Щемит, не понять, не разобраться, слишком сложно, слишком…для такой простой, для такой сложной, запутавшись, бабочкой в паутине, рванешься лишний раз, лишь сильнее увязнешь, расслабишься не получить и мнимого шанса на спасение. А ты дергаешься, легонько, раз за разом, не пытаясь освободить крылья, только плотнее кутаясь в этот кокон, паутина не выпустит, а паук…может ему грустно, может ему не только еда нужна, не только еще одни крылья он желает выбросить на землю, а если… Если однажды, пусть хотя бы однажды те замки, те арены и артисты, что приходят к тебе, когда сознание пускается в свободное плавание, что если хотя бы однажды они на излете задели землю, если потеряли кого-то, или специально отправили на землю. Потерянных, растерявшихся, тех кто еще не нашел всего что должен был, что тогда? Если паук он рядом, если паутина не порвется от мягких касаний, если сама путаешься…путаешься, а рвануть не смеешь. Надо, давным-давно уже надо потому что жвалы они так близко, ты почти чувствуешь как плоть разорвется, как вонзится острие…чувствуешь и предпочитаешь медленно двигаться к этому. Пусть, пусть…кто не рискует, то не достоин права на жизнь. А потому сжимаешь руку, молчишь, ты не знаешь, что нужно сделать. Спросить ли, закричать, или может и вовсе не тревожить. Послевкусие…бывает горьким, бывает сладким, а бывает ты чувствуешь аромат и никак, никак не можешь понять, что за смесь, какие ноты, сколько еще ты будешь к нему тянуться, для того чтобы разгадать. А невозможно. Это несколько капель шафрана легло подле розмарина и никому уже не распутать этот клубок, в котором ваниль накладывается на розу, где бергамот оказывается подле полыни. Странные запахи, которые составляют единую мелодию и звучат…всегда звучат, не понять, что они оставляют после себя. Радость ли, грусть ли, сожаление? Каждый новый шаг разрушает пелену, каждый новый шаг уводит прочь от этого шлейфа и все сложнее становится различать, все тяжелее дается понимание, так что же это, куда? Вверх или вниз? Взлетают качели, кружится голова, это стук башмаков или гильотины? Потерять…еще один шанс потерять полет, расстаться навсегда с мечтой, с сутью…Кружится голова, сбиваются в кучу мысли, не разобраться. Это паутина, и ее нити спутались, теперь уже ни один мастер в мире никогда не сможет разобрать ее ниточки, они стали единым комком…это послевкусие, эти ароматы, трогают, касаются, нежные, жесткие, ломкие, хрупкие, нужные, отвратительные, все…все рядом, все подле, что теперь? Дернешься в сторону, давя непрошенный крик, дернешься, заглушая собственные слезы, нет…это не так, это все дурнота, это просто холод, как бы не было тепло мгновение назад, теперь так холодно, он окружает, окружает темнота…тянешься, тянешь, возвращаясь на землю, те потеряйся, не потеряй. Вцепишься в руку, не успев убедить себя, что все это кажется, все это дремота, просто послевкусие у напитка оказалось неоднозначным, просто где-то давит ком, ты не можешь от него избавиться, но не будешь…не посмеешь, ни о чем не попросишь, ни словом, ни делом, ни взглядом не коснешься, хватит того что как дурная вцепилась в его руку, хватит того что и тонкие пальцы, что крепко обхватили – наверняка оставят следы. Мнимая хрупкость, которая просто прячет за собой сталь. Тысячи дней…отданная на растерзание плоть. Упражнения, тренировки, ни одного сантиметра не остается незадействованным, ни одного миллиметра…все…все. Жесткая мягкость, опомнишься, резко опомнишься, заставляя себя, касаться, там где сжимать посмела мягко гладить, не решив еще – смеешь или нет?
Жалеть или радоваться? Бросишь быстрый взгляд, незаметно как тебе кажется, для того чтобы понять, и что? Знаешь ответ…и всегда знала, он единственный возможен, оттого-то и глушишь крики, оттого-то изучаешь землю, когда впору было бы разглядывать небо, когда облака меняют свою пляску, предпочитаешь вглядываться в комья земли. Холодно, но не почувствуешь. Тепло, потому что не отпускают ощущения, еще помнишь, еще витаешь. К черту землю, тебе всегда было уютнее где-нибудь там в ином месте. Неважно в какой момент, оторвешься, потеряешься, какая разница-то? Это ведь самое главное, самое надежное… Еще один шаг, и пелена рвется, потому что запахи леса остаются где-то там за гранью, а ты вынуждена вернуться, или нет? Ты никак не можешь этого решить, не понимаешь, где искать эту точку отсчета, куда же тянуться теперь? Делаешь шаг, делаешь вздох, шумно, не скрываясь, сколько мгновений, ну сколько? Сколько мгновений до того счета, до того самого мига, когда ты опять полезешь за масками, когда начнешь строить свою кирпичную кладку там, где только что росла трава, там где пробивалась, желая жизни. Сколько? Немые вопросы, словно все еще ищешь, можно подумать имеет значения? Ты свой выбор делала, ты сама решала, сама…все сама, закрой глаза, не для того чтобы не видеть, но чтобы не смотреть. Доверие – самый сложный механизм, будешь держаться, улавливая движения, для того чтобы не упасть, не откроешь глаз – нет, не хочется видеть это возвращение, не хочется ощущать, как пласт за пластом будут покрывать душу, как искренность окажется гнилью, как ложь окутает тугими нитями пряжи. Это будет новый узор и новые нити все так же намерены резать пальцы, –Полотно… – Нет, не то, мотаешь головой, глупая, что ты несешь, не о том, думаешь, не о том, вспомнила, –Нити, они же всегда прядут нити, – Не помнишь как их зовут этих ткальщиц, они всегда пряли, сколько ты слышала историй, всегда сучили нити жизни, следуя только своим собственным желаниям, –Как? Как они выбирают узор? – Ты поймешь, да нет конечно, Фанни сама иногда не в силах осознать насколько тонкие мысли скользят в этих нелепых вопросах, ты никогда не услышишь за всеми этими пластами истинного, но это не нужно. Знаешь, для того чтобы понять как кто-то относится к чему-то совершенно необязательно получать прямой ответ. Человек начинает описывать, начинает юлить, кружить словно волчья стая загоняющая добычу, описывать, избегая прямых ответов, или пытаясь домыслить их. И вот это…это говорит намного больше, это дает понимание о том, что действительно происходит. И стоя на этом чертовом пороге, ты начинаешь задавать вопросы, не зная чего ждать в ответ, не понимая – а можно ли его перешагнуть?
Трешь глаза, словно стараясь стряхнуть усталость, ты боишься смотреть, это его страхи возможно остались где-нибудь там. Возможно, может быть…ты не смотришь…это ты теперь бегаешь взглядом, пытаешься изучать дом, землю, разглядываешь камни и порог, уставишься на дверь, не зная, а как же эти старые пряхи, как…они пишут узоры, они ли? Или на самом деле все сложнее, как влиять на них, как заставить рисовать другие линии, это ведь возможно, или нет? Все мы смертны, все мы в чьей-то власти, наверное…или нет, не знаю, Мэй такого знать вообще не может. Все мы убегаем, бежим от прошлого ли, от настоящего скрываясь, пытаемся спрятаться в тенях собственных желаний, пытаемся преувеличть все то, что достаточно ярко в нас, –За блеском, не видно лиц, слепят прожектора, жгут, обжигают. Повсюду лоск, все сверкает, тонкие ткани, не сковывающие движений, легкие вуали, за которыми невозможно различить ничего, – сбиваешься, но упрямишься, продолжаешь, пытаешься не упустить мысли, а они капризные не желают разделяться, –Все прячутся, все играют, забываются, в конце не могут разделить, найти это различие, увидеть, где проходят грани. Сложно, каждое слово идет с таким трудом, ты не умеешь рисовать словами, и карандашами-то не способно. Дети на асфальте и то лучше линии выведут. Трешь глаза, напряжение, не потому что заставили почувствовать, но потому что никак не выходит, не умеешь…не способна, почти готова расстроиться, почти, но ведь не для таких цирк, не для этого придуман мир, которым ты живешь, которым грезишь даже сейчас, который потеряла…безвозвратно. Никогда – слезы слабость, а для слабаков в мире места нет, кусаешь губы, до крови, до боли, это поможет отрезветь, наплевать, ты сможешь…ну сможешь же, –Образы мешаются, они никуда не денутся, срастутся и не бросят. Можно пытаться сбросить, избавиться, – качаешь головой – это бесполезно, совершенно бесполезно, ну не поможет же вообще никак, –Но они налет? – Смотришь, разглядываешь, ловишь жесты, взгляды. Ну и пусть корка нарастает, ну и что, из-за этого терять еще несколько мгновений истины?

Не нарастает нет…это хуже, и потерять равновесие тут незазорно, не потому что падаешь – нет, ни в коем случае, не увидишь, ну не разберешь. Просто чувствуешь, где-то там в подсознании ощущаешь – это гонка, дурная вечная гонка в который ты еще ни разу не выигрывала…ну и к черту, почему собственно, предлагала. Или нет, не надо врать себе напропалую, ни к чему, это ломаного гроша не стоит. И знаешь, у некоторых есть эта тяга, движущийся моторчик, стучит, бьется, ищет выходы…а потом ломается что ли? Или просто перестает загоняться, успокаивая темп. Хватит спрашивать, ты же видишь – это бесполезно. Твой мир принадлежит только тебе, и даже если надорваться в попытке выстроить дорожку – слепец ее не разглядит, глухой не услышит зова, а безразличный даже не попытается оглянуться, поискать. Усмехаешься, как-то зло выходит, не по-твоему. А с другой стороны, если разглядеть все это с совершенно иной стороны, ты же знаешь, знала и будешь знать. Это не история воздушных замков, не твоя, случайная точка столкновения…объяснил уже давно, да ты и не рассчитываешь ни на что. Бродяжка прибилась, просто нет уже дождя и музыка не звучит, заглушая мысли, просто пятишь назад, потому что не способна сделать еще один шаг. Этот мост не закончится, нет – он резко оборвется и неужели есть хотя бы одна причина, для того чтобы добровольно, чтобы вот самой…И знаешь душа бунтует, она застоялась. -Привыкнув к движению, можно ли стоять на месте… – нет, ты больше не позаботишься о том, чтобы кто-то слышал, это не объяснить и не описать, твои слова вечно будут всего лишь обрывками, любые фразы существуют только в твоем сознание, кстати так складно, словно действительно можешь описать, словно на что-то способная. И все ложь, и чтобы ни было в предыдущее мгновение или следующее все это лишь ложь…грязная, наглая, неприкрытая. И берет упрямство, ты-то не будешь лгать, иди ты к черту, провались к дьяволу, только не ты…не будешь, хватит, и без этого грязно, мокро, зябко, отпрянешь руки отнимая, к чертям все ваше тепло, отказываться проще чем лишаться, это Мэй знает наверняка. Отдавать добровольно всегда бывает намного проще, нежели потом когда отберут, лишат. А еще…когда витаешь где-то в облаках на землю лучше никогда не возвращаться. И опускаешься на землю, предпочитая разглядывать грязные разводы неба, все что угодно, только не дом, опостылевший так давно, не желающий отпускать. Он гонит, на самом деле он гонит прочь, намекает на то что пора убираться, и не позволяет дернуться дальше натянутой цепи, а что еще остается, если не бессильно разглядывать мир, который когда-то был твоим. Весь. Заперта, и не беспокоит тот факт, что оказалась загнанна намного раньше в рамках гребаного острова, выхода с которого просто не существует, не для таких как ты. Раньше было хотя бы завтра, туманное, невнятное, а теперь, мир лишает всего, ты ведь знаешь что будет завтра, не угадываешь, не придумываешь, ты просто – знаешь. Потому что лишили и этой возможности блуждать, вставать не хочется, но еще меньше хочется вот так вот торчать в ожидании известного. Сломаешься, не марионетка, не кукла, шарнирная просто, наверняка просто деталь из пазухи выйдет, и знаешь, вправлять это так легко, дернешь посильнее и все на месте. Ты открываешь двери, приглашая в пустоту, и дело дрянь, она ведь сунется, зная наверняка что именно там ожидает повторяющийся сюжет, рваный сон последствий которого никто и никогда не увидит. Уничтоженные облака. Трешь глаза, без печали, без сожалений, просто усталость наваливается. Попытки оттянуть неизбежное, что ли? Ты знаешь завтра, ты видела его тысячи раз и просто не желала себе признаваться. Все вернется на круги своя, все будет именно так, как и должно быть…и наплевать уже на то, что и кто знает, –Не сомневалась, – Плечами передергиваешь, ты зря надеялась, или это тоже ложь на самом деле, непонятно, нет…вряд ли останешься настолько глупой, дурной, для того чтобы до сих пор во что-то верить. Ты улыбаешься, когда восстанавливается кладка, ты наслаждаешься действительностью, осознавая, что вокруг тебя мир, огромный, безграничный и высоченные стены, позволяющие карабкаться к облакам, но не дающие никакой надежды на то, что однажды ты действительно разберешься с окружающим. Легко, все то что существует рушится безумно легко, пусть сложно возводить –уничтожать-то нет. Улыбнешься, находя точку равновесия, улыбнешься, когда поймешь, что канат еще не порвался, ну же, надо подняться, зрители смотрят, они наблюдают и могут быть так разочарованы, нельзя, ни в коем случае нельзя. Артисты даже со сломанными конечностями продолжают выступление, у них нет права даже подумать о том, чтобы прервать и у тебя никогда не будет. Поднимаешь на ноги, не уплывет мир, не закружится голова, ты умеешь держать равновесие, но только после того как наконец упадешь. Это же так легко. Обратно в темноту, и только не надо врать о спасительных свойствах ничего там нет, просто стирая даже намек на ухмылку из мыслей, ты пройдешь мимо, не касаясь, не задевая, чтобы бросить, выкинуть из головы в пространство то что знаешь наверняка. Это не вопрос и не укор ты утверждаешь, –Все вернется на круги своя. Факт, и если хочешь Лу можешь прятаться за любыми иллюзиями, а Мэй надоело. И может это странная смена ролей, может попытка взять на себя то, что делать ничерта не умеешь, ну и что? Все та же история, та же…И это ты сейчас не ждешь пока хозяин вернется в свой дом, озираясь в поисках достаточно спокойного места. Не угадать, можешь зайти следом, можешь развернуться в поисках подходящего бара. Главное что ничего это не даст, просить не о чем, ждать нечего. Где-то там были твои запасы, или и вовсе нет, может это на самом деле Фанни переняла дурную привычку прятать бутылки по всему дому. Не двинувшись их прихожей слышишь звон повсюду. Воздух, затхлый, застоявшийся воздух, а ведь ты совершенно точно знаешь, что окна так часто бывают открытыми. Или и вовсе не закрываются? Приближаешься на пару шагов к лестнице и не чувствуешь ветра, неужели окна заперты? Без разницы, спрашивать не хочется, хватит. Глупые вопросы, ты такими темпами на городскую сумасшедшую будешь походить больше, чем на кого бы то ни было еще, –Но может не так уж это и плохо? Для себя, ты можешь больше даже не пытаться слушать, без попыток уточнить, хотя…и с ними-то не разберешься. Ты не научишься слушать, это перебор, не существующий миф. И не надо, правда, попытки корчить из себя способных ни к чему не приводят, и кстати игры в “есть дело” тоже. Ну и пусть вымокла до нитки, тебе нет до этого дело, действительно, и ей уже давно…нет. И до того кем, чем и когда окажется пропитан воздух тоже, просто он был непривычно однотонен какое-то время и это можно было счесть…да чем угодно, можно. Ни одной зацепки, остается только тонуть…

Никаких подсказок, но разве кто-то обещал то что будет легко? Разве хотя бы кто-то давал тебе слово Фанни, что жизнь окажется легкой. Что все будет раскладываться на составляющие, что ты всегда сможешь увидеть причины для каждого из поступков. Ну разве существует в этом мире что-то, хотя бы и в одном единственном экземпляре, которое поступало бы с тобой подобным образом, обещая заведомо невозможное? Ты не могла знать этого с самого начала, но почувствовала со временем. Когда для того чтобы добиться результата пришлось разбивать в кровь колени, руки, когда были порезы, когда сетка отпечатывалась на коже, кода сжималось змеиное кольцо, стягивая словно тугими путами. Видела все это, наверняка же знала, что легко – не бывает. В этом мире всего добиваются потом и кровью, а все то что достается без каких-либо трудностей ломаного гроша не стоит, потому что никто этого потом не оценит, не существует таких людей, не придумали их. То что в руки плывет, будет потеряно с той же легкостью, с которой получено было. Так должно быть, так подразумевает мир, и все же… Когда цена непомерно высока, когда ты разбиваешься в кровь о стену и точно знаешь, что в завершении ждет не награда, а свернутая шея, что тогда? Продолжать биться крыльями о стекло, зная, что оно нагреется и ты обязательно сгоришь, или отступиться, уйти в темноту и никогда больше не стоять под светом прожекторов. Как быть? Когда руки дрожат, когда уже не можешь стоять и прислоняешься к стене в поисках опоры. Если знаешь наверняка, что сможешь дойти лишь до середины каната, застыть ли? Озираешься, ищешь ответы, но их нет…каждый строит свою судьбу сам, каждый делает выбор совершенно самостоятельно, и что теперь делать? Без подсказок, без помощи, но и к этому знаете ли не привыкать. Ты многому училась сама, так почему сейчас кто-то должен протягивать руку помощи? Нет, Мэй ты одна, и какие бы пути не искала, какой бы островок для себя не выбирала все равно останешься одна. Это словно целый мир для тебя открылся, но никого более он к себе не пускает, только ты можешь в него попасть, так пойдешь или решишь… Закрываешь глаза, пытаешься искать ответы внутри себя, вокруг так тихо и душно, все настроено против, хотя нет…окружающему миру попросту наплевать, а ты ищешь зацепки, если их нет вовне, значит они все спрятались – внутри, верно? Сантиметр за сантиметром, ищешь отзвуки, пытаешься нащупать нужные ниточки, они где-то есть, прямо под ними кстати кроются искомые ответы. Шаг за шагом в поисках необходимо. Задержишь дыхание, для того чтобы никакие посторонние шумы более не отвлекали тебя, так проще сосредоточиться…
Никаких дублеров. Это же так просто. Как первый вздох. Как первая попытка подняться на ноги, после падения. Никаких подмен. Ты не терпела этой фальши. Никто не смеет даже попытаться заменить тебя. Вывих плеча, ничего, нужно только посильнее дернуть и ты готова вновь стоять на руках. Подумаешь потянула мышцы, бинты затягиваются туже и в конце выступления ноги будут неметь, но это неважно, самое главное, что за всем этим не будет даже попытки лгать. Срываются ладони, значит улыбайся в тот момент когда летишь в пропасть и тихо надеешься на то что страховка есть и она выдержит – улыбайся. Возможно это твой самый последний в жизни шанс. Никаких подсказок. Суфлеры только портят представление, роль должна отлетать от зубов, потому что это необходимо – стать ее частью, вжиться, начать дышать этим существом. И не важно, что на этот раз свалилось на твои плечи, притворяться ли коронованной особой или ящерицей в пустыне. Обо всех них ты имеешь весьма смутные представления, а потому все, что только способна показать – это собственные образы. Не факты, не реальность, но собственное восприятие и здесь не нужен никто. Для того чтобы понять, что происходит внутри, не требуются помощники, для того чтобы раскрыть не нужен вообще никто, это же так очевидно. Когда ты вновь открываешь глаза, то точно знаешь – отступать некуда, сзади толпятся люди, и кто-то все равно будет вынужден спрыгнуть первым. Выдержит ли трос, есть ли шанс выжить, какой вообще смысл во всех этих вопросах, если не существует людей способных рискнуть. Лу где-то рядом, да вон он отчего-то на полу устроился, и ты даже не можешь точно сказать в какой именно момент это произошло. Интересно, с чем это связано, ты тоже искал, или это просто усталость, но с чего бы? Нет истощенности не чувствуется, нет ее. Грани, рамки, условности, ничего не существует. И все эти разделения – до, после они только в твоем сознании могут о себе напоминать, да кстати никому и ничего они не скажут. У всех свои деления, у всех свои нормы и правила, найдешь ли общий язык? Нет конечно. Себе всего объяснить не можешь, а другим лезешь разъяснять, ну что ты глупая, дурная, как же так можно? Ты пытаешься взвалить на свои плечи то, что не можешь даже столкнуть с места, так какого же дьявола расстраиваешься, когда эта груда пытается похоронить тебя под собой. Ведь ответ он так прост, нельзя бросаться в пекло. Нельзя сразу пытаться сделать самый сложный элемента, сначала нужно подготовиться, разогреть мышцы…научиться понимать мелочи, объяснять, казалось бы совершенно очевидные вещи, возможно тогда…как знать, может быть именно так люди и создали в свое время зыки, на которых смогли наконец общаться друг с другом. Методом проб и ошибок, подбирая звуки, постепенно приходя к единым обозначениям. Чтож ну да, старт он находится очень…очень далеко, но начинать с финиша – это даже скучно. Если заведомо понятен результат, игра уже не стоит свеч, она обречена не на провал, может быть и на победу. Но это все равно что постоянно выигрывать у заведомо более слабых соперников. Кому нужна такая победа?
Затхлый воздух, тяжелый…ты обязательно исправишь это чуточку позже, пройдешь по его дому, для того чтобы открыть каждое окно, чтобы впустить сюда свежий воздух, но это будет потом, почему-то кажется очень-очень важным, чтобы в этот момент дом окончательно уснул. Словно это может значить нечто совершенно неприятное, будто вместе с воздухом может ворваться нечто враждебное…бред – нет, это вот совершенно точно лишь бред, но, привыкнув повиноваться внутренним течением избавляться от их присутствия не спешишь. Просто берешь на заметку, переставая искать причину, по которой оно возникло. Ничто не приходит из ниоткуда, но первородный материал пусть ищут ученые, из между прочим половина острова – и  это если вам везет, на деле же может оказаться в несколько раз больше, нежели вас, подопытных. Да, кстати…почему ты никогда не задавала именно в этот вопрос. С тобой-то все явно Фанни, но он…и это так неуместно, что наверняка не удержится только в сознании, –Зачем тебе участие в испытаниях? – Смотришь, пристально смотришь на него, в ожидании ответа. Не потому что безумно необходим…но у него же был выбор. Спокойная жизнь или вот такое вот развлечение, так какого же черта? Зачем тебе это понадобилось вообще?
И кстати, вся твоя тирада улетают в совершеннейшее молоко, –Ты уверен, что о знаниях надо спрашивать меня? Это звучит как издевка, Лу, это скорее насмешка, нежели действительно заданные вопросы. У нее нет образования, никакого считай нет. Все что хранится в ее голове, бережно оберегается, потому что ничего другого все равно там не окажется. Каждый полученный факт бесценен, и ведь потеряно так много, ты не знаешь об этом, конечно же не знаешь, но несколько лет жизни исчезли, и вряд ли хоть когда-нибудь вернутся. И ты цепляешься за это слово – нам, которое звучит так непривычно… -Сложно, – ты качаешь головой. Лу не проси слишком многого. Она же может думать о песочных человечках укушенных медузой и рябых помидорах одновременно, без противоречий, ну зачем тебе все это слушать? Ну не увидишь же…все ее слова пыль, бред и внимания не заслуживают. Не…
Так близко, сокращая расстояние, на какой-то предельной ласке, потому что не верится, или наоборот – очень даже верится? Просто ты плевать хотела на все буйство мыслей сейчас, ведь есть эти прикосновения, они не фальшивые и не часть наваждения. Они существуют, не смотря на то что изменились обстоятельства и точка в пространстве. Есть, в соответствии с вашими желаниями и эти слова приходится пробовать, они непонятны. У них незнакомое звучание, наверное все дело в том, что совсем недавно их и вовсе не существовало? Ближе, еще ближе, пока не прижмешься к знакомому телу, теплому, живому, пока не обхватишь человека, которого не обретаешь и не теряешь в общем-то. Не потеряй, не сломай, это же так легко…и не Фанни нет – эта-то как раз выстоит, сдохнет пару раз, и возможно уже после третьего начнет с нуля…она сможет…но мгновения, ощущения – погибнут безвозвратно. Спрятавшись, следуя толи инстинктам, толи детской какой-то привычке, пряча лицо, буквально вжимаясь в него. Ты не боишься, нечего. То что суждено потерять – все равно уйдет, а что нет…независимо ни отчего сохранить. И знаешь…в этих высоких стенах есть не только окна, но и двери.

А словно слепец лезешь, не удосужившись оглядеться, карабкаешься, когда можно было бы попросту вылезти в окно, ну что же ты вечно делаешь, постоянно что-то делаешь и лишь потом начинаешь озираться, а может можно было бы иначе? Как здесь, всегда в окно второго этажа, как везде, залезть как можно выше, хотя всегда можно просто постучать, но это же неинтересно… К тому же…это тепло не обманет, за лаской не скроется суть, вокруг каменный замок, укрепления и никто в этом мире не сможет предугадать. Хотя нет, вот это как раз форменная ложь – теперь ты можешь, теперь ты способна заглянуть в завтра. Но от этого так дико становится, так мерзко, что только судорожно воздух глотаешь, да жмешься к теплу, которым делятся. Жадно, конечно же жадно впитываешь, запоминаешь, как знать доведется ли. У него своя жизнь, совершенно твоей не вторящая, художник и ты не будешь строить иллюзий, ничего не будешь выстраивать. Ну же делаешь вздох, два, как всю жизнь, не заглядывая в завтра. Качается вагончик, лето вокруг, поля Таскании и до тех пор пока это тепло существует, пока этот мир жив, хоть бы и в сердце только ничего не погаснет, ты будешь способна жить не оглядываясь, не ища ничего запредельного. Ты дурная, абсолютно дурная и к пламени ринешься, и на дно каньона отправишься, только для того чтобы сделать то, что в голову взбрело. Знаешь, есть такие прекрасные люди, они переплывают заливы, они ходят по канату без страховки, на недостижимой высоте. Эти люди пытаются создать крылья из воска и перьев, они рисуют машины, которые когда-нибудь много лет спустя окрестят самолетами. Они вершат историю, но знаешь… все они просто следуют за собственными течениями. Без оглядки на мнение окружающих, на шепот за спиной. Даже если ты докажешь, что то чего они хотят – невозможно, все равно полезут пробовать и на этой дорожке можно только сделать, превзойдя себя или погибнуть. Опалятся крылья, возвращая рискнувшего море, разобьется о скалы, желающий пройти, накроет волна дерзнувшего бороться со стихией, все они уйдут…однажды все они уйдут и не факт, что их вспомнят потом, но кое-что…всегда будет тревожить умы тех кто был с ними знаком. Они уйдут по своим правилам, в согласии с собой, с абсолютной возможностью сказать: “Я не жалею. Я сделал все что мог.” И они не лгут, ты же понимаешь это, вот они-то как раз никогда не лгут.
Случайно, совершенно случайно узнал об острове, улыбаешься – он искал покоя, наверняка ведь искал на нем покоя, а нашел головную боль. Но ты не жалеешь, если ему будет нужно – выгонит, не впервой. Заказчик? Неужели Лу когда-то писал картины на заказ, неужели не только по собственному желанию, но срисовывая что-то или как, как это вообще, –Как художник пишет на заказ? – Говорю что думаю, самый надежный принцип, если хочешь обидеть человека. С другой стороны, не кривишь душой, не пытаешься казаться лучше чем есть…без лицемерия. Ей действительно непонятно, что это такое – творить на заказ, ну непонятно. Художник… Обрывочные какие-то мысли, совершенно обрывочные, а главное все-все что есть откладывается в копилочку, сохраняется исключительно для Фанни, никому до этого не докопаться. Ларчик-то надежный…только себе позволяет все накопленные сокровища перебирать, хотя…да даже если она и решит поделиться – не поймет никто. Не в проглоченных словах дело, но в том что мысли через фразу скакать будут, что-то окажется слишком очевидным и будет опущено, а то и еще что произойдет… Кто его знает-то, –А если бы знал? Сунулся? Только не ищи в этом ничего ключевого и особенно важного, дело не в том, что надо птичкой разливаться, ни в коем случае. Просто, насколько ты безрассуден, зная что в этом месте творится какая-то грязь, что где-то рядом бродят сумасшедшие, мечтающие модифицировать твое тельце. Ну скажи вот, честно, ты бы и тогда сюда отправился, в попытке сбежать от всего? И честно, ей ни капли вот не интересно от чего именно ты тут прячешься и чего искал, того что обрисуешь вполне достаточно, чтобы предположения выстроить, но и не тут копать надо…Ты достаточно глуп для того чтобы идти по пути саморазрушения, иные говорят, что это храбрость, но нет…ты достаточно неразумен, для того чтобы держать рядом с собой сосуд, готовый в любое мгновения оказаться уничтоженным. Следующий шаг в этом месте и тот может казаться последним. Она же и сюда к тебе пришла той же тропкой, разъедая душу, уничтожая… Как знать, может тебе и суждено доломать механизм, может именно ты разрушишь… Но это потом, сейчас не тревожат сознания подобные мысли.
Да и как тревожиться, когда губы касаются кожи, когда нежные руки касаются тела, если все что ты сама можешь – провести по щеке невесомо касаясь и ласково, нежно. Прижимаешь ладонь к его щеке, теснее прижимаешь, потому что делиться – это прекрасно и неважно теплом, нежностью, ощущениями, чувствами. Ты все равно будешь все это делать, так зачем грызть, уничтожать лишний раз душу, пытаясь определиться, что стоит делать, а что нет. Душа алкает, ведет за собой, а все остальное происки неумелых. Ловишь взгляд, не желаешь скрываться, да и бессмысленно это было бы, абсолютно. Говорит, целует, это все одновременно…и…куда-то за грань шаг, потому что спрашивать не хочется. Он тебе нужен, с ним дышать приятнее, с ним воздух чище становится, как иначе? –У всех свои, ни одни не вторят, – прикрываешь глаза, не потому что видеть не хочется, просто так ощущения обостряются, восприятие усиливается. Все будет уничтожено, и сердце зайдется от боли, но жизни не кончится. Потеряешься, собьется дыхание, так же как и сотни раз до этого момента, он же старается, раз за разом доводит до края, да и сам зачем-то туда подходит. Просто однажды сорвешься, не устояв и все рухнет, но это же – потом? А сейчас ты можешь разглядывать его, даже прикрыв глаза – видишь, можешь только вести линию касаясь виска, дотрагиваясь до скулы, проводя по губам. Не стесняясь, не прячась, кто еще на это способен, знаешь ответ? Знаешь, хотя и предпочитал не иметь с этими особами никакого дела, потому что не привык оплачивать подобную “любовь”. Невнятно, хотя и безумно четко, ей все равно, честно, пусть в очередной раз эта тряпка оказывается на земле, на полу, да хоть в море уплывет, она от этого не зажмется, не двинется с места, пытаясь прикрыться. Мэй неведомы эти чувства, она не поймет, что ей пытаются сказать, если попытаться объяснить, что подобного стоит стеснятся на пример. За пределом мира. Так что кусочек ткани покинет своего обладателя, а она и с места не двинется, хочется тебя смотри, а еще лучше согрей, все-таки. Только ближе встанет, для того чтоб чувствовать твое тепло. Обвивая руками, прижмется, есть в этом мире еще шансы, даже для неземных.

Ты всегда так делаешь, вечно, но для чего пожалуй и сам сказать не сможешь. Ты любитель гулять по краю и сколько бы не винил в этом Фанни – сам такой же. Не умеешь спокойно идти, предпочитая достигать границ, зачем? Мэй она просто сама по себе на пределе, где-то там старается жить, не желая видеть иных возможностей, но как же ты оказался там? С собственной тенью по кругу, раз за разом проходя одни и те же стадии. То не стремишься исчезнуть, то остаться желаешь. И выбора нет, пока наверняка не сможешь закрыть за собой дверь – выбора нет, можно лишь так…на вздохе жаться к необходимому, алкать, стремится. Ты бы его любила, возможно, возможно оно так и есть, но…в мире есть вещи, о которых даже себе шептать нельзя. Привязанности это одна из подобных вещей, понимаешь. Нельзя. А еще вера кстати, непоколебимая вера в то, что уже ничего и никто не изменит. Она не должна существовать, потому что все равно никто не позволит стать истиной. Ложные надежды, которые ты не допустишь никогда до сознания, ложные мечты, которые могут существовать с твоего молчаливого согласия, но все равно никогда не коснутся реальности. Два мира и ты жестко их разграничишь, позволяя себе только для кошки изредка раскрывать оба, только ей одной…и никому больше, никогда. Она такая живая…что ты иногда путаешься, не можешь разобраться с ней. Кошка человек, человеческая кошка? Молчаливая спутница, это самое главное в ней умение – слушать. А ниточка тянется, а пряха по прежнему старается и бесконечно можно задавать вопросы и ответы слушать также бесконечно долго. Что тебя привело сюда, каким образом оказалась выброшена на остров? Случайно…все это исключительно воля ученых, или тех кто поставлял им материал. Выброшенная по воле жизни. Интересуешься чем-то, но ответов не знаешь. Он говорит отвратительно, говорит, что бездарно, а ты не в силах понять – зачем. Если в чем-то не существует души, зачем это делать. Луиджи ты точно такой же как и все люди в этом мире? Ты работал на них, для них, исключительно за звенящие монеты, за деньги, для того чтобы позволить нечто абсолютно никому не нужное, для чего Лу? Почему ты ломал себя, надругался над собственным талантом, для чего? Если ты чувствуешь, что нет возможности идти на арену, если понимаешь, что своим выходом уничтожишь сказку, зачем же лезть вперед, отталкивая тех кто способен, для чего? Ты не сможешь ответить на этот вопрос, но ты торопишься сказать, торопишься сообщить, что и было-то всего пару раз. Но и это надругательство какое-то, как насилие над личностью или телом – не так уж важно, вот только и прощения этому не существует. Отвечай, пока еще способен говори сам, расскажи как можно больше из того что вообще помнишь, из того что считаешь нужным коснуться. Это для нее жизнь один большой пласт единообразной жидкости и никому не узнать, что их несколько. Точек отсчета, жизней если хочешь, каждый раз ей приходилось начинать все с чистого листа и твой дом не исключение, она перекроила кусочки под себя и с легкой душой начала все заново. Игра, которая пронзила все существо, изменила под себя, что будет с ней теперь? Не отпустить, ты не готова с ней проститься, потому что боишься – пожалуй это единственное чего ты действительно боишься. Если в следующее мгновение он скажет – Слабо, ты исчезнешь, останется жалкое подобие и оно будет жить, пока зверь не настигнет. Но до тех пор…можно только дрожать, прижимаясь к теплому телу, можно или и нужно именно так? Словно пропускать мимо ушей, не обращая толком никакого внимания на то что ты произносишь. Потому что не верится, Лу, ну правда не верится, что ты мог работать механически. Она же видела с ветки сакуры, благодаря которой вообще зацепилась за твой дом, видела с каким энтузиазмом ты работаешь в порыве вдоховения. Ты не мог, не имел никакого права менять это на деньги. Она не поверит, Мэй не желает слышать этого, и не будет шепота не будет вопроса, это немая надежда что с тех самых “пары раз” ты больше никогда к этому не прибегнешь, что больше никогда не повторишься… И если это не так – лги, потому что ей слишком сложно находиться подле закоренелых материалистов. А отказываться от тебя Мэй не желает. Ни сейчас, ни завтра…ни в обозримом. Ты сам, только ты сам можешь захотеть избавиться, можешь сделать неверное движение и она решит… только ты, можешь сделать этот решающий взмах и тогда – прощай, тогда забудь о ее существовании… Но пока Фанни не может, будь великодушен, если ты до сих пор склонен оценивать прибыль никогда не заикайся даже об этом.
Устал…от городов, неужели это возможно? Тоска…она сдавливает тисками сердце, как ты любила…как любила прибывать на новое место, встречать новых людей. Как грезила этими моментами в фургончиках. Но для кого-то города это всего лишь скука…это фальшь оказывается…
–Так не пускай их в жизнь, – не доходи до слишком, ты же это можешь, не пускай лицемерие в жизнь, это же возможно. Вот как сейчас, когда ты делаешь только что хочешь, когда скользишь по телу, которого желаешь касаться, которое не то чтобы требуется. И никаких обязательств, ты же понимаешь, никогда и никаких, и это ты тоже можешь. Не говори об этом, не вспоминай о том, чего помнить не желаешь…будь честнее, ты можешь, ты точно на это способен. И в ложь никто не поверит, и обман и фальшь останутся не у дел. Пусть лучше будет все равно…Пусть. Касаясь губами, руками, в твою нежность Мэй верит больше чем в любые слова, потому что она есть и пусть…пусть завтра будет создана для кого-то другого, пусть ты одумаешься, но сейчас она нужна тебе и ты создаешь атмосферу, ты позволяешь это почувствовать. В твоем доме такое затхлый воздух, но словно с каждым прикосновением он разряжается, наполняется совершенно иными впечатлениями, или как это? Просто эта разница так ощутима, между механикой действий и алхимией ощущений. Создатели философского камня была куда как честнее, нежели просто химики. Не дано верить в то, что все что делается подчиняется вполне определенным законам, не дано чувствовать то, что руки, движения, мысли могут лгать. Ты можешь пытаться скрыть, ты можешь пытаться измениться, вернуться обратно, но сейчас она верит, на каждый поцелуй отзываясь и не важно ли вздохом, или прикосновением к коже, к открытым кусочками тела, зарываясь ли в волосы, или проводя, лаская, гладя по скрытой под тканью кожи. Она помнит, она запомнила…потому что истинно этого желала. Будь, неважно сколько и через какое количество времени ты одумаешься, просто будь таким каким истинно хочется. Это странное чувство, это странные ощущения, эти глупые мысли. От каждого поцелуя бросает в дрожь, от каждого прикосновения разливается по телу тепло. Ты только будь…рядом, вместе пока можешь, пока еще способен терпеть рядом и подле, просто будь.

Знаешь как это странно. Странно, страшно и вместе с тем истинно желанно, привыкнув ни к чему не привыкать обрести точку возврата. Ты боишься ее, ты стремишься к ней, ты надеешься на то, что это наваждение пройдет и чем скорее это случится, тем счастливее ты окажешься. Но вместе со всем этим…сказка, словно старая-старая мечта оказалась случайно исполненной, тебе есть куда, есть зачем, пусть даже не ждут, хотя нет это ложь – ждут, еще как ждут, не смотря ни на что. И ты не привыкла к ней, но желаешь новой встрече, боишься и не можешь отказаться, она нужна тебе как воздух, как соль среди приправ, нужна больше всего на свете и больше всего страшит. Столкновение с неизвестным доселе, столкновение с чем-то в корне когда-то давно так неприемлемым, что с эти делать, может стоит бороться, или нет? Или может быть как раз наоборот необходимо примириться с этим, пустить в свою жизнь это новое и перестать сопротивляться? Но, ты ведь совсем даже и неосознанно, не специально препоны ставишь, просто характер так сложился, не замечая этого оттягиваешь какие-то моменты, да к тому же когда сосуществуешь с кем-то звучащим на тех же аккордах… Это происходит не по вашей воле, но и не вопреки ей. Как долго, ты находишься здесь и только здесь? Прошла ни неделя, ни месяц и даже не год, сколько лет было отдано на откуп этому месту, а сколько тебе еще суждено провести в этом месте. Хочешь, желаешь замереть тут до самого последнего мига, понимаешь, что скрываться теперь уже просто негде и есть вопрос, заставляющий тебя съеживаться, сбивающий все ритмы всего на несколько мгновений, –Ты бы хотел…покинуть остров? – И это истинно необходимо знать, в первую очередь именно потому что ничего от этого не зависит. Просто факт, просто что-то новое о твоих желаниях, о твоей жизни. Ты бы хотел сбежать отсюда, ты думал об этом хоть когда-то, задумывался а? В отличии от Фанни ты вполне способен это сделать, не придется прятаться в грузовом отсеке и притворяться мертвым грузом – Лулу ты можешь, но соберешься ли? Ничего от этого не зависит и пожалуй именно поэтому можно говорить честно, стало ли это место новым домом, или может ты готов отказаться от него, ведь в жизнь врывается вновь правительство, врываются богачи и люди, которые наверняка портили тебе жизнь и на материке. Останешься ли ты тут, попытавшись найти место среди этих новых переменных или преподчтешь отправиться искать лучше доли где-то в совершенно ином месте. Заброшенных островков так много на свете и многие из них куда как спокойнее этого, иные и вовсе необитаемы, осталось ли здесь все то, что ты пытался найти или теперь уже бесполезно, может ныне уже все равно? А если да…то хотя бы не заикайся, никогда не обещай вспоминать, лучше сделай все строго наоборот, скажи о том, что ни за что на свете не будешь вспоминать это место и его обитателей. Ведь именно так ей будет намного проще заставить себя смириться. Фанни прикована к этому месту, в противовес вечным мытарствам именно здесь она обречена умереть. Можно конечно попытаться уплыть и отправиться на корм рыбам, можно сделать попытку сбежать самолетом и оказаться перехваченной властями или можно и дальше вести свой собственный образ жизни, привлекая лишнее внимание, еще как его привлекая, но…лишь до той степени, в которой они отчего-то согласны мириться. Невозможно оказать влияние на огромный правительственный аппарат, сколь бы сильна ты не была, не обладая связями, не обладая средствами, а вот заставить пару-тройку блюстителей закона истово уверовать в то, что ты не можешь быть среди врагов рода человеческого – вот это-то как раз очень легко.
И знаешь, это все лишь укрепляет уверенность в том, что совершенно случайно два незнакомца, оказались заперты в одной реальности. У тебя есть место о котором ты можешь сказать – дом? Теперь оно у тебя есть, или расположено по-прежнему где-то там впереди, в будущем? Только это слишком уж сложный вопрос, Мэй на него на пример и для себя-то ответа не может найти, а потому и тебе не попробует задать. Толи дом, а толи очередное место, где можно притвориться и насколько затянется это притворство никому неизвестно. Просто пока тебе дозволено возвращаться сюда, пока еще никто не гонит прочь, словно прибившуюся собаку. Пока тебе здесь рады и никому не дано знать насколько это затянется. Не грустно, не больно, но и безразличия нет. Ты бы хотела знать наперед, но это невозможно. Ты бы желала быть уверенной в том, что такого не будет, но и это глупость. Ведь может случиться так, что однажды ты просто не пожелаешь вернуться, что однажды – это действительно будет искреннее желание никогда сюда больше не приходить, а не вынужденное отсутствие. И прошлое не отпускает, и прошлого нет – ты не помнишь его, только догадываешься о том, что когда-то происходило в нем, но глобально – чистые листы вперемешку с тем что могло существовать, или существовало или должно было существовать…нет никаких гарантий, да и к черту их, разве нуждаются в них люди, привыкшие жить одним единственным днем? Тебе они нужны, Лу? А даже если, разве нельзя продолжать жизнь и без них? Как вы пришли сюда – не имеет значения. Для чего – наплевать, чем это грозит вам, да какая к черту разница? До тех пор пока существует желания хранить то, что происходит все остальное не играет никакой роли. В том мире, где живет Мэй, в том состоянии в котором она вообще согласна жить - это так. Не смотри на завтра, просто ответь так, как чувствуешь сейчас, не думай о том, что придет в голову потом. Там в этом самом потом вы будете уже совершенно другими, что ты думаешь обо всем этом сейчас, что чувствуешь, что можешь уловить… И гибнуть…ну значит гибнуть, жить значит жить – ей все равно, любая участь принадлежит именно ей, так что какими бы красками судьба не захотела окрасить это, все желанны.
На все знания мира не променять, эгоистичных порывов, не найти стоящих мгновений, для того чтобы согласиться обменять, прикосновения, губы, руки – нежелание разделять на до и после, нет этого, есть элементарное – сейчас. Так было, так будет, можно быть осторожным, можно вести линию иначе, но суть не изменится. Ты сам по себе ходячий надлом, и наверное, только возможно просто подобное тянется к подобному. И не в словах дело, не в рассказах, просто любое прикосновение говорит куда больше, если конечно человек готов и действительно желает выслушать. И трепет, нежность, ласка, раскрывают больше, чем полупьяный бред, здесь и без этого достаточно кружит голову. Искренность, единственная возможная искренность за которой никто не додумается искать второе дно.
–Ты сможешь, – Беззаботно, легко, на улыбке, на честности. Она верит в тебя, Лу, действительно верит. Кому если не тебе удастся противостоять им? Кто если не ты, сможешь указать всем этим тварям на дверь. И не в поддержке дело, не в том, что голос давно уже не звучит в отдаленных уголках дома, все что произносится - говорится так тихо, только для тебя, но и не в этом все кроется, совсем не в этом. Только когда ладонь касается щеки, когда нежно скользит касаясь виска ли, скулы, просто когда сжимается на плече рука, мягко, не принося в жизнь никакой боли – никогда. Можно оставить синяк-отметину, сил у нее точно хватит, но недопустимо, нельзя так ни за что. В том, что навстречу каждому его прикосновению подаешься, они желанные, истинно ценимые. Отвечая на любой поцелуй губами, кончиками пальцев, или просто вздохом – ты не оставишь без внимания не один жест, не согласишься делить их ни с кем кроме Луи, на предельной нежности… Не оттолкни, не сломай, не откажись.

Господи…сколько чуши, сколько ничтожных слов мы вечно произносим. Сколького мы требуем от людей, друг от друга от себя…сколько, ну неужели все это действительно нужно? Ты задаешься вопросами, а ответов и знать-то не хочешь. Не в них дело, и даже не в том, что будет произнесено. Не задохнешься, даже не пошатнешься ничего от этих ответов не зависит, зачем ты спрашиваешь? Останови эти потоки, потому что Мэй не понимает как с ними бороться, руками зажимать рок, пытаться крепче взяться за собственное горло, заглушая эти слова, не позволяя им вырваться. Чушь, все бессмысленная чушь, какая разница зачем ты здесь оказался, какая разница захочешь ли в конечном итоге исчезнуть. Сейчас – самолеты запущены в небо, твои документы в порядке, корабли отплывает еженедельно, если бы ты только захотел, ты бы уже давным-давно собрал чемоданы или бросил все здесь. Уже давно захлопнулась бы входная дверь и в доме повисло напряжение, пустота заполнила бы комнаты, краски ссохлись. Интересно, когда ты уходил в первый раз, когда перебирался с места на места, ты все забирал с собой или оставлял что-то медленно подыхать в отсутствии обладателя? И просто собьется дыхание, от слишком живой фантазии. Ты представить себе этого не можешь, как это будет, в один миг зайти в дом, которые опустошен. Нет мольберта, не пахнет больше маслом и не слышно воды ни в одном из помещений. Когда ты по привычке оказываешься на втором этаже отовсюду веет пустотой. Люди могут твердить все что угодно, но у нее плестневело-сладкий запах. Запах гниения свойственен пустоте, воздух застоялся, точно так же как сегодня и невозможно никуда деться, даже если ты откроешь на распашку все окна, если ветер соизволит почтить своим присутствием это жилище. Запах разложения, запах смерти уже никуда не денется, все будет гибнуть…по-тихонечку возвращая природе ее владения, отсутупая от края, сдаваясь без попытки дать бой и ты делая очередной шаг по толстому слою пыли, смешиваешься с обстановкой. Физически чувствуешь, как становишься куском дома, как перестаешь различать себя, как теряешься, растворяясь в мире, к которому не желаешь принадлежать. Повсюду раскрыты краны, раковины наполнены водой, стекающей на пол. Он разрушится до основания, никому не позволишь коснуться, он погибнет, не достанется никому - ни единой живой душе. Ты должна будешь позаботиться об этом, разрушив все до основания. Вода поглотит его, уничтожит фундамент, заставив покинуть жизнь. И если это не поможет, придется поджечь, ты не сторонница огня, хотя именно он согревал. Именно у костра всегда было теплее всего, но Фанни, ты не любишь его за беспощадность, за то что он посмеет стереть с лица земли не только помещения, но и сакуру, по его воле падет – все, а это слишком…нельзя допустить. Не надо, не стоит…зачем же? Но ты очнешься, когда почувствуешь касание, когда поймешь, что все это глупый бред воображения, а запах он вовсе не гнилостный, просто застоявшийся, и этому дому пока суждено жить. Ты видела, и самое страшное для тебя заключается в том, что теперь нельзя дать ответа – разыгралось воображение, или и правда тебе суждено бродить по этажам, медленно но верно уничтожая все то, к чему имела глупость привязаться? Есть в мире дар, он хуже проклятия…и ты была им отмечена. Есть в мире вещи, которых знать не хочется, но чтобы ты не делал – уже не спрячешься. Есть… и ты видишь, даже сейчас точно зная, что все совершенно иначе, что рядом есть тепло, когда касаешься щеки, когда чувствуешь под пальцами кожу. Это реальность, но что было там, бред или картина, того что обязательно случится однажды. Как понять? Останешься здесь, собирая кусочки, уничтожая части, или нет…или просто. Черт, да как же. Без нитей, без подсказок, и даже если поделиться – все равно не сможешь разобраться. Он не знает, и ты не знаешь ответа, просто новый червь, нашел доступ, увидел способ отравить тебе жизнь. Для чего, ну кому чего дурного в этой жизни ты сделала? А главное, когда успела? Ты хочешь остаться тут…а Фанни просто улыбнется, да…пока ты хочешь, пока она тоже не желает уходить, пока. И через какой момент это кончится не важно, дело не в постоянных терзаниях или ожидании, просто есть понимание, все в этом мире подходит к концу, все срывается однажды. И здесь поставлена точка, по воле одного из вас. Кто решит первым? Не имеет значения. Когда? Знать не хочется. Отказаться бы от понимания, забыть обо всем что приходит на ум, но ты не можешь…и тверди, веря искренне, или не доверяя вовсе. Себе в основном.
–Не думай, – Пожимаешь плечами, немного резко, но ты быстро приходишь в себя, стряхивая оставшееся впечатление от увиденного. Ну и пусть. Даже если это, в очередной раз завеса приоткрылась, если суждено еще раз по тем же нотам разыграть жизнь, это того стоит что ли? Хотя нет, лживость пахнут слова, ты никогда и ни к чему не будешь примешивать такую меру как цена, просто так тебе угодно, ты готова действовать именно так. Даже не принимая во внимания это развитие событий, когда момент придет все будет словно в первой, все равно усиленное многократно ощущение возьмет верх, так для чего теперь. Ты не выдашь себя, ничем не выдашь. Без грусти, без жалости, с полной верой – иначе никак, выбор сделан, решение принято и пусть этого никто не делал вовсе, какая в конечном итоге разница? Пусть будет так как есть, как будет. И если не хочешь, просто не думай об этом, ни сегодня, ни завтра – никогда вообще. Забудь, о том, что говорили, о том, о чем спрашивать посмели. Растворись в том, чего желаешь. Жизнь она всего одна и если ты не сделаешь все то чего жаждешь, если не сможешь оказаться от всего, что осточертело, зачем она нужна? Это даже не больно все…когда в сотый раз ведут по той же самой точке. Когда каленое железо касается кожи омертвевшей, это все просто не может болеть. И завтра нет, его просто не существует, есть – когда-нибудь. И в этом когда-нибудь, ты обязательно будешь делать выбор, так как сам захочешь, а Мэй…она даже на горизонте в этот миг маячить не будет. Ей не больно ничуть и не должно быть теперь никогда. Без грусти, без тоски – им нет места в жизни, слишком многого они желают, особенно времени. Хватит тратиться, хватит!
–Хочется – верь. Остальное отговорки, – Резко, пожалуй чересчур резко. Но ты свято веришь в это, потому что так желаешь и ничем не сбить с дорожки. Лу, ты тоже так можешь, любой на это способен, но отчего-то признаться себе в этом боишься что ли, или просто не задумываешься? Не смотри в зеркала, они вечно лгут. Мэй боится их, не сущностей, что скрываться могут, но бликов. Ты же знаешь наверное понял уже – это фобия, так что в дрожь бросает, колотит, а сделать ничего нельзя. Она боится бликов, боится того, что однажды когда нужно будет увидеть следующий шаг будет ослеплена осколком. Как думаешь странный страх? Но, подумай только, сколькие простились с жизнью из-за неосторожности с этими кусочками, с этой поверхностью. Сколькие из таких вот как Мэй повелись на солнечного зайчика и обрели новый мир. Думаешь немногие? Ложь, таких было тысячи… –Можешь – все, – касаясь спиной стены, в полной убежденности, ты знаешь – ты права. Нет такого на что люди, оказались бы неспособны. Если они хотят, доберутся до вершины, уничтожат болота, проникнут в космос, и ты Лу…к сожалению или счастью тоже человек – ты можешь все, точно так же как и любой. Но не желаешь…боишься может, или не хочешь видеть эту возможность, как понять? Когда потянется к губам, прижмется, позволит себе быть рядом, подле… ты просто подумай, почему одни могут все, а другие и шагу ступить не смеют. Мэй чихать хотела на условности, зачем обращать внимание на то, что навязывает мир… Играя по его правилам, можно сорваться в след за ними, идя своей дорогой, тебе не покоробит ничто.

Всегда делились, всю свою жизнь, сколько себя помнишь. Была готова откликнуться, была готова помочь. Что-то же должно, какая-то часть просто обязана быть выполненной исключительно по своему плану, согласна своим желанием. И ты не хотела бы чтобы кто-то посмел коснуться, решил дотронуться, испачкав собственной грязью то, что было нужно. Пусть когда-то очень давно в прошлом, но истинно нужно… Им нельзя знать, никому нельзя. Есть такие вещи что ли, состояния скорее к которым ты питаешь особую слабость. Ты бы упала, споткнулась запнувшись о его слова, не смогла бы найтись. Приходя изредка к окну, свет в котором окажется зажженным, что ты будешь делать? Невозможно ждать вечность, нельзя тратить на это время. И если точно знаешь, что все время будешь возвращаться на одну и ту же точку, для того чтобы наконец начать двигаться вперед – просто необходимо ее уничтожить. Ты капризна в этой истории, своенравна и наверняка сравняла бы все воспоминания с землей. Мало ли кто, когда, как они бы не осквернили, ни в коем случае, поселили бы ложь в душе. Зная, наверняка, что это вовсе не так…продолжать ждать. Отвратительно, гнилостно, прогоркло, холодом, так не должно быть просто. И ты можешь избавиться от этого, предотвратить появление временной петли, в которой окажешься единственным героем. Вечный день сурка у пустого места, потерявшего и тепло и привлекательность. Вечность, которая все равно ждет. Ты бы захлебнулась в водоеме сейчас, но воды рядом нет, есть смесь ощущений, из которых ты стараешься выбраться и есть ниточка, которая выводит из этой вечной мерзлоты. Снега, которые для кого-то красивая картинка, снега из-за которых вы даже двигались словно одеревеневшие, снега…от которых тебя спасают люди. Если бы не они давным-давно три тысячи лет назад…ты бы замерзла, став частью мира. Если бы не радость, если бы только все оказались за гранью…Просто облизываешь губы, не преследуя никаких целей. Ты еще жива, мир вокруг все еще существует именно таким, каким он желает быть. Никогда не плачешь, никогда…по крайней мере именно в это должны верить люди. В это должна верить ты сама. Ведь хочется – верь, и никакие сомнения не имеют права быть. Как можно говорить что-то другим, сомневаясь..нет…ты не допустишь лицемерия, оно чуждо, чужеродной и будет отторгаться. А еще ты привязана, нет не к дому, и даже не к Лу, ты привязана к острову – куда как жестче. Задавая вопросы, отвечаешь сама – ты волен исчезнуть Луиджи, она никогда. Уходя – возвращаясь, по вечному кругу, до тех пор пока еще способна жить, из этого места – не сбежать…и не в ученых дело, а в том, что в любом другом месте она уже никогда не научится жить, у нее нету никаких шансов на это. И знаешь, у Фанни хватает дурости признать это, как бы не хотелось оказаться вновь в фургончике, или сменить место…да просто вернуться к тем кого любила, с кем жила одним порывом, с кем всегда была… Там свои всегда были проблемы, такие как у всех, и совершенно иные, непохожие. Клоуны дышали перегаром, матерился гимнаст, когда ковырялся в двигателе, кричал фокусник, когда его ассистентка в очередной раз перепутала шпаги и действительно вонзила ему в ногу… Вот только всего этого закулисья никто и никогда не видел, зрителей у искренности не должно быть слишком много. Иначе это совсем даже и не она выходит, это становится игрой, начинается подбор слов…теряется честность. Капли крови на арене, сломанные конечности, за которые стараются схватить бережнее, но ведь – не выходит. Главное все равно не уронить. Ты любишь их, но что с ними стало теперь…давным-давно состарились, дряхлые, они уже ни на что не способны, тоскливо, или сладко? Что теперь делать? Да ничего…ты не можешь с этим ничего сделать, не найти, не достучаться. Так для чего же тратить драгоценное время на то с чем ничего не сделаешь. Улыбаешься…может так только кажется, здесь ты задержалсь не смотря на всю – никчемность. Что ты делаешь Лу, на что тратишь время всякий раз когда Фанни уходит, когда она в очередной раз забывает предупредить, не считает нужным сказать, что ты делаешь? То есть нет, она конечно догадывается, но…если нет, может где-то закралась ошибка в представления. Вот как мир, в самых основных постулатах, совершенно очевидно есть промах, но когда его найдут будет уже слишком поздно. Целуя, лаская, ластишься – это нега, это нежность и именно за ней в след ты можешь выйти из упорных навязчивых мыслей, когда чувствуешь губы, касающиеся груди, ощущаешь на коже дыхание, теплое, мягкое, за которым хочется следовать. Наводит на мысли о вечно игре, но теперь даже не страшно услышать слабо, это…то что разобьет на мелкие осколки и действительность и возможные состояния. Это то что уничтожило бы прямо сейчас, сию секунду все. И это не так чтобы было дурно, почему нет. Хотя может все дело в уверенности, ты слишком мягок, ты изучаешь точно также как она старается запомнить тебя, ей нравится касаться кожи, нравиться проводить пальцами по коже, касаться кромки тканей. В дрожь бросает и не только от того что делаешь ты сам Лу, скорее наоборот. Когда Фанни проводит язычком по скуле, когда касается губ, прикусывая их, или приникая, реакция, какая-то жадность что ли…именно они привлекают намного сильнее, именно они греют душу. Заставляют тянуться, вытаскивают из собственных мыслей. Не оставляй, ведь можно обратно свалиться. Чтобы делал, осознав, что никогда уже Фанни не вернется, а? Только не отвечай, никогда не чувствуй этого, не задумывайся. Однажды Мэй сорвется, тогда не будет и шанса найти дорогу назад…Предчувствия не хотят отпускать, о это реально, выбраться – все равно реально не смотря ни на что. Сколько тебе потребуется тогда, женщин, времени, алкоголя, мгновений и потребуется ли? Может все это вовсе не нужно… Улыбнешься, потому что невозможно ловить все мысли, они все равно настырно лезут… Где бы ты желал скрыться, где бы ты смог раствориться, галереи, или наоборот города в которых нет никого…через сколько еще одна нахалка наверняка бы влезла в твое жилище, как думаешь? Ей это отчего-то кажется слишком естественным, хотя может так и есть в том мире где было бы хорошо для нее… Дорожка жизни, Мэй плутала, это случайность. И все-таки окно было выбрано верно, сакура – ориентир, который невозможно пропустить и пусть…название она впервые услышала от тебя, это не значит, что не могла оценить и без этого. Ты только не уходи совсем за собственными мыслями, только не думай о том, что хотя бы осколком может царапнуть кожу, уж тем более не допускай ничего более ломкого. Слишком короток миг, если упустить его назад уже никогда не вернешь. Чтобы ты делал, встретив ее через несколько десятков лет? Таймер Мэй уже давным-давно вышел бы, заглохли бы часы, отсчитывающие время, столько ждать…могут люди, но вот стоит ли это делать? Сколько в этой паутине погибло людей, скольких это столкнуло с крыш, сколько слабаков пало, потому что не могли найти выход, не видели как это возможно – выбраться. Вы же не такие, Мэй надеется что после стольких лет вы бы просто не узнали друг друга, а еще лучше, когда то что затягивается на такой большой срок – никогда не происходит. Лучше ожидание пустоты нежели разочарование. И дело не в слепой надежде о возможности встретить Лу в одиночку, нет, ее просто не существует, есть уверенность, что он вернется на круги своя, она просто не покидает душу. И это не больно, не грустно, –Не надо стараться делать то что способен, делай, – Она уперта. Ты же знаешь, в своей упрямой вере, она с кем угодно может поспорить и ты тут не аргумент, можешь бороться, можешь делать вид, что сомневаешься…но зачем? Для чего делить на несколько частей, если можно продолжать путешествие целиком? Для чего это Лу? Мэй касается щеки, прижимает ладонь, водит кончиками пальцев по губам, это тепло, и знаешь руки совсем замерзли, или так только кажется, потянуться вперед, словно для того чтобы прошептать, но нет…в этом нет смысла, единственная цель – это коснуться, обжечь собственным дыханием кожу, это обволакивает, это помогает ощущать. Притянуть, или прижать – не имеет значения, но этот мир не создан для тебя, есть маленькие кусочки, осколки, которые согревают, и пожалуй именно ты их создавал, именно ты помог. Впрочем нет, это сейчас, это в этой затхлости появился свежий воздух, а там…кто-то совершенно иной создавал мир, или же она сама, возможно. Это не сложно, но постоянно все делать в одиночку. Глаза застит, пеленой подернутся. Сегодня – это ложь, сегодня не так…до остального по прежнему нету никакого дела. –Выброси их, изгони, – выговариваешь слова, сбиваясь, влекомая касаниями, –Демоны путь катятся в Тартар, – ты смеешься, улыбаешься, пальцами в волосы зарываешься, перебирая пряди – только не отпускай и все, чем все кончится не имеет значения, до чего доведет тоже. Просто здесь, в этой жизни, где невозможно доверять самым близким друзьям, Мэй даже на врагов полагается, что уж говорить о тебе Лу, и никакого спасибо не надо…оно лишнее…сама не отпустишь, не оттолкнешь же…