Это гроза! Дождь, омывающий землю, прохладный дождь, смывающий всё-всё-всё. Дождь, дарующий самое прекрасное укрытие от ненавистного, знойного и ужасно надоевшего солнца. Дождь, при котором одни спешат поскорее домой, вторые бегут под укрытие, третье не спешат никуда выходит, остаются в своих норках, четвёртые сидят дома с горячей чашкой чая или кофе, и лишь пятые или шестые, а может даже седьмые останавливаются посреди улицы, расставляют широко руки, открывают ладони на встречу дождю и принимают ливень точно манную небесную, жутко при этом радуясь. И не важно, что про них думают окружающие, что говорят, и крутят ли пальцем у виска, им всё равно, дождь для них верный друг, товарищ, и даже…соратник пожалуй. Ветер, дующих со всех сторон, холодный, даже немножечко северный, который никто не любит, все прячут лица, кутаются в тёплые и неудобные одежды, но обязательно найдётся такой дурак, который будет идти на встречу ему, а может рядом с ним, но обязательно в тоненькой рубашечке, и ему не будет холодно, наоборот, ему будет более чем прекрасно, но таких дураков очень мало, ведь если любовь к дождю можно списать на грусть, на печаль, на тоску, или на лирику, романтику, чувственность, то как понять любовь к прохладному и беспощадно и неустанно дующему ветру, который порывами срывает с корнем многовековые деревья и гнёт их точно молодые деревца, как? Даю подсказку – никак! Это же дураки, чего вы от них ждали, а? Тучи, дождевые тучки, без них бы и дождя не было, а кто нагнал тучи(?), ветер конечно же, только он может, только он. Тучи, грозовые, чёрные, серые, кажущиеся такими страшными и опасными, будто сама тьма из глубин пекла приходит, но это не так, не так, а совсем наоборот. Тучи, кажущиеся лёгкими и воздушными, на деле же тяжёлые и глубокие, куда более насыщенные и наполненные, чем может показаться на первый взгляд. А гром, ведь гром это самый первый и самый верный признак грозы, сигнал и клик – быть дождю, Быть Дождю, БЫТЬ ДОЖДЮ! И всё громче, и громче. Пока все странные и дурачки не повыскакивают на встречу своему чуду, а остальные, нормальные не попрячутся в свои норки. А молния? Ведь это мощь, это сила, опасность, ни в коем случае не выходите гулять когда в небе сверкает молния, иначе она может вас убить. Молния, это же одно из природных чудес, красота на кончике ножа, или быть может на кончике ворса Всевышнего художника, мазок, ещё одни, смешивая хаотично краски и снова мазок, красота, и мощь, опасно, но дураки всегда были, есть…и надеюсь будут.
А Луиджи, как думаешь, Фанни, какой такой мир этот Луиджи Вампа? Как думаешь, дорогая моя, какой я мир?
Может быть я это сотни, миллионных использованных и давно засохши красок. Сотни баночек с остатками засохшей краской, будь то масло, акварель, или что-либо другое. Когда-то они верно служили своим хозяевам, а теперь они никому не нужны, вот и валяются везде и всюду, вечно попадаются под ноги, а ещё вечно их встречаешь когда они ну явно не нужны. И лишь один из миллиона подберёт эти краски и они заиграют в его руках, они ещё обязательно послужат в умелых, добрых, а главное заботливых руках, ещё успеют в последнем своём дыхании выразить всю свою красу, свою гениальность и…свой неповторимость, а потом умрут навсегда. Может я краски, а Фанни? А вдруг я картины? Вдруг мой мир это картины. Это целая нескончаемая галерея картины. Вот начальные века, примитивное искусство, ещё только зарождающиеся, а вот уже более позднее, пару лет или столетий спустя, тут то и зарождается первые азы будущего искусства, всё ещё небрежно, не аккуратно, всё ещё коряво и невежливо, но уже с заявкой на право называться ранним искусством! А вот пред средние века, вот уже первые задатки, первое формирование более чёткого и конкретного образа, первое более глубокое понимание живопись и композиции в целом. А средние века у нас дальше. Это уже не заявка, это не требование, это твёрдое утверждение произнесённое шёпотом – я есть искусство, я есть живопись, я есть художник, я есть киски и краски, а так же альбомный чистый лист… А вот девятнадцатые, восемнадцатые и двадцатые века. Века перехода, веерка развития, перелома и передела, века эволюции и вместе с тем отсутствия гармонии, а вместе с тем и неясность чёткой выраженного будущего и вечного вопроса – а что же будет дальше? А вот модерн и пост модерн, уже не очень искусство, но ещё называется так, уже не очень художество, и среди этого всего так сложно заметить те маленькие, не кричащие огоньки света. А где-то там новейшее и современное искусство, где совсем не нужно быть художником, достаточно красиво чесать языком и уметь выдавать свою бездарность за гениальность, и между прочим быть хорошим коммерсантом, ведь продать свой гениальные и такие дорогие работы сердцу крайне сложно, может я галерея? Хотя очень может быть, что я всего-то ничего. Выпивка, алкоголь покрепче и подороже, девочки попроще и побезответствение, да подоступнее, моя игра в якобы ухаживание и обхаживание, клубы дыма и… и ничего больше. Ровным счётом ничего, воздушный шарик, или чего хуже простой пшик. Но может я другой, может я что-то пусть не особенное, но что-то скрытое, может я ещё не взрослый, а ребёнок, может мне всего двенадцать, ну максимум пятнадцать лет, и я ещё не умею любить, и занимаюсь я обычной работой, выкапываю баобабы и терпеливо жду свою розу, своего лиса, змею и человека, может я жду того часа, когда я отправлюсь в своё небольшое, но очень важное для меня путешествие, может быть…
А чувства они куда лучше и прекраснее слов, куда больше способны открыть, и показать, куда больше они способны даровать понимания и уж куда больше несут они ясности и некой верности… Давай говорить чувствами, Фанни Ли Мэй, давай?
Послушай, что говорю я, только обязательно постарайся почувствовать, я знаю ты можешь, это ведь твой родной язык, да, не отпирайся, это твой родной язык! Счастье, если бы я сказал, что сейчас, находясь рядом с тобой, я испытываю счесть, я бы слукавил? А что такое, это самое счастье, хоть кто-то действительно и по-настоящему знает об этом? Счастье это ни хорошо, ни плохо, счастье, это счастье.
Я чувствую как мне с тобой хорошо, чувствую с тобой спокойствие, чувствую какую-то эйфорию, взлёт… Такое непонятное чувство, когда ты поднимаешься. Не обязательно на небеса, нет. Просто ты бродил где-то внизу, во тьме, и тут кто-то неожиданно протянул тебе руку. Не видно кто, слишком много света, лица не увидать, но рука женская, и она протянута…мне? Вот я и стою тут, рядом с этой женщиной, а кто она такая, что я о ней знаю? Фанни Ли Мэй, так говоришь тебя зовут, циркачка говоришь? А я Луиджи, Луиджи Вампа, я художник, надеюсь. Ну что пойдём? Куда? Да не знаю, может быть к свету, а может быть к теме, теперь не всё ли равно? Ты говоришь мы ничего не знаем друг о друге, а нужно ли нам это? Тебе действительно так важно знать кто я? Важно, что было в моём прошлом? Оно действительно тебе интересно, зачем? Откинь это, выбрось, скомкай и выбрось. Давай пойдём вперёд, в пропасть ли, в небо, или просто гулять по бренной, грешной, но прекрасной земле, давай делать это голыми, давай просто идти рядом, больше ли нужно нам? Я не знаю, что такое счастье, но что-то особенное я чувствую рядом с тобой, не подскажешь что это, это ты же наделяешь меня этим даром, не скажет, нет?
Ты изменилась, ты стала другой, после той ночи? Может быть и я, может и я изменился, кто знает. Просить прощения я буду долго, очень долго, а может быть всегда. Но не словами, нет, они всё портят, всегда всё портят. Я попробую показать это по другому, как умею, мыслями, чувствами, эмоциями и каким-то быть может странными для тебя действиями. Но ты поймёшь, обязательно поймёшь, а если нет. Что если нет? Да я не знаю что тогда, я право не знаю… А надо ли, а должен ли, стоит думаешь? Гарантии, что будет дальше? Да нет, я тебе их не дам, да пожалуй и никто не даст, я и сам не знаю что будет потом, я просто решил не думать, просто отпустить прочь и прогнать не нужные мысли. Завтра будет завтра, а сегодня у нас есть…мы? Собственно говоря, я даже не знаю что есть у нас сегодня, может быть и ничего нет? Да нет же, что-то явно есть, мои прикосновение к тебе, твои прикосновение ко мне, губы, наши губы, наши тела, наши…души? Не знаю, что есть у нас сегодня, и что будет завтра, но есть, просто обязано быть, просто обязано, понимаешь? Почему? Да по той простой причине, что… Иначе бы мы тут не стояли, иначе бы уже вели беседу, или скорей всего бы спорили, иначе…было бы иначе, понимаешь? А ты гроза, такая простая на вид и всем известная как будто, на деле никем не изведанная и не изученная, по разным причинам, например страх, только же дураки подходят, а те не всегда или вовсе никогда не изучают, те просто принимают с радостью, с распростёртыми объятьями, как манную небесную, как дар божий. Точно ангел спустился с небес и вложим им в руку этот светящийся шарик, все кричат – обожжёшься, но ему всё равно, он знай своё дело сжимает шарик сильней, не отпускает, сохранит, обязательно сохранит. Он же дурак, откуда ему знать, что стоит боятся, что нужно бежать, ну дурак же! А может и не дурак вовсе, может просто какой-то странный чудак, да кто же поймёт, этих людей, кто же? Если сами они себя не понимаю, сами порой не знаю, просто живут, просто идут, а может так и нужно? Но это всё так, философия, всё какая-то непонятная быть может лирика, или самая, что ни на есть знакомая и родная, а? Да, впрочем, не важно…
Игра, игра ли это? Да я право и не знаю. Думаешь нас сдерживает только игра? Думаешь просто случай, свёл нас? Думаешь ты просто каким-то чудом или силой, или по вине ещё чего-либо неведомого забрела в дом мой? Думаешь всё действительно так? А как думаю я? А я и не думаю никак, зачем разбираться и копаться в этом? Для чего? Всё равно ничегошеньки понятно не станет, ни на йоту, в этом я более чем уверен. А играли ли связала нас, она ли снова и снова сталкивает нас, она ли сдерживает, она ли вернула тебя в тот раз? А ты знаешь, я знаю ответ – А хрен его знает! Правда, во всяком случае я не знаю, я и не копаюсь в этом, это лишние мысли, эти мысли только портят всё, выкинь их. А дальше что-то будет. И ну совершенно же ясно, что-то да будет, иначе не бывает. Но я не знаю что, но мне и не нужно…
Чего там говорят? Не прожить? Ты думаешь можно прожить без всего… без всего этого, думаешь можно? А ты уверена? Да, может и так. может и можно, да только не ясно жить ли… Но знаешь, моя милая, добрая девочка, это всё философия, это всё демагогия и патетика, это всё такое грузное и тяжёлое, это всё для умных мужей, оно нам не нужно, пошло оно всё!
И отпусти же, отпусти все эти мысли, все эти ненужные мысли, растворись в этом дожде вместе со мной, давай же обратись в энергию, чистую, обратись, как и я, и давай же сольёмся, давай же вольёмся в друг друга, давай же смешаемся, что бы уже не понять, где твоё где моя, ну же, смелей!
Исследуя губами тебя, я поднимаюсь всё выше и выше, пока мои губы осторожно и чуточку дразня не касаются твоих, я спешу скинуть с себя брюки, и бельё, я хочу…говорить на равных с тобой. Вот так вот, чистой энергией, прижимаюсь, беру за руку, целую ладонь, касаюсь губами каждого пальчика руки, прижимаюсь… Вот теперь мы на равных, на равных…Один на Один, станцуем, Фанни Ли Мэй?

+1

27

Знаешь в чем главная проблема этого мира? Люди склонны слишком много думать, ну или же не думать вовсе. Такой вот мир, который идеален для машин и абсолютно не пригоден для жизни людей. Если бы только Мэй когда-нибудь смогла в полной мере все это осознать, если бы смогла попытаться хотя бы донести до тебя не смутные ощущения, что “здесь что-то не так”, где-то в чем-то подвох и прочие фразы, которые любой человек и так каждый раз по сто произносит, пожалуй что. Да кстати, не столь уж и важно кому у нее могло бы получиться это донести, дело не в уникальности, не в людях и уж тем более не в их порывах. Просто, мир он какой-то бинарный становится и с одной стороны это очень-очень хорошо, потому что в таком случае исчезают полутона, есть люблю, а есть ненавижу, подобный мир прекрасен тем, что в нем никогда не будет самого главного, самого жесткого понятия из всех – равнодушия, ну точнее могло бы не быть. Потому что люди слишком сильно боятся эмоций и вместе этих вот, желанных, чудесных ярких, красочных эмоций получается абсолютное и тотальное такое “все равно” и “хочу”. Прелестно не правда ли? Извращенный мир, извращенное сознание у людей, которые в нем живут и вот уже прекрасная утопия становится утопическим адом. Все упрощается и одновременно с этим не развивается, а деградирует. Да мир бинарен, и жаль, что это проявляется совсем не так как могло бы. И даже не стоит вспоминать о людях, которые живут настроением – сегодня думаю, завтра нет, ну это так если уж совсем утрировать. Ничерта подобного, они как раз из той категории, которая думать-то вовсе и не склонна, умеют, еще как умеют, но пользоваться отчего-то своими способностями жуть как не любят. Как знать, может опасаются того что однажды вся эта мишура слетит, что потеряется блеск и там где был лоск окажутся лишь потертости, да какая в общем-то разница ей, точно так же вот не желающей думать, заметь не мыслить нет, за какими именно масками прячутся в этот момент остальные. Это же только у Мэй достаточно честности или наглости, тут уж каждый называет как ему больше нравится, для того чтобы не прятаться за этими нелепыми, а потому что… а для того чтобы… ну зачем же лгать, если все совершенно очевидно? Просто “Я так хочу”. Самое яркое, самое светлое, самое желанное ощущение, что еще-то может в этом случае потребоваться? Честность она города берет и ставит на колени без единого взмаха-замаха, без попытки ударить или уничтожить. Именно перед ней оказываются зачастую совершенно бессильны и безоружны судьи, а уж если происходит то самое восхитительное, странное смешение, когда честность и гордость за совершенно следуют рука об руку. Самые кошмарные, ужасные поступки в чьих-то глазах перестают быть подобными, и знаешь вот самое главное, самое нужное ее сердечку так точно. Это именно оно, это не игра в прятки, не попытки замаскироваться под личинами да масками, не склонность прикидываться хамелеоном каждый раз, но нечто совершенно иное – искреннее и совершенно честное признание в том, что все в этом мире происходит в соответствии с твоими только желаниями, все что ты делаешь, происходит только, понимаешь ты это, только потому что ты самостоятельно позволяешь этому происходит. Не надо прятаться за другими… Не имеет смысла корить только их и… обижаться не зачем. Безумно легко, если только позволить себе наконец-то осознать, если понять все до конца. Отпусти неважно себя или сознание, перестань сопротивляться постоянно течениям в одиночку, когда кто-то все равно движется в одном направлении с тобой, зачем скрываться, стремясь сбежать? А знаешь во что еще выливается это чертово деление на два фронта? В двойственность, когда люди вынуждены подстраиваться под обе истории, прятаться постоянно, растворяя собственное я. Горько, да как же это горько, да неужели никто и никогда…не увидит, не поймает, не осознает? Глупцы, кто бы только знал, какие же все глупцы. И мир отвратителен во всей своей грязи, прячущийся так упорно за своими хочу,  не желающий признавать существование совершенно иных величин. Отвратительный, пошлый, кошмарный мир, не заслуживающий права на существование. Но ведь прекрасный? Сейчас под пеленой дождя, укрытый надежным потоками воды, что очищают души, что смывают грязь, что скрывают мир, или тех кто желает скрыться от мира. Он покорный и уничтожающий все препятствия, возникающие на его пути. Могучий поток, которому никто не указ. Великолепный, невозможный… жаль, пожалуй даже немного жаль, что и природу не миновала эта участь. Двойственность повсюду, и никогда никому не узнать как же она возникла. Горечь, боль и сладость от осознания самого мгновения, тысячи эмоций, которые все равно реально разбить всего на две категории… К омуту ближе, как можно ближе к самой глубокой части реки, ближе к потоку, как можно дальше от берегов и наплевать на то кто же именно то там водится, сомы или черти, пусть даже утянут под воду, пусть обрекут на вечное существование возле этой водной глади. Ты же знаешь наверняка Фанни, вечности нет – все это мифы, которые и хотелось бы сохранить, не позволить никому разрушить, но шанса нет – не предоставляется возможность. Они обречены, вечность, время, жизнь – все обречено и вот право слово, ну нечего делать мыслям о крахе прямо сейчас в твоей голове, им нечего там ловить…  Мэй итак в последнее время, слишком уж часто, никому о том не рассказывая, скатывается к абсолютно разрушительным мыслям. В них надежды нет, а это ужасно, в них нету никаких просветов и так просто-напросто нельзя существовать…
Только дыхание, лови сейчас, стараясь услышать именно его на фоне дождя, на фоне падающих капель, только шорох от прикосновений, хватит тратить собственную жизнь на невнятные очертания. Идти за мечтой это так правильно, это так нужно, но ведь не всю жизнь тратить на бешеную гонку? Надо, ты сама прекрасно это знаешь, иногда надо на несколько мгновений замереть, для того чтобы просто поднять взгляд в небо, чтобы остановиться посреди несущейся толпы и увидеть еще раз все великолепие и величественность небосвода, который каждый день прячет вас от космоса, от гигантской вселенной, вполне возможно настроенной довольно враждебно к вам. Благодаря ему возможна жизнь, благодаря ему ты еще умеешь мечтать и это просто-напросто кощунственно не остановиться хотя бы на несколько мгновений для него. А люди? Рядом же всегда находятся люди, которые поддерживают или наоборот в чем-то препятствуют достижению целей, какого же дьявола хотя бы изредка не замедлиться, не остановиться даже для того чтобы разглядеть всех тех кто так или иначе оказался вовлечен в твою жизнь. Неужели всем уже так давно стало наплевать на происходящее? Неужели для людей просто все происходящее не играет ровным счетом никакой роли? Глупости, какие же глупости творятся постоянно в этом мире, так же честнее, так же правильнее, когда дыхание щекочет кожу, когда воздух теплый, даже разгоряченный скользит согревая, не позволяя окончательно раствориться в этой холодной погоде. Только отзвуки, шорохи, прикосновения, только пальцы, чувствующие тепло чужой кожи, не принадлежность, слово странное, но отчего-то не кажется никаким. Оно не горькое, не сладкое, не долгожданное – так всего лишь слово, к которому и обращаться-то лишний раз не стоит. Просто не принадлежность этого состояния никому и пожалуй что знание…его смутная известность всем, в той или иной степени конечно. Как же, как же…тихий шелест тканей, они слишком мокрые, слишком для того чтобы вот так вот шелестеть, нет этот звук куда как более знакомый и знаешь, если бы дождь решил внезапно успокоиться, если бы реквием, что все время, постоянно вот звучит в ее голове, с того самого мгновения как ты решил коснуться, если бы они замолчали – наверняка вот, разом просто вместе с ними исчезли бы и призвуки, все те призвуки, которые сейчас так ярко выделяются на общем фоне. И вот там где-то только в голове она слышит как ты разговариваешь, слов правда ни черта не разбирает, да они и не нужны, ну правда ведь? Это кстати пожалуй было бы крайне забавно научиться разговаривать совсем без слов, нет не взглядами, не понимая с полувздоха, а действительно полноценно так передавать мысли. Пожалуй что, это единственная возможность… Улыбается, конечно улыбается, она до сих пор не закрывала глаза, все это время, смотрела, разглядывала, и нет, даже не пыталась запомнить, незачем лишний раз потом растравливать итак не заживающую душу что ли? Нет, хватит и того что руки будут помнить, хватит и того что навязчивые ощущения прикосновений очень-очень не скоро покинут ее, да и не факт, что вообще удосужатся оставить в покое, в тот момент когда ты передумаешь. И нет, ты только не думай что мир рухнет, или дыхание оборвется, или еще что-то прямо уж такое непоправимое случится. Когда ты точно знаешь, что чего-то грубого, жесткого, тяжелого для восприятия все равно не избежать – оно уже не может стать непоправимым вот как бы не старалось. Всего лишь споткнутся доведется в это мгновение, буквально, слега запнуться прежде чем все равно, не оглядываясь двинуться дальше. Хватит, это ты научил, показал, что такое боль, это ты для чего-то привнес в жизнь странные совершенно нежеланные зачастую ощущения горькие донельзя, но отчаянье…это слишком. Никогда слышишь? Кто бы и как не старался, кто бы не желал этого Фанни – не выйдет, ни у кого и никогда не выйдет насытить этими понятиям ее жизнь – никогда! Хватит, не бывает безнадежности, безвыходности тоже не существует. Все это ложь, ложь от людей не желающих толком бороться за собственную жизнь. Все это их дурость, не понимая таких явных и всем заметных величин. Каждый сам кузнец своей судьбе, не так ли? Сам, понимаешь Лу… и любой может быть именно тем кем попросит душа, главное только прислушаться. Любой способен не упустить выделенную ему возможность, полученный шанс. Вот как сейчас, как сегодня. Пусть все мимолетно, пусть все проходящее, Фанни не видит будущее, почему-то сейчас не способна его уловить, да в общем-то и не хочет, если говорить откровенно. Просто дар молчит, способности внезапно осознали, что бывают моменты когда лучше не лезть в жизнь их обладателя. Вот и пусть молчат, и лучше бы вечность так провели. Это страшно, Луи, это очень-очень страшно, когда ты точно знаешь в какой момент близкий человек не сможет сопротивляться, когда его огонек погаснет и ты видишь как это случится, а самое отвратительное – ничем и никогда ты не сможешь этого предотвратить. Это ноша, это тяжесть и это просто гребаный остров никак не отпустит от себя, не позволит раствориться в ситуациях, нет, он вечно найдет чем еще приложить человека, и ему никогда не будет важным – то, кто же попался на его дорожке. Каждому по способностям? Или каждому по вере, не сыграет все это здесь ровным счетом никакой роли. Если ты оставаясь здесь, еще способен во что-то верить, значит у тебя нет никакого мозга, значит ты застрял где-то там в собственном детстве и категорически так упираешься в те мгновения, когда кто-то пытается вытащить… Пусть, да пусть бы даже и так, не правда ли? Отбирая у нас что- то важное, жизнь всегда преподносит что-то взамен, ну всегда ведь правда…
И вот только не лги, даже не пытайся это делать, когда все на эмоциях, когда царствуют прикосновения…это время для правды, для истины. И именно в этом самая главная благодать царствующей тишины, именно в этом вся красота безмолвствия тебе нет нужды лгать, Лу, нет нужды произносить вообще, чтобы то ни было, и прятаться за словами, которые зачастую всего лишь пустышки. Здесь спокойно, в этом месте можно совершенно ничего не опасаясь открыться, перестать прятать собственную жизнь под слоями пыли, перестать интересоваться всем тем, что ни черта вообще никакого значения никогда для тебя не имело. Прошлое? Пустой звук, оно вечно норовит оказать влияние на будущее, но на самом деле – ничего оно не стоит, в нем нет никаких предзнаменований и оно всего лишь багаж. Кстати, только сами люди и могут решить, тащить его с собой дальше по жизни или выкинуть в окно прочь из поезда. Всего лишь набор навыков, знаний, происшествий, всего лишь кусочки головоломки половина деталей из которой все равно уже очень-очень давно потеряны. Ненужные вообще никому кусочки. Да только не все могут отрешиться, забыть, слишком привязаны к вещам, к деталям…и у Мэй теперь вот появился такой груз. Ты его создал, или она сама случайно, это уже никакой роли не сыграет, просто он существует и от этого не спрятаться…не скрыться. Можно попробовать выкинуть, но пока цепочка еще надежно сковывает ее с этими моментами, попытка выбросить практически равна попытке кинуться вон из разогнавшегося локомотива. Нет, ни с чем нельзя торопиться, правда? И все-таки сколько лет прошло в этом неспешном течении, сколько лет назад она вернулась? Скорое течение, постоянный поток, Фанни не сможет посчитать, а ты помнишь? Ведь это было так давно, или же совсем недавно, может память играет, может…
Целуй, касаясь ли губами скулы, или вот так вот словно случайно смазывая поцелуй, ты все равно не умеешь иначе, все равно никогда не научишься ничему другому. Даже пытаться не будешь… Кровь она горячая, и от каждого прикосновения только согревается, сильнее, еще сильнее… нет не закипит, дождь он такой щедрый, щадящий, вокруг слишком холодно для того чтобы кровь кипела. Этот контраст температур, бинарная система мира, везде, она просто-напросто везде. Не спрятаться, не скрыться, только губами жадно касаясь, но она все равно тут, когда не можешь вспомнить о стеснении или хотя бы смущении, только касаясь, целуя плечи ли шею, все одно, все едино, все на одном дыхании делается. Только губами бесстыдно и жадно… Это у других совесть иногда в капкане морали бесится, а ей-то что? Незнакомые понятия, далекие и вот даже не смей, не пытайся их объяснить и донести, никому они здесь не сдались. Хотя пожалуй что, Лу ты и сам об их существовании давным-давно забыл, как думаешь? Чисто, открыто и где-то внизу валяются все тряпки, не думаешь о них, не вспоминаешь, просто шелест ткани, он кажется – его не существует вовсе, есть лишь дыхание, есть лишь тепло, есть губы касающиеся твоих рук Фанни, есть жизнь, его тело, что так близко и все-таки, все еще невозможно далеко. И есть ты, до сих пор не позволившая себе прикрыть глаза, нет дело не в страхе и не в возможности проснуться – это не сон, там не бывает настолько тепло и холодно одновременно. Это не сказки и не мечты, так просто наваждение. Спустить тормоза, да только не было их никогда, они все твои Лу, а Фанни таким никогда в жизни вообще не обладала. Глупости, как же глупы, невыносимы некоторые вещи и как далеко сейчас хочется от них уйти. Будь честнее, сейчас это так легко, может впервые в жизни, может у тебя всякий раз именно так, ей не хочется ничего знать, и слышать ни о чем не хочется, просто где-то в сознании слышит голос, да слов не разберешь и не дай бог вообще хоть букву разобрать, не надо – ни к чему это все. Пусть будет так, пусть существует другая честность – действий, не слов, высказаться это все равно для тебя непосильная вершина, а одна туда Мэй никогда в жизни не полезет, у воздушных гимнастов всегда есть поддержка, партнер на которого можно положиться даже стоя на краю пропасти. В одиночку, они заведомо мертвы. Жестокость и глупость, без шанса на спасение. Прыгнувший один не достигнет пункта назначения, она дурная, глупая, конечно же, все действительно именно так и есть, но все-таки не самоубийца. Без мнимой единицы, выдаваемой за страховку не полезет… Хотя бы в сознании, хотя бы в восприятии, но она должна быть. И не пытайся понять – это невозможно, не тебе пытаться это осознать, тут слова не властны, и понятий не существует, только ощущения, только попытки угадать, смутно почувствовав. Только так, всегда только так. Лучше уйти туда, где ты знаток, где ты четко понимаешь, что делать, а не плутать по тропинкам лесной чащи вслед за заблудившейся. Нет, не надо, право слово…она выйдет сама – за дыханием, за лаской рук, за узорами, что старательно чертит на коже, мягкой, податливой, теплой коже. За рельефом тела, ведь ладони никто не останавливает, не пытается очертить границ, по спине ли ведет рука, или пальцы скользят по животу, задевая ли бедра, или ребра, не следить, просто изучать. Мэй всегда была и будет такой… Так лучше, так честнее, откровеннее. Ты только поддержи, не забудь вовремя подсказать, она не верит сегодня в точку отказа. Сегодня река уже была пройдена и на брод плевать, если честно. Только губами к губам приникая, в поисках чего-то смутно знакомого...

+1

28

Обнажённый телом и душой. Без лоска, без прикрас и прочей мишуры, полностью обнажённый, такой, какой есть на самом деле. Не идеальный, не красавец, не аполлон, а просто я, Луиджи Вампа. Не художник, не алкоголик, ни повеса, никто, никаких ярлыков. Я обычный человек, таких людей сотни, миллионы, да что там…миллиарды. Ну другого цвета у них волосы, глаза и кожа, ну говорят они на других языках, ну и…всё. Больше ничего. В сути я такой же как и все те миллиарды, только зовусь я не иначе как, Луиджи Вампа, хотя кто знает, быть может где-то ещё один человек с точно таким же именем, наверное есть, скорей всего да. Ну вот он я, Луиджи Вампа. Совсем не уникальный, а очень даже обычный я. Забавно, но ты точно такая же. Фанни Ли Мэй. Таких как ты, в мире ещё очень и очень много. Ты тоже сейчас стоишь рядом. Забавно, но я отчётливо понимаю, что других таких же, даже по сути, мне не нужно, нет, не хочу. Даже если это будет твоя точная и идеальная копия, которая ну совсем-совсем не будет отличаться от тебя, которая будет похожа на тебя до самых мелких мелочей, всё равно – не хочу, не нужно, не приму, прогоню. Забавно, но мне нужна ты. Обычная в своём первозданном естестве, но нужна именно ты, никто другой.
Интересно, кем мы становимся когда с нас слетают все маски, все ярлыки? Снимем всю одежду, и выкинем все аксессуары, потом отпустим свои умения, таланты и то, что нам нравиться, отпустим и то, что нам не нравиться, останемся голыми полностью, как телом, так и душой, кем мы тогда будем? Людьми? Самыми простыми, самыми не уникальными, и вообще станем такими же как и остальные миллиарды. Превратимся в массу? Обычную массу людей. Забавно, и бедный и богатый, и умный и глупый и интеллигент и явный невежда, все будут равны. А цвет волос, глаз, рост, вес и прочие параметры, станут ли они что-то значить? Вот если откинуть те предрассудки, в которых говориться, что если всем людям раздать всё поровну, дать один язык и один цвет кожи, люди уже через час найдут чем они отличаются и снова наступит классовое неравенство. Ну ведь ничего они не будут значит, все эти параметры станут только цифрами, а все различия по цвету волос, кожи и глаз, станут скорее просто отличием. То есть, в сути своей ничем. Вот и получается, что и все люди, в таком случае станут ничем. Ничем иным, как человек у которого есть имя и…всё. Больше ничего нет. Я попытался представить себе и это, попытался абстрагироваться от всех параметров и мер и ярлыков, от всего. Я закрыл и представил тебя Фанни стоящей десятой слева, в пятнадцатом ряду, ничем по сути не отличавшуюся от третьей стоящей справа во втором ряду. Но отчётливо понял, что нужна мне всё равно ты. Ещё я отчётливо понял, что отыскал бы тебя даже в том случае, если бы ты стояла стотысячная, где-то в центре, в стотысячном ряду, отыскал бы, нашёл. Причём понятия не имею как, и по каким признакам. Но уверен, я бы нашёл тебя, отыскал. Именно тебя, Фанни Ли Мэй, не похожую и не такую же самую, а именно тебя. Мою Фанни Ли Мэй. Я не собственник, хотя может очень даже да. Но я не о том сейчас, я о том, что ты моя… Мне не нужно держать тебя на коротком поводке, не нужно вовсе держать на каком либо повадке, мне достаточно и того, что я не обладаю тобой, но того, что ты есть у меня. Достаточно того, что я могу прижаться к тебе всем телом, того, что могу целовать твои ладони, гладить по волосам, водит пальцем по щеке, ласкать губами шею, целовать плечи, и просто обнимать. Иногда мне кажется, что мне достаточно было бы и просто видить тебя, но боюсь что, я вру. Мне совсем не достаточно касаться тебя взглядом, мне катастрофически нужно обнимать тебя, прижимать к себе, брать за руку, просто осязать. Вот осязать мне бы было достаточно, должно быть так, хотя и тут я не могу утверждать на все сто процентов. Хотя мы никогда и не про что не можем утверждать на сто процентов, всегда найдётся этот ничтожный один процент, из всех девяносто девяти, который всё переиначит и докажет тебе – как ты не прав, и что есть на самом деле что.
Вот он я, стою перед тобой, отдавшись тебе, на волю буре, чувствам, эмоциям, тьма побери, я даже не знаю что именно движет мной. Забавно, как многого я не знаю. Например, что будет дальше? Правда, не знаю. Да нет, я не боюсь, мне совсем не страшно, я уже не боюсь. Собственно говоря, чего мне было бояться? Чего я боялся? Право, я сейчас стою, что называется спустив все тормоза. А зачем я их держал, для чего пытался контролировать? Значит мне было страшно, значит я всё же чего-то боялся, но чего? Что меня так страшило, что пугало, зачем я пытался взять верх над ситуацией и над нами, для чего? Боялся я за себя? Нет, конечно же нет, мне никогда не было страшно, и в некотором роде, мне всегда было всё равно, что будет завтра, и чего такого принесёт новый день. Радость ли, горе ли, смех или слёзы, наконец какой путь мне предоставят сегодня – лёгки и прямой, или извилистый и с булыжниками, ямами и колдобинами. Да какая разница, всё равно. Я пройду и тот и тот с одинаково поднятой головой, одинаково храбро и бесстрашно. Пусть на извилистом я буду скрипеть зубами, сжимать ладонь в кулак и быть может проклинать всё на свете, но я не отступлю, не поверну назад, не сойду с дороги, не попытаюсь хитростью или обманам  срезать или каким-то образом переползти на другую дорогу. Да нет, я пройду её. Знаю, знаю что после извилистой обязательно будет хорошо, так ведь всегда бывает, разве нет? А может я боялся обжечься? Может я а прошлый раз получил настолько сильные ожоги, что слишком долго пролежал в больнице, слишком долго восстанавливался, может слишком долго был в некой изоляции-консервации от всего и всех. Может я боялся снова обжечься, как в прошлый раз, или чего хуже, ещё сильнее? Может я так боялся этого, что как можно дольше держал маску, как можно дольше прятался, а теперь, когда с меня слетело всё лишнее, всё не нужное, теперь когда я стою перед тобой обнажённый телом и душой и понимаю, что очень даже может быть, что назад дороги уже нет… Может я этого боялся? Того, что не смогу вернуться назад, того, что зайду настолько далеко, что нельзя будет просто уйти, просто обратить всё в шутку, перевести всё на игру, быть может? Может я боялся, что сплетусь с тобой слишком сильно, что погрузившись в этот омут с головой, я уже ничего не смогу поделать, кроме как погрузиться туда полностью и до конца. Быть может я боялся, что мне придется окунаться в это всё, как в бездонный океан? Я боялся, что просто помочить ножки и умыть лицо мне станет не достаточно? Боялся, что я сам полезу в воду, всё дальше, и дальше. И буду очень рад, когда меня накроет с головой, воздуха не хватит вовсе, и я утону, утону в этом всём, может быть этого я страшился и сторонился? Знаешь, нет, как и прежде, в случае с дорогой, я пройду до конца, утоплюсь, исчезну и пропаду. И всё равно что будет дальше, валяться ли в больнице снова. Рассматривать ли белый стены, белый потолок и белый пол, лежать ли на неудобной кушетки и глотать пилюли, одну на одной и снова в изоляции прибывать, да пусть бы. Я этого не боюсь, а может как раз и боюсь? Может мне до колик в животе очень страшно, мне страшно погружаться, может я боюсь именно того, что снова окажусь в изоляции и резервации? Может быть, хотя скорей всего это ложь. Из всего перечисленного я боюсь – ровным счётом ничего. Но мы помним про этот противный и надоедливый процент, но и хрен с ним, пропади он пропадом!
Тогда чего же я боялся, хочешь в этом разобраться, действительно хочешь? Даже в том случае, если будешь знать, что это касается тебя? Даже если будешь чётко осознавать, что ничего не измениться. Не в смысле, ты не сможешь изменить, а именно – ничего не измениться. Хочешь? Учти, это может быть странно слышать от меня, странно слышать от меня подобные речи, крайне странно. Но если ты так сильно хочешь, то пожалуйста, мне не жалко, совсем нет. Слушай, и постарайся понять. Хотя чего тут слушать? Быть может я боюсь тебя? Нет, не в том смысле, что не верю тебе, или что не доверяю, не в том, что боюсь настолько сильно сплестись с тобой, что обратной дороги не будет, ну кроме того, как рвать с корнем. Хотя может как раз рвать с корнем, это и есть, то, чего я боюсь? Может быть, мне как раз не хочется вырвать с корнем. Может именно причинить тебе боль, может именно этого не хочется мне. Может я боюсь задеть твои ещё свежие раны, может я боюсь, что ты будешь мучаться ещё долго, может даже всегда, может я боюсь, что шрам останется навсегда и будет вечным напоминаем, а в самый ненужный момент ещё и зудеть? Может я не хочу, причинять тебе боль, не хочу оставлять ожоги, может я боюсь сделать тебе, а не себе больно. Боюсь, что я позволю тебе зайти слишком далеко? Вырви с корнем, я переживу, я смогу, а ты, сможешь ли ты? Да в любом случае, даже если и сможешь, даже если рано когда-либо затянется и заживёт, что делать с шрамом? И как долго эта рана будет затягиваться? И рвать с корнем будет очень больно. Страшно, страшно причинить тебе боль. Страшно осознавать, что я могу причинить боль если пойду дальше, страшно, ведь мне хочется пойти дальше, а получается и причинить тебе боль. Странно, потому, что некоторые моменты будущего я не знаю, даже не могу предположить, страшно. Я не хочу причинить тебе боль, я знаю что могу, я знаю, что если я причиню, то…ничего же не смогу поделать, совсем ничего, страшно оставлять тебя одну, а я не знаю, смогу ли я быть рядом, будущее, оно слишком опасно. И тут уже никакой не способе помочь. Мы кузнецы своего счастья, да только наковальня и молот не всегда у нас в руках, наковальня в конце комнаты, молот в начале, а пока я буду ходить на молотом, железо может и остыть, и как страшно причинить тебе боль как страшно. Как я не хочу огорчать тебя, не хочу разочаровывать, но я хотел бы пойти дальше, но… стоит ли, нужно ли? Я полезу в омут полностью, с головой, пусть я не вылежу, пусть не выживу, но ты… Мне так хотелось бы, что бы ты жила, не хочу дарить тебе даже не значительных ожогов. Хотя таких и не бывает. Просто ожоги болят по разному, но всегда болят. Странно слышать такое от меня, правда? Не говори ничего, нет, я знаю, странно. Хотя ты ничего и не скажешь, ведь безмолвие сейчас это негласное правило, слова сейчас табу, и я не устану думать о том, как же это прекрасно, не говорить. Просто обнимать тебя, просто целовать, ласкать и снова обнимать и целовать, просто дарить тебе нежность, ласку, тепло, просто дарить тебе всё. Всё то, что способен дарить абсолютно любой человек, не зависимо от каких либо различий. Дарить то, что есть у всех, и то, что для всех является самым дорогим. Кстати это и роднит людей всей планеты. Эта одна схожесть напрочь перечёркивает все различия, и  поэтому очень сложно понять, почему люди воюют, нут почему, зачем? Но это так, к слову просто пришлось, война происходить и между нами, в некотором смысле, но это тоже так, к слову…
Вот он я. Стою рядом с тобой. Обнимаю тебя, и прижимаю тебя к себе. Мои глаза открыты и смотрят на тебя. Я последовал твоему примеру, не закрываю глаза. Не знаю, зачем это делаешь ты, но мне вдруг захотелось не просто чувствовать тебя, но и видеть, наслаждаться зрительно тобою, смотреть на тебя, любоваться и наслаждаться, да.
Знаешь, дорогая, в какие-то моменты нашего молчания, мне так хочется прижаться к тебе, крепко, очень крепко, положить голову на плечо, и почти буквально задушив в собственных прошептать, нет, прокричать, или нет, не громко, но отчётливо, чеканя каждое слово произнести – «Спаси меня, помоги мне». Так хочется, только от чего спасать меня, в чём помогать? Право, я и сам не знаю. Но что-то внутри порой вскрикивает, и просто вопит, и в такие моменты мне хочется прижаться к тебе, и попросить помощь. Мне уже не страшно, нет, давно нет, и тормоза, я ведь спустил их, спустил совсем, не так ли? Но что-то внутри иногда вскрикивает, что-то внутри мечется, и никак не может ни замереть, ни найти покоя. Слоняется из сторону в сторону и всё никак не успокоиться. Даже забавно немного, правда.
Но тьма побери, что же это такое, что вопит внутри, Фанни? Горячо целую тебя в губы, шёки, шею, плечи, прижимаю тебя к себе, ласкаю беспорядочно тебя всю руками, гуляю ладонями, касаюсь небрежно пальцами, и внутри проходит дрожь. Мне сладко, мне тепло, уютно, холодно, может ты и правда сладкая с красным перцем? Может и правда ты не человек, а ведьма? Но это бред мой, не слушай его, я сам не знаю, что несу, явно какой-то бред. Да пусть бы всё так, пусть как есть, да пошло вообще всё в самый дальний и дремучий лес. Обнимаю, Фанни, нет, Фанни, пожалуйста, помоги мне, спаси меня, от…меня? Спаси, просто прижми сильнее, не нужно ничего больше, просто прижми, просто дай обнять себя, и не отходи, не отстраняйся, не делай двусмысленных жестов, не играй на полутонах. Просто обнимай, просто целую, и не дай отпустить себя. Опять должно быть брежу, вечно у меня бред какой-то в голове. У других хотя бы тараканы в голове, а у меня такой бред, такой туман, что я и сам уже ничего не понимаю. Пытаюсь послать всё, даже посылаю. Но что-то внутри всё равно мечется и не даёт покоя, но может и ну его, пропади оно всё, будь что будет, а? Снова бред несу, да?
Знаешь, а я ведь даже не знаю, какому именно чувствую иди эмоции или… что движет мной на самом деле, чему я отдаюсь, что я отпустил спустив тормоза, может ты подскажешь? А, плевать, на всё плевать, бред мой, это только мой бред, и наверное, лучше, пожалуй, что да, пусть это всё останется со мной, внутри меня, потом, потом будет время подумать, потом будет время предаваться таким странным и не ясным, напрочь туманным мыслям и размышлением, потом будет время говорить об этом с сами собой, потом с бутылкой, картинами, и может быть, если я наберусь достаточно смелости с тобой, если я отпущу, если разберусь. Потом, всё будет потом, а сейчас просто дай прижать тебя крепче к себе, дай поцеловать как можно горячее, дай погладить по голове, дай провести ладонью по спине, заглянуть в глаза, легонько и игриво укусить за губы… И держись, обними меня, обними за шею, я знаю, ты знаешь, я знаю, ты понимаешь меня, обними меня за шею, и не бойся, обними и подхвачу тебя, дай обниму и оторву от земли, обнимай меня ногами, обнимай меня руками, и доверься мне, не бойся, я буду целовать тебя, и я знаю, ты знаешь, что будет дальше, какое следующее движение последует за поцелуями, прижимайся ко мне и обнимай как можно крепче, обнимай же!

+1

29

Без прикрас, без фарса, попыток скрыться за привычными образами. Без лжи, без цинизма, без иронии и попыток ужалить словами как можно сильнее, как можно больнее пройтись по всем нарывам, вскрыть все шрамы. Все что вчера еще было целым свежим исполосовать, уничтожить… Нет…нет…нет…это все где-то там осталось, спрятанной скрытое стеной дождя. От вас ли скрытое, или просто не сумевшее пройти через этим двери. Ты знаешь, есть старинные поверья, о которых Мэй знает чуточку больше, с которым знакома довольно давно. Легенды, которые передаются людьми, сидящими у костра, теплыми ночами или под холодное завывание ветра. Знаешь ли ты, что мосты это переход в другой мир? Каждый раз когда ты пересекаешь его ты попадаешь в иную реальность, все меняется, все становится совершенно другим. Возможно, ты не видишь различий так четко, как хотелось бы, но они есть… Фанни в это всегда верила, попытки сломать эту веру никогда и ни к чему не приводили, для этого нужно сломать механизм, который отвечает за их существование, а тут…лишь ученые этого острова действительно пытались проделать этот маневр, в погоне за совершенствами. Но речь вовсе не о том, не о боли, не о грязи, и даже не о других людях, до которых сейчас нет никакого дела. Это пора, когда можно побыть эгоистом, не гнушаясь, не прячась, не пугаясь собственных порывов… Так вот, тот же самый мастер, старый-старый мастер, рассказывал ей еще одну ветвь этой легенды о мостах, всего не упомнить уже, потому что память ускользает, разрывая существование на две величины. Ты ведь не знаешь этого, не так ли? А она не помнит, ничего не помнит о том времени, когда сорвалась, когда потеряла все то, чем жила, ясность приходит только в том злополучном месте, в белоснежной комнате…и несколько лет жизни вырваны, утеряны безвозвратно. Напомнить – некому, те кто знают молчат и отвечать не собираются… Да и кто это? Ответов нет, в этой жизни всегда вопросов будет куда как больше, чем ответов… И вновь сбивает строчка, снова лезет в голову то, о чем просто не стоит думать. Знаешь, он рассказывал, говорил о силе воды, о том, что происходит, когда мир питается собственными же элементами. Что случается в то мгновение, когда три из них, а зачастую и все четыре вступаются во взаимодействие. Естественный процесс… Земля питается дождем, ветер гонит тучи над землей, заставляя охватить как можно большую территории, сверкает молния и разгорается пожар, мгновенно, он погибнет под струями дождя, умрет, так и не успев сделать ничего из задуманного. Великое время, невозможное время, вот пожалуй то, что Мэй и желала бы тебе передать, да это невозможно… Не услышишь, не поймешь, не почувствуешь, а она не отдаст, потому что все это можно извратить, испачкать, истоптать. Так вот, именно в эти дни, в эти мгновения происходит сдвиги миров. Проходы меняются, исчезают привычные грани, двери становятся порталами, проводниками в иные реальности. Они обретают силу, которой лишены в остальное время. Мэй точно знает, она все это видела, видела как там в лесу занимался пожар созданный молнией, видела как он потух, как ветер гнал тучи, как земля впитывала влагу, видела, потому что сама жизнь пожелала ей это показать. И здесь, на пересечении этих четырех стихий, четырех элементов из которых состоит сама жизнь. Именно здесь это и должно было случиться. Переход, пусть дверь давным-давно разрушена, ее призрак еще существует где-то в параллельной вселенной. И вы прошли, вас пустили, а все остальное, все то что обычно отягощает души, все налеты, которые давным-давно вросли в них оставили там, в вашем мире, не пожелав впустить в чуждый. О чем ты думаешь сейчас, Лу? Что бередит твой разум, не узнать, потому что не полезешь, это страшно, очень страшно наткнуться на что-то не за пределами понимания, но однозначно трактуемое. Мысли бьются, но выхода не находят. Коллекция, статуэтки, краски, музыка, гнетущая, но такая родная, это реквием, он величественен и не желает оставить тебя без своего участия. Пусть остальные трясутся от страха со своими поверьями, пусть не могут осознать всей силы происходящего, пусть. Реквием он не для всех, он такой разный и невозможно уверовать в то, что он создан для воспевания смерти…Без предрассудков… И никакой возможности скрыться. Смотри, впитывай, ни одно мгновение никогда не повториться, отсюда и берется эта жадность, завтра все будет уже иначе, даже сегодня, когда вы вернетесь в привычный мир, в тот который покинули все будет совершенно по другому. Вернется боль, вернутся страхи, совершенно иного порядка. И он не твой, никогда не будет твоим, ничьим не будет никогда, видишь во взгляде, в жадности его прикосновений, в ласке, в страсти. Ты же боишься Лу, остановиться внезапно, застрять подле кого-то и не суметь более никогда расправить крылья. Никто не держит, никто не попытается удержать. Ни поводка, ни плетей, ни угощенья, для того чтобы подманивать. Это лишняя фальшь, ты всегда будешь решать сам, Мэй не умеет так лицемерить…
Слишком много, слишком много мыслей и можно лишь закрыть глаза на несколько мгновений, пытаясь впитывать ощущения, касания тел, ласка, кончики пальцев скользящие по коже, каждый сантиметр, пусть забудешь, пусть даже все резко окажется странным сном, главное, что сейчас ты можешь, имеешь право… Все что хочешь губами ли касаясь, не делая различий, не заботясь о том, куда именно дотянешься, какая разница. Люди, вы всего лишь люди. Ты боишься Лу? Нет, Мэй видит, она достаточно давно знает тебя, долго-долго существовала наблюдателем рядом, для того чтобы не отмечать различий. Ты не боишься, словно кто-то более сильный, кто-то у кого была эта возможность, предпочел избавиться от этого навязчиво чувства. Выгнал его за дверь, в одно мгновение… Ему здесь не место, не имеет права на существование здесь и обязательно, к сожалению обязательно нападет потом. Но…ведь и об этом можно просто забыть? И немым вопросом застынет в сознании это непонимание, чего ты боялся, одни ли страхи в этой жизни терзают циркачей и художников, одни ли препятствия смеют возникать на пути? Отчего бежали, отчего прятались? Все настигнет, все станет сутью от которой уже никуда не скрыться. Помоги мне…спасите наши души… Ты боишься того что пути назад не существует? Не позволит, сама не пойдет и никому не позволит отвернуться, двигаясь в обратном направлении, но ведь и не захочется, не правда ли? Сейчас когда ее ладонь скользит по щеке, когда пальцы путаются в волосах, перебирая прядки, когда миры пришли в движение, выделив свой перекресток, возможно где-то на собственной границе, как знать может это вечный островок спокойствия. Куда идти, отчего бежать? Не от теплого же дыхания, скользящего по твоей шее, касающегося каждой клеточки тела, не от собственных же желаний пытаться скрыться, они остались единственные не сброшенные прочь. Так отчего бежать? От нежности, тепла жмущегося к тебе тела, от того к чему сам же шел? Где ответы, погибая в ворохе вопросов, нужно ведь лишь найти силы, просто прикрыть глаза еще разок на несколько мгновений, очищая разум, выбеливая страницы, заставляя себя не оглядываться на прошлое. Лишь самые навязчивые, самые неотступные… Ты хотел повернуть назад, спрятаться? Они будут лежать в глубине сознания, надежно скрытые, те от которых надо было бы избавиться в первую очередь спрячутся там. Разъедая собственным разложением сознание. Чем меньше их останется теперь, тебе лучше будет твое собственное завтра. Я здесь, Я тут… Когда поднимаешь на цыпочки, когда касаешься губами лба, когда прячешь собственное дыхание, зарывая в волосы, прижимаешь к собственной груди. Скрыть, спрятать, не позволить никому подглядывать, любоваться, смотреть. Ни у кого нет права даже дышать лишний раз сейчас в эту сторону. Покровительственность, жесты, которые ты все равно никогда не сможешь объяснить. Просто именно так и должно было быть, это то в чем вы только что нуждались и других объяснений не будет, не нужны они. Ты захотела поделиться биением сердца, ты так захотела, а он предоставляет возможность. Резкие переходы, когда нет никакого сопротивления и ты точно знаешь – его не будет, пока вы здесь – не будет. Потом…какая разница, кому какое дело до дороги в завтра? Уверена, знаешь наверняка, выйдете отсюда и ты будешь четко знать, точно представлять себе, что же делать дальше. Отчетливость в каждом грядущем шаге, точно такая же как затуманенность сознания сейчас, они будут…все они будут. И сейчас неважно увидишь ли ты путь прочь, увидишь ли дорогу в его дом, растворишься ли в лесу, или отправишься подле…Это все ненужное, неважное, бессмысленное. Выкинь, в след за ней все выброси из головы, целуй, вглядывайся прямо в глаза, подавив все страхи, сомнений, и даже не пытаясь взглядом задавать вопросы. Знать…ей бы узнать чего вы все боялись…Но этого не рассказать, в этом странном, негласном союзе безмолвия и ощущений ответы найти невозможно. Лишь почувствовать, почувствовать, что ты решил попытаться найти варианты, попытаться переиграть все вопреки собственным страхам. И нет, не надо стоять против всего мира, которому попросту нет никакого дела до того что в нем происходит. Для того чтобы не промахнуться вполне достаточно просто жить, а не пытаться сопротивляться обстоятельствам, которым тоже ни до чего нет дела, не сражаться с ветряными мельницами, но позволить себе двигаться в любую желанную сторону.
Ловить взгляд…молчать…всегда молчать, касаться руками плоти, гладить, целовать, ласкать и молчать…не закрывая глаз, не переставая смотреть. Хватит…пусть разум настырен, пусть мысли в нем бьются, не желая отпускать, избавиться от всего нет ни малейшего шанса. Ты это знаешь, все это знают, и ты одна готова смириться, а может и нет…может и он следует рядом, не подле, именно рядом, тем же самым путем, после долгого - долгого времени “противоборства”, одеяло на себя, жизнь в свою сторону, а ведь так лучше, ну ведь правда лучше? Любоваться, этими внезапными переменами, для того чтобы не было ни единого шанса забыть, упустить хотя бы мгновение. Они не вернутся, никогда не повторятся и потерять теперь все равно, что сдохнут. Не отпустить, не отдать, жадность, алчность, никому ничего не отдать. Все себе, все свое, аромат тел, ощущения касаний, переплетение дыхания, биение сердец и нарастающее пламя крови. Ничего не отдать, никогда, ни при каких обстоятельствах. Алчность – не порок, сейчас по крайней мере точно не порок. Мечется душа, не обретая покоя, наверное ей просто все еще страшно, и холодком ветра по спине, словно осознание, что и его буйство, может отказываться смириться. Зажимая лицо в ладонях, тепло, нежно, ласково, не сводя глаз, слово что-то давным-давно забытое повторяется. Ничего не прошепчешь, даже беззвучно сказать ничего не пожелаешь, эти касания – они говорят куда как о большем, ты же понимаешь, Лу, ты не можешь не понимать язык тела. Прижаться, словно сплетаясь, постепенно срастаясь, да так что никаких молекул воздуха не останется между ними. Непозволительная роскошь, впускать что-то между. Нет страха, его не должно быть, потому что когда все в твоих руках, ты не позволишь ничему сломаться. Замирая под куполом, будешь готова сорваться сама, но не дать хрустальном шарику разбиться. Закрывая собственным телом прятать, позволяя лишь свету софитов касаться его. Пусть ловят одной рукой, но сосуд ты не отдашь, никому, никогда не отдашь. Теплота, тепло…человеческое, настоящее, самое ценное, разливается по телу, его прикосновения отдаются разрядами, но не обжигающими нет, это не ток бегает по телу, это тепло, словно подгретое масло, втирается в кожу, согревая, не позволяя остынуть. Уют, Спокойствие… Слово какое-то странное для твоей жизни Мэй, но сейчас оно уместно, не отдать, не потерять. Спокойствие, гавань для бунтующих сердец, картинки смешиваются, становясь целым. Словно кто-то запустил калейдоскоп, постоянно меняются узоры, а суть остается прежним – цветное стекло, которым невозможно пораниться. Она знает, верит, совершенно уверена в этом, никогда не порезаться. Шрамов слишком много, новых не будет, если только ты внезапно не нащупаешь тормоза, вот тогда спасенья нет… Тогда жизнь уйдет на излом, не потому что не выкарабкаться, но потому что не останется причин для того чтобы это делать, потому что руки могут опуститься у любого человека, пусть всего на несколько мгновений, но у любого. Крепче, ближе, пьянящий запахи, безумная музыка. Еще ближе, слаще, у тебя привкус корицы, масленый запах, это наверное из-за красок, да? Манящий, сладких запах никогда, никуда, держись, не пытайся отдаляться. Ближе, некуда ближе, только если срастись, только если… Беспорядочно, хаотично, бездонность, в противовес космическому. Без попыток играть, она тоже там осталась вне пределов этого мира. Никакие слабо, не ворвутся сейчас, знаешь это, веришь…Объятья, скрещивая руки, ноги за спиной, отрываясь от земли, прощаясь с этим странным вчера, отказываясь исчезать. Не потеряй, не отпускай, ты все можешь, ведь ты же дракон?

+1

30

Флеш завершен.

0


Вы здесь » The Flight To Nowhere » Завершенные эпизоды » Флёр