Дом, милой, дорогой дом. Родной, свой дом. Тёплая и уютная постель. Кто из нас не мечтал об этом хоть иногда? Знаете, дом эта не просто здание, и не просто твоя крепость, это намного больше, куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Говорят, что бы понять, насколько классным было очередное приключение или путешествие нужно вернуться домой. Домой. Что для нас дом? Дом, это там где нам хорошо, там где нас ждут. Дом, это не здание, настоящий, истинный дом это живое существо. Мы сплетаемся с ним ниточками своей души. Дом кажется тебе холодным, пустым и невыносимым, когда ты исполнен печали, а сердце терзает душевные муки. Дом суетлив и не собран, как и ты, когда бегаешь из комнаты в комнату собираясь в последний миг куда-то и ни как не находя искомое. Дом тёплый, добродушный, родной и всегда ждущий тебя, когда есть кто-то кроме тебя, когда этот кто-то рад тебе и ждёт тебя.…  Нет, нет, бесспорно, дом это живое существо. И от того ты радостен когда возвращаешься домой от того печален когда тебе приходиться продавать его или когда ты переезжаешь. Знаешь, моя дорогая Фанни, я бессовестно давно не чувствовал себя дома. Последний раз это было тогда, когда я был ещё маленький, и моя матушка, гастролировав всегда брала меня с собой. То есть в теории я чувствовал себя дома в каждой съёмной квартире или гостинице. Нет, дом непосредственно живое существо, но душу в него вдыхает не архитектор, вовсе нет, жизнь в дом вдыхает кто-то, кто тебе…. Я сделал паузу, и задумался. Я хотел сказать дорог. Получается, что…ты дорога мне. Нет, нет, я не отказываюсь от подобных слов, и это конечно способно заставить улыбнуться. Но весь фокус в том, что я и сам должно быть не осознавал в полной мере этого. Лишь где-то на подсознательном уровне. И вот теперь понял и на сознательном. Ты дорога мне Фанни Ли Мэй. И тут, на острове, в этой хранилище моего тела и души я чувствую себя дома. Я снова призадумался, как же я чувствовал себя до того, как ты пришла ко мне. А если быть точным случайно появилась в дом. Случайно-неслучайно, я бы даже так сказал. Комфортно, удобно, мне тут нравилось, всё же дом этот красив и интерьер исполнен в любимом моём восточном стиле. Но между тем, я чувствовал себя тут временным хозяином. Знаете, как бывает, когда снимаешь квартиру на пару дней. Ты вроде и хозяин, больше никого нет, но между тем, ты не, то что бы понимаешь, ощущаешь скорее, дом не твой, ты временный. А когда ты залезла в мой дом. И изменилось всё именно тогда, сразу же, мгновенно, в ту же секунды. Я просто тогда этого ещё не понял. Но теперь то я понимаю, осознаю и знаю. Пожалуй, мне стоит склонить свою голову в поклоне, и сказать спасибо. Благодарю тебя, дорогая мне Фанни Ли Мэй.
Сегодня я посвятил себя сну. Забавно звучит. Но знает, как это бывает, когда тебе не лень, но спать хочется. Дремота опускается на тебя, и не важно, чем ты занимался. Пил всю ночь и весь день, танцевал, гулял, развлекался с девочка или работал в своей мастерской. Дремота неожиданно и вдруг накрывает тебя и ты не в силах противиться ей. Да тебе и не особо хочется, ты с радостью отдаёшься ей полностью и до конца. Сладкий сон. Особенно после горячей расслабляющей ванны. И я, раздевшись полностью догола накрывшись лёгким одеялом, предался сну, и сладко, очень сладко уснул… Мне снилось… А без понятия что, что-то снилось. Но я не помню, что это было. Я не всегда запоминаю сны, особенно я не запоминаю сны которые я вижу под действием такого сна. Такого сна, когда ты бы может ещё и сделал что-то, но противиться нет, ни сил, ни желания и ты засыпаешь, будто  тебе вкололи снотворное. Такой себе лёгкий наркотик.  А наркотики это вообще поганая вещь, об этом мне ещё предстоит узнать, но не будем забегать вперёд, вернёмся к настоящему, ну или какое там сегодня число и какой день?
Ото сна меня пробудил свет, яркий дневной свет солнца. Хотя я точно помню, что специально завешивал шторы дабы оно мне не мешало. Ладно, гхр с ним, может быть мне уже пора вставать. Сначала я долго ворочался в кровати, не открывая глаз и вообще не подавая виду миру, мол, Луиджи Вампа проснулся. Чуть позже я лёжа на спине раскинулся широко на кровати, благо кровать была большая, а спал я один, во всяком случае, в этот раз. Ещё чуть погодя я улыбнулся и облизал сухие губы, и только спустя минут должно быть пятнадцать я приоткрыл глаза. В комнате почему-то пахло краской, но я принял это как послевкусия сна, громко зевнув и потянувшись, я скинул одеяло и сел на кровать. Потёр глаза, запах краски не прошёл, а моему виду предстала Фанни в несвойственной ей одежде. Я улыбнулся ей, она была прекрасна и гармонична. Казалось, за столько времени она впервые поняла, что есть гармония, стиль и что есть сочетаемость. Как-то о том, что я голый, я позабыл, а потому, улыбаясь аки сытый кот, я радостно произнёс. – Ты превосходно выглядишь, глядя на тебя, тебя хочется потискать. – И снова улыбнулся аки сытый кот. И только чуть погодя, рассматривая тебя получше я заметил в твоих руках краску и кисть. Сначала я ничего не понял, стал искать глазами мольберт, но вместо этого я нашёл стены, стены и даже окна все они были разрисованы простым, но красивым узором, а точнее цветочками. Моя комната напоминала теперь детскую, причём скорее девчачью. – А ты значит, красками балуешься тут. – Многозначительно и удивлено произнёс я. Конечно, всё это было красиво, и стоило бы даже тебя похвалить, но… Фанни, тьма тебя побери, эта была моя комната. Если так хотелось порисовать, то могла бы сделать это в своей комнате. Но видимо тебя она не прельщала. Я поднялся и подошёл к одной из стен. Думая, что сначала сделать с тобой, похвалить или пожурить. Спальня конечно в эстетическом смысле потеряла связь с домом, хотя и заиграла новыми красками. – И как тебе такое пришло в голову? – Я усмехнулся, продолжая рассматривать стены.

Отредактировано Luigi Vampa (2nd Jan 2013 20:13:45)

Я долго стоял у стенки, разглядывай твоё баловство, твои узоры, твои цветочки которые идеально бы смотрелись в детской девчачьей спальне, но никак не в спальне взрослого мужика, да ещё и художника. Я не оборачивался больше на тебя, я внимательно смотрел на стену. Восточный стиль, если быть точным японский подразумевает под собой минимализм и природные материалы. Природные материалы по той простой причине, что японцы видят гармонию в природе и верят в то, что человек и природа одно цело. А значит жить стоит в дома, который построен из природных материалов. Он даст тебе и силу, и защиту и ум, и даже вдохновение.… В японской философии природа вообще занимает особое место. Что нам, европейским людям понять крайне сложно, а то и вовсе не возможно. А между тем, простое, казалось бы, на вид дерево, неказистое, слегка согнутое над пропастью, но с зелёными и пышными ветками несёт в себе много смысла. Один, из которых гласит следующее – «Не важно где ты живёшь и где ты цветёшь, главное какие плоды ты приносишь. Можно пустить корни в царском саду, но приносить худые плоды, и пусть все восхищаются садом, но лично тобой никто восхищаться не станут, все только и будут сетовать на тебя, а вскоре тебя и вовсе срубят. А пусти ты корни над обрывом, в шаге от смерти, где мало кто ходит, но приносит добрые плоды, все кто увидит тебя, все кто дойдёт и остановиться, присядет передохнуть обязательно похвалит тебя, и даже не полениться принести водицы, дабы полить тебя.». Истинное благополучие и счастье японцы видят в служении человеку, в частности императору и своей родине. Но об этом как-нибудь в другой раз. Ещё один смысл, скрывающийся под этой же картиной символизирует другое, а именно человека. Да, человека, который всю свою жизнь ходит по краю пропасти, по лезвию ножа. И между тем, если дерево приносит худые плоды, то кому оно, в конце, концов, нужно? Сохнет, ну и пусть сохнет, толку всё равно в нём нет никакого. А приносит добрые плоды и широко раскидывает ветви свои, так что бы в жаркий день дарить путнику прохладную тень, а в дождливый дать кров от ледяной воды с неба. Мудрые японские мужи говорят, что не важно, что вы думаете, не важно, верите вы в тех или иных богов, проповедуете ли метод кнута или пряника, словом совершенно не важно, какой вы человек, куда важнее, что вы делаете. Именно за это вас и будут ценить, за ваши деяния. Но лично я с ними не согласен. Допустим если человек нехороший сделает что-то доброе, но не потому что сам того желает или потому, что он добрый очень, а так, для галочки. Разве перестанет он быть внутри гнилым? Мудрецы тоже имеют свойство ошибаться, только из-за авторитета им все беспрекословно верят и внемлют любому слово, будь то истина или несусветная чушь. А если всю жизнь к этому дереву приходил один путник, то как только оно станет стареть и увядать, это верный признак того, что с путником твориться тоже самое. И в тоже время, опадающие листья символизируют круговорот жизни. Ничего в этом мире не есть просто так, всё имеет смысл. И природа безоговорочно куда мудрее любого учёного мужа, даже самого умного и разумного, природа знает, как правило, и как должно. Поэтому опадающие листья это не смерть, это просто ещё один цикл жизни, не больше, и не меньше…
Что касается минимализма, то тут немного проще. Многие думают, что любовь к минимализму у японцев родилась из-за бедности. Якобы первое время они жили очень бедно, и не могли многое позволить себе, вот и в оправдание придумали себе эту страсть ко всему такому, но это не правда. Хотя японцы действительное долгое время жили не богато, но они были трудолюбивы, и таким, же остались по настоящее время. Другие считают, что любовь ко всему миниатюрному, малому пошло от того, что японцы противопоставляли западной культуре и их видению мира (а мир европейски был полон излишеств, красы, пышности, шика и лоска), но и они не совсем правы, хотя и в некотором роде близки к истине. Есть и такие, которые абсурдно считают, минимализм пошёл от того, что сами японцы маленькие и дома у них маленькие, поэтому там особо и не развернёшься, поэтому в своё оправдание японцы решили, что все они любят минимализм. Но, как вы понимаете, это действительно абсурд и чушь. Ближе всех к истине, как я уже говорил, находятся вторые. Они почти правы. Японское видение мира, их культура и философия действительно как бы противопоставляется западному зажиточному миру. Но не по той причине, что какому-то умнику пришла идея, как лучше выделиться и изрисоваться перед миром запада, вовсе нет. Японцы изначально проповедовали подобную философию и мировоззрение. Но никак не специально, конечно нет. Сам же минимализм, как вы уже возможно догадались, являет собой простой смысл. Всё должно быть гармонично и с миро и с природой и с самим собой. Ничего лишнего, гармония, равновесие и балансы. Чуть что лишнее и ты уже кренишься в ту или иную сторону и твоя духовность может сбиться с верного пути. А путь у всех один, к просветлению, к небу, кому особо повезёт, тот поедет на алмазной колеснице.
И вот сейчас, глядя на игру и плод твоей идеи, фантазии и воображения я не знаю, что бы делали японцы, увидав эту красоту. Заливисто смеялись или горько плакали, а может наоборот? 
Между тем, я продолжаю смотреть на стену, отлично понимаю, что это сюда не вписывается, что мой восточный стиль в этой комнате полетел в тартарары, и сам узор более чем девчачьи, однако…. Мне нравиться, это так просто и незатейливо, но очень красиво, безумно красиво. На некоторое время я даже выпадаю из реальности своего я, дабы переместиться в реальность своего другого я, художника. И моё второе я говорит, что это гениально и превосходно, и тьма побери талантливо. Громко и многозначительно хмыкаю. На тебя я всё ещё не смотрю, но я уже немного отошёл и возвращаюсь в своё первое я. – Нашла то, что очень красиво, что тебе очень идёт и…про потискать ты уже знаешь. – Продолжаю рассматривать цветы, и понимаю, что мне всё больше и больше нравиться. – Нужно будет поехать в центр, заглянуть в какой-то магазин и купить тебе всего, ну скупиться, а там уже сама подберёшь, что нравиться, что подходит, кажется, у тебя появился вкус, ну или начал зарождаться. – Последние слова произношу с нескрываемой улыбкой, чуть посмеиваясь, но не саркастично или с издёвкой, а наоборот, выражая радость. – И в мою голову забредают разные желания, но сейчас, глядя на тебя, у меня одно желание. Обнимать и тискать. – Снова улыбаюсь. Забавно, я заснул таким уставшим, а проснулся, полон сил и в добром, даже игривом расположение духа. Не балуешься, твоя правда, знала бы ты сейчас насколько ты права. Я обязательно тебе об этом скажу, сегодня, и даже прямо сейчас, ну почти прямо сейчас. – Голые стены и не должны их напоминать, это же минимализм, философия Японии и востока в целом. – Оборачиваюсь к тебе. Краем глаза замечаю вазу и переполненную воду внутри цвета…всех красок. Макала кисточку, ну да, естественно, о том, что кисть надо смачивать нам неизвестно, ладно, хрен бы с ним, пусть будет так, как будет, точнее как есть. – Мне не пришло по той простой причине, что я… - Выдерживаю паузу, а это не так просто признавать, шутка ли, я столько этим занимаюсь, однако… Я рад, действительно рад, мне даже хочется немножечко потанцевать. – Не достаточно талантлив, в отличие от тебя. – Улыбаюсь тебе, это  было нелегко признать, но я  сделал это и теперь на душе легко, светло, радостно. – Без шуток, Фанни, это очень талантливо и гениально. Я не знаю, понимаешь ли ты это, и осознаешь ли в полной мере, но это гениально и талантливо, из тебя бы вышел шикарный художник или художник по расписыванию комнат, домов и квартир. – За всей этой тирадой я упускаю твои слова о том, что я такой же как стены, ну или о чём ты там говорила? Кисть уже касается моей груди. Я разворачиваюсь полностью к тебе, как говориться на все сто восемьдесят градусов. Я понимаю, чего ты хочешь, а потому, даже не противлюсь, мне очень интересно наблюдать за рождение или порывом твоего художественного творчества, или правильнее было бы сказать искусства, ибо то, что творишь ты, это искусство. – Продолжай. – Только и срывается с моих улыбающихся губ.

Вижу ты довольно и рада. Во всяком случае, улыбка на твоих губах говорить именно об этом. Твоя улыбка, сколько заключено в ней, сколько смысла вложено в этот невинный жест и сколько ещё сокрыто от меня, от всего остального мира… Мне иногда кажется, что если я когда-то в теории вдруг решу жениться я пойду на шоу. Знаешь, такие телевизионные шоу, вроде «хочу замуж» только на мужской лад. Буду я, будут другие мужчины и конечно женщины, будут они. Но я не готовился, я буду задавать им совершенно разные и любые ответы. А ещё я буду шутить, хохмить и потешаться (по-доброму, конечно же), суть всего этого моего так-с называемого эксперимента будет лишь одно. Улыбка. Улыбка девушек, это, пожалуй, будет моим главным критерием неестественного отбора. И знаешь, моя дорогая Фанни, что я думаю ещё на этот счёт. Если ты каким-то чудом или волею судьбы окажешься там, и улыбнёшься мне вот так, как сейчас улыбаешься. Я подойду к тебе, крепко обниму, нежно, но без малейшей возможности вырваться возьму тебя на руки или на плечо и так мы пройдём до самого дома бракосочетания. А лучше просто пойдём ко мне.  И главное, что не за тем, чем ты, возможно, могла подумать. Я принесу тебя домой как промокшего котенка, ты примешь ванную, я тебя накормлю, напою и уложу спать. Я не буду смотреть, как ты спишь, или как ты просыпаешься. Я тихонечко выйду и уйду прочь, может в свою мастерскую или прогуляться пойду. А может, я просто прилягу рядом, не знаю. Но тревожить тебя я не стану уж точно, я быть может стану охранять твой покой и сон… Пожалуйста, дорогая, милая Фанни улыбайся как можно чаще, дари мне свою улыбку просто так, каждый день, я буду за это тебе безумно благодарен. Проси за свою улыбку, что хочешь, хоть луну с неба, хоть царські черевички, всё достану, ты только улыбайся, о большем я тебя и не прошу.
Может ли тряпка быть красивой? Хм, улыбаюсь или ухмыляюсь в ответ, или что-то среднее между. Тряпка конечно не может быть красивой, тем более половай. Что же касается платья, то оно, конечно, может, безусловно, может. Люди испокон веков любили разодевать себя в разные одежды. Были они красивы? Бесспорно да. Не знаю, известно ли тебе, что девушка в платье выглядит очень красиво, женственно, немного загадочно и без меры волнительно. Да будет тебе это известно, моя дорогая. И лично тебе это платье очень идёт. И именно выше упомянутыми эпитетами можно обрисовать твой внешний вид сейчас. И хотя я не слукавил, сказав, что мне хочется тебя обнимать и тискать, я не договорил о ещё одном, последнем желании. Кое я озвучивать не стал, да и не стану. Однако лично мне от него никуда не деться. В этом платье ты более чем желанна, и я бессовестно, во всех красках и подробностях желаю тебя, моя дорогая Фанни Ли Мэй. И если уж говорить в тёмных тонах о вещах, так это лишь в том контексте, где вещи равно культ, статус и поклонение моде. Вещь это просто вещь, тряпка, а ещё проще нитки, ничего больше. Ценной и значимой она быть не может, и не должна, а красивой да. В этом её одно из предназначений, между прочим. – Вопрос следовало бы задать скорее в ином контексте. А именно, может ли вещь быть значимой и ценной, и я бы тебе сразу же ответил. Нет. – Улыбаюсь, разглядываю тебя. Ты уж прости, что я полностью голый, аки Адам в райском саду, но ничего сейчас с этим не поделаешь. Я изъявил желание поспать обнажённым, мне иногда хочется этого, это даёт ощущение некой свободы и единения с природой. Улыбаюсь. Да и потом, спать так намного приятнее, ничего лишнего не обременяет тебя. Сон как у младенца и просыпаешься ты после этого в добром здравии и в игривом расположении духа, вот как сейчас я. – Часто ли я рисую в платьях -… Задумываюсь. Нет, к сожалению крайне редко. На своём веку таких работ было не много. Но это по той, простой причине, что я художник, я должен смотреть в корень вещей и людей. Одежда придаёт нам орел, атмосферу, и много чего остального в подобном роде, а мне нужен чистый, в некотором роде невинные объект. Поэтому мои натурщицы, оголяя тело, на самом деле оголяют душу, а чем меньше на тебе всего, чем яснее и точнее я вижу душу и природное естество. – Мои натурщицы на самом деле утоляются душой, а не телом, фокус весь в этом. – Ухмыляюсь, глядя на тебя. Ибо не знаю, поняла ли ты сказанное мной в полной мере, или примешь это за отговорку, впрочем, и не важно, мне в некотором роде даже всё равно. В хорошем смысле этого слова, да, бывает и такой. – Хорошо, как скажешь. – Дорогая Фанни, будь по твойму, сегодня всё для тебя, и я не знаю, почему так, от чего мне так хочется и куда делся тот Луиджи, но… сегодня я играю, пишу и живу для тебя, да будет так. – Два, но на самом деле одно. Просто два слилось в одно. – Улыбаюсь точно довольный кот, или скорее хитрый лис, не знаю. Знаю, что я продолжаю смотреть на тебя, в частности на твои губы, на твою улыбку и на твои глаза, они блестят. – Минимализм. – Улыбаясь, произношу я. Вы уже знаете, что есть минимализм. Да пожалуй, в сути своей все знают, что это такое. Ничего лишнего, ничего сверх меры. И разве может минимализм, сочетаться и быть любимым стилем художника, которые не знает меры в алкоголе и женщинах, и ещё во много чём. В художнике, который не готов довольстоваться малым, и если ему что-то нужно, он пойдёт и возьмёт, и не важно, разобьёт ли он себе ноги в кровь по пути, или набьёт себе ли синяков… Главное он вернётся, обязательно вернётся, и не с пустыми руками, а с тем, зачем ходил. И совершенно не важно, что это будет. Он придёт. Может ли это всё сочетаться с художником? Теоретически нет. Практически да. Художник должен быть беден или уметь им становиться, иначе он превращаться в коммерсанта. Возможно минимализм это мой вход в мир истинного, настоящего художества. Возможно минимализм, это то, что сдерживает меня, как бы смешно и даже глупо это не звучало. Минимализм, что бы понять в полной мере подходит ли, сочетается ли, нужно лезть к себе в душу со страшной силой, но я, пожалуй, откажусь от этой затеи. Уж лучше я свой душу заткну пробками от вина. – Не знаю, должно быть да, иначе, зачем я живу в таком доме. – Знаешь, не буду мучить и изнурять тебя тирадами, в этот миг, я не хочу отпугивать твою музу, ты только продолжай, рисуй, твори. И отрицай сколько угодно, я буду осторожно следить, как кисточка прикасается к моему телу, как твоё воображение выводит тот или иной узор. И бей меня по губам, или не бей, я не перестану так считать, просто я промолчу на этот счёт, как бы в знак согласия. Но уж я то знаю куда лучше тебя, кто талантлив а кто нет, я может и не самый лучший художник, но зато прекрасный преподаватель. И ты прости, что тебе приходиться сталкиваться с моей так называемой радостью, в этом смысле моё тело не подвластно мне, тем более, когда рядом ты, и кисточка так приятно скользит по телу, что не ответить моё тело не может, ты прости, но это моя мужская природа, это заложено в ней на биологическом уровне. Ты продолжай, не останавливайся, пусть это не смущает тебя, я буду сегодня смотреть, мы поменялись ролями? И это прекрасно, салют!

Штрих за штрихом, стежёк за стежком, одна линия, вторая, третья… Узор, проще, сложнее, незамысловатый и наполненный смысла. Фрагмент за фрагментом точно мозаика, точно фреска твоими руками рождается что-то прекрасное, что-то такое, чего никто, даже самый талантливый художник не сможет повторить. Что-то такое, смысл которого лежит где-то очень глубоко и в тоже время он находиться на самом верху. Вот уже в ход идут пальцы, это самая причудливая манера рисования, которую я когда-то видел, но я чувствую, насколько она талантливая и…настоящая. Я не оговорился, я именно чувствую твою манеру письма,  чувствую, какое огромное тепло, какое громадное воображение и какой лёгкий, светлый кураж оно несёт. Сейчас я чувствую твои пальцы, и ощущаю твоё тепло, ощущаю, насколько ты способна слиться с полотном, с тем, что ты рисуешь. И я не приукрашиваю, скорее наоборот, я не договариваю всего, в силу того, что слова подобрать крайне сложно. Грамотно и профессионально, это ведь не про тебя, конечно нет. Тебя никто не учил, что нужно делать перед началом, как нужно размешивать краски, как их хранить, в чём лучше смачивать, или как держать кисточку, ты не обучена никакой технике, ты просто взяла кисть, а чуть погодя пустила вход свои пальчики. Мне должно быть стоит склонить перед ними голову, я улыбаюсь, ты гениальна, гениальна!
И то, что я молчу сейчас, тяну с ответами, не спешу отвечать, та причина, по которой я молчу очень важная, для меня, во всяком случае, и более чем. Боюсь спугнуть. Спросишь что или кого? Музу, что вдохновила тебя, твой талант, твою гениальность, твоё вдохновение, эта волшебную, лёгкую, светлую и игривую атмосферу, или просто саму тебя. Я отвечу, что я не знаю, что, скорее всего всё сразу. Я чувствую, что-то такое есть, чувствую это как человек занимающийся живописью уже не один год, и не два, а гораздо больше.… Чувствую, что-то такое, как человек, который никогда не занимался искусством, но волею судьбы стал невольным свидетелем всего этого таинства. А это таинство, уверяю тебя, моя дорогая. Улыбаюсь, и прикрываю глаза, я отдаюсь этому таинству полностью, вес, до остатка.
Я вспоминаю себя. Того мальчишку, который ещё ничего не умел, и пришёл всему научиться. Я помню, что творилось в моей голове. Хаос, полный хаос. Метания, из стороны в сторону, из угла в угол. Я хотел научиться этому, и этому, и тому, и вот этому. Всем, всему и сразу! Обязательно сразу, прямо сейчас! Я ещё не знал тогда, какой путь я изберу, как художник, что будет волновать моё воображение, я не знал.… И хотел учиться всему! Я был несмышлён, возможно, даже немного наивен. Но переполненный желанием и амбициями, желания больше. Я просто хотел, не зная чего именно, но я хотел очень сильно.… И не нужно иронизировать просто секс, я сейчас совсем не о нём, совсем не о нём.… В душе творился покой, тихая радость. Творилось что-то такое, что я  ощущаю именно сейчас. Таинство, именно его. Я ощущал тепло, лёгкость, светлость, покой, радость, немного куража, и таинство. Присутствие чего-то волшебного не покидало меня ни на миг. Сердце трепетало и ликовало, точно я был влюблён или я добился благосклонность той девушке, которой добивался долгие годы. Полёт? Можно ли было назвать то чувство полётом? Не знаю, но взлётом, бесспорно. Точно поток воздуха подбросил меня до самого неба и я остался там, я парил над землёй, хотя у меня и не было крыльев за спиной, но я парил. Я был готов прокричать на весь мир слова любви. В те мгновения я полюбил этот мир так, как ещё ни разу до этого не любил. Я ощущал острую потребность высказаться, высказаться красками, прокричать красками, как я люблю всех. И как на самом деле прекрасна жизнь. Хвала и слава, рулевому, он мудр, и пусть его мудрости нам не понять, но пусть, же она не заканчивается, пусть продолжает. Именно так. Именно это я чувствовал тогда, именно это я чувствую сейчас. И я права слово, не знаю, что же ощущаешь ты, что твориться в твоей голове, душе и сердце, я не знаю, да и не могу знать, но что-то такое, некое таинство и волшебство во всём этом есть. И в тебе его больше всего!
Нет, нет, я ещё не спешу говорить, нет, я ещё потяну немножечко с ответами. Совсем немножко, чуть позже я начну говорить. Но потом, сейчас я ещё хочу насладиться всем этим, этой атмосферой, этой… Я не знаю, я не знаю, какое имя носит сегодняшний отрезок времени, и что именно дало тебе такую силу, но это что-то окутало весь дом, весь наш дом. И не думай, не пытайся оправдаться канистрой, я никогда не оправдывался перед красавицами алкоголем, никогда! То, что у трезвого на уме, у пьяного на языке, вот и вся мудрость тут. Улыбаюсь.
- Хорошо, как скажешь, как ты захочешь, прекрасная. – Эти слова льются не из моего рта, но из моей души. И я не стану оправдываться атмосферой, это всё, что у пьяного на языке, только сегодня я опьянен не алкоголем, нет. Сегодня я охмелён чем-то крепче самого выдержанного виски. Чем-то, что цепляет и не отпускает сильнее любого наркотика. Чем-то таким, чему и сравнений нет. Как ты их не ищи…
Мои натурщицы, что хочу, то и удовлетворяют, говоришь? Тихонечко смеюсь над этими словами. Не думай, что с каждой, которую я нарисовал, я переспал, вовсе нет. Конечно, попадались весьма глупые девочки, которые велись на то, что я хочу их нарисовать, на то, что они якобы всколыхнули во мне давно забытое вдохновение, которое я ищу, это было, я и не отказываюсь от этого. Но важно знать, что добрая часть девушек или женщин, которым я говорил, что хочу нарисовать их, я действительно хотел нарисовать их. О сексе тогда я и не думал. То, во что оно выливалось после не было первоцелью. Я был не против, даже за, но изначально цель я преследовал именно написать их. Но об этом я говорить не стану, да пожалуй, я вообще говорить на этот счёт не стану, промолчу. Я не знаю, как именно ты относишься к тем, с кого я пишу, но явно не с добрыми пожеланиями. Ты ведь женщина, соперничество между собой это у вас в крови.… Поэтому я просто улыбаюсь, и немного смеюсь с этого, но только тихонечко, ведь эту чарующую атмосферу так легко спугнуть…
- Третьего? – улыбаясь, произношу я. Я, конечно, слышал, про женскую интуицию, но что бы настолько.… Хотя, что я тут в невинность играю, моё тело отлично всё говорит за меня, а точнее сдаёт меня без боя. Ну и что же? Это вполне обычная и нормальная реакция здорового мужского тела на подобные прикосновения. И то, что моё тело хочет тебя, ведь совсем не говорит о том, что тебя хочу и я. Хотя это правда, но… ты ведь не телепат, верно? Во всяком случае, я на это надеюсь, иначе, я не то что бы сгорю со стыда. Но боюсь, ты убежишь от меня, или я не прав? – А должно намечаться? – Ухожу от прямого ответа, юлить, не договаривать, или отвечать размыто, это всё, что остаётся мне в данной ситуации. А иначе я… Я боюсь раскрыться перед тобой, и тут нет ничего смешного, кто бы мог подумать, но ладно, в задницу тирады, их и так очень много. – Если бы я мог ответить тебе, но мне кажется,…я не могу. Я не знаю, на самом деле, в действительности я не знаю... – Слегка усмехаюсь. Я правда не знаю зачем. Может быть, потому что ты приходишь сюда, ты живёшь тут, тебе здесь хорошо, тебе нравиться сад, может быть, поэтому тут я живу. Кто знает, не будь тебя, где бы я был, где бы жил.… У меня нет ответов, нет.
Я не стану говорить тебе спасибо, нет, когда ты завершишь последний узор, я опущусь на колени (так мне просто удобнее) возьму тебя за руки, и, вложив всю нежность, ласку и теплоту поцелую каждый твой пальчик и ладошки твои…

- Персиков в меду, говоришь. – Улыбаясь, я повторяю твои слова. И тут же в мою голову сыпется множество разных мыслей. Например, действительно принести тебе большую тарелку персиков в меду, возможно, принести что-то выпить, лёгкое, но только не шампанское. Терпеть его не могу, возможно, ты тоже. Может быть вино? Банально конечно, более чем, но… понимаешь, я не уверен в том, что ты умеешь пить алкоголь дорогой марки. А вино всегда к месту. Конечно, для того, что бы его пить тоже нужные определенные церемонии, но между тем его можно пить и так.  И между тем, я бы обязательно пил его просто так. Хочу быть как ты. Ах, моя дорогая и… любимая Фанни, если бы ты только знала, какая же ты…настоящая, искрения. В тебе совсем нет фальши и искусственности. Как много я встречал гламурных куриц, напыщенных индюшек, домохозяек с инстинктом наседки, всё это не ты, ты другая. Чистая, светлая, возможно чуточку наивная и чуточку простая. Но простая не значит ничего не стоишь, или пустая, вовсе нет, вовсе нет…  Ты…ты вообще не стоишь, тебе нет ценны. Да, дорогая моя, ты бесценная. И я права и не знаю, как это тебя угораздило связаться со мной. Может быть, со мной ещё не всё потеряно, хотелось бы верить, хотелось бы…
Ещё конечно я думал принести персиков и отдельно мёд, и.…Впрочем, не будем о пошлом. Это слишком светлый, яркий, чистый и радостный момент, что пачкать его своею пошлостью мне не хочется, и я не буду.
Но была ещё одна мысль. Точнее она самая яркая и чёткая, среди всех остальных. Фанни, а ты между прочим, в курсе, что я не только не дурной художник, но ещё не совсем плохой повар. Во всяком случае, в японской кухне, я кое-что могу! Ничего особенного и никаких мастер-классов. Но банальные суси, рамен, или просто рыбу под специальном соусе, наконец, кекс из зелённого чая. Могу, умею, практикую. И совсем не дурно, честно, без шуток. Так вот, о чём это я. Я не знаю, знаешь ли ты про это, но я помню отлично, что еще, ни одного разу, за все, то время что ты живёшь со мной, я не побаловал тебе подобной едой. Хотя,…по правде говоря, я не уверен, что ты любишь, а точнее любишь ты эту кухню вообще, но всё же! Тьма побери, Фанни, я ни разу тебе не готовил. Это нужно срочно исправлять. Я обещаю тебе. Сейчас, стоя перед тобой голым как Аполлон перед возлюбленной своей, я тебе даю обещание, я даю обещание себе, я обязательно сделаю это. Я устрою небольшой, но красивый и тёплый ужин в японском стиле. Мы будем сидеть за котацу. Знаешь, что такое котацу? О, это очень многое для японца. Это такой маленький столик на ножках, фокус его в том, что пространство между ножками заполнено одеялом, тёплым одеялом. В зимние вечера можно сидеть вдвоём спрятав ноги внутрь стола(как бы это не смешно звучало). Этот стол для двоих, Фанни. И тот, кто приглашает разделить с ним вечернею трапезу за этим столом показывает большое уважение и  большое чувство. Я не знаю, что я испытываю к тебе, или знаю, но боюсь сказать. Я так боюсь тебе сделать больно, если бы ты только знала, если бы только знала.… Усмехаюсь, прости, ты, наверное, не поймёшь этой ухмылке, это ведь я ухмыляюсь своим мыслям. Но! Фанни, я обещаю! И я хочу пригласить тебя именно за котацу. Я сделаю это, сделаю! – Будут тебе персики в меду, будет и кое-что другое, обещаю. – Говорю я и улыбаюсь, я рад, я даже тихонечко ликую внутри себя.
-Третьего…- Говорю я, выдерживаю паузу. Нет, я не скажу тебе, о третьем, конечно, нет, хотя мне и очень хочется, но нет. Я промолчу, я всё ещё боюсь тебе говорить об этом, и о том, да и вообще.… Этот день, или что там сегодня такой…ясный, нет, не стану я пахабничать, не стану скандалить, я попробую ярче гореть и так. И я не знаю, кто в душе моей гнездиться, и(или) кто в ней живёт. Но не стану свистеть, нет, не сегодня. Это потом, когда больше не останется ничего, а главное ни кого (внимание Фанни, это я о тебе) это и будет моей последней забавой. Пальцы в рот, и весёлый свист…  А сейчас я продолжаю юлить. - А ты этого хочешь? - Чуть посмеиваюсь над словами, сами собой и ситуацией в данном вопросе. Но правду я не скажу тебе, не сегодня, не сейчас!
А почему здесь я живу, я не знаю, наверное, я просто убежал ото всех, и от всего, от суеты и фальши и прочей ереси и... грязи. Как бы горько и печально не было признавать, но материк, а главное мегаполисы это именно так. А я не хочу этого, не хочу, я устал, я устал.… Как там? Я усталым таким ещё не был… Мне приснилось парижское небо, и моя непутёвая жизнь. Много женщин меня любило, ну а я? Хоть одну? Бесконечные, пьяные ночи! И в разгуле тоска не впервой, Не с того ли глаза мне точит, словно синие листья червь? Не от этого ль темная сила приручила меня к алкоголю? Нет, мне не жаль вас, прошедшие годы, ничего вернуть не хочу. Я устал себя мучить без цели, и с улыбкою странной лица полюбил я носить в легком теле тихий свет и покой мертвеца… Шлю привет воробьям, и воронам, и рыдающей в ночь сове. Я кричу им в весенние дали: «Птицы милые, в синюю дрожь передайте, что я отскандалил,— пусть хоть ветер теперь начинает под микитки дубасить рожь». Вздыхаю. – Знаешь, моя дорогая, от чего и почему я приехал сюда… - Улыбаюсь грустной улыбкой, ответ перед тобой держу я. – Я усталым, таким ещё не был… - Надеюсь, ты поймёшь, я знаю, ты поймёшь, ты умная девочка, совсем не глупа, и пусть ты циркачка, и пусть в школе не училась никогда, но тут и грамоты никакой не нужно, ты просто почувствуешь это, и поймёшь меня.
Хочешь, что бы я закрыл глаза? Ну что же, хорошо, будь по твоему, сегодня всё для тебя, конечно, я их закрою. Хоть мне любопытно, что ты собираешься делать, и желание приоткрыть, а точнее подсмотреть, ой как велико, но я не стану, нет, не стану. И не вставать даже? Это уже интересно, ты решила сделать мне массаж? Ох, как это мило, с твоей стороны… Гримм? Гримм. Конечно, как я мог не догадаться, рисунок не завешён без этого. Это последние штрихи. Гримм, эта живая подвижная маска, которая вторит твоей мимике, чуть улыбаюсь. Боюсь испортить тебе композицию, я жду, хоть и не терпеться, но я жду. Жаль, нет зеркала в комнате моей, или есть? Однако я его не помню, впрочем, и неважно…  Может, я не знаю, как именно я выгляжу сейчас, но то, что это гримм профессионален, это я знаю наверняка. А ещё я знаю, что это ваше искусство, я ведь прав? Ну, прав же, да? Улыбаюсь когда слышу твои шаги, кажется готово, да? Не спешу открывать глаза, хочу немножечко потянуть с этим, и… и ты падаешь. – Фанни. – Только и выкрикиваю я, и резко подорвавшись, как бегун со старта, я подлетаю к тебе, хватаю буквально в охапку, пытаюсь быть осторожен. Говорить ни чего не стану, не хочу, надеюсь, ты не ушиблась? Опускаю тебя на кровать. Прикладываю ладонь к губам, дышишь.… Впрочем, ничего и серьёзного быть не должно, но лучше, как говориться перемаяться. Хочу что-то сказать, но обрываю себя так и не начав говорить. Слова сейчас будут лишними, или я не прав? Ай, не важно, повинуюсь своему порыву и нежно целую твои глаза, потом носик, щёчки, глажу тебя по волосам. А на моем лице почему-то вырисовывается улыбка…

Отредактировано Luigi Vampa (9th Jan 2013 00:54:03)

Ничего действительно страшного не случилось. Просто свет, просто кто-то ему рад, а кто-то не очень. Ничего нового. Огонь может греть, а может обжигать. И если для одних солнце это явный признак тепла, света, ясности, а после долгой и холодной зимы это просто культевирунный символ весна. То для других солнце это признак жары, зноя, засухи, яркого света, что режет глаза.… Одни довольно нежиться под лучами солнца, другие норовят поскорее скрыться в тени. Для одних весна и лето это свобода, это легкость и беспечность, для других это полностью противоположное явление. Как я и говорил, ничего нового под этим небом уже не случиться. Ничего, ничего для самого неба, но не для нас.… Хотя... быть может, мы вернёмся к этому вопросу, когда станем старше, намного старше, когда проживём полвека. Но сейчас мне тридцать, а тебе и того меньше, поэтому оставим подобные размышление и раздумья хотя бы до сорока пяти лет.
Что же, я задёрнул шторы, и комната вмиг погрузилась во тьму, или лучше сказать наполнилась тенью. Ведь там, за окном было светло, а в комнате царила имитация вечера. Я продолжаю стоять у окна. Не спешу возвращаться к тебе, ты, кажется, успокоилась, свет больше не тревожит тебя. Я тоже замираю, будто вторя тебе, а может, я просто хочу дышать с тобой в унисон? Забавно, для цветов солнце это неотъемлемая часть жизни, без него они погибают, и это в лучшем случае, в худшем же, они растут во тьме и всю жизнь мучаются и маются… Цветы не способны на самоубийство, но душа и чувства у них есть. Я знаю это, и никакие опыты или учёные тут не причём. Я просто знаю это и всё. Вот и получается, дорогая моя Фанни, что ты не цветок, вовсе нет. Ни роза, ни даже ромашка. Но пусть хоть кто-то скажет, что это плохо, или что-то в этом роде, я разобью этому лгуну челюсть, во всяком случае, нос будет разбит в кровь. Ты не цветок Фанни, но я никогда и не считал тебя им, нет. Ты… я задумался, ибо хотел сказать, что ты чувство, и задумался, какое же ты чувство… Смех, веселье, это всё верно, это всё есть в тебе. Но я знаю, впрочем, я всегда это знал, но теперь знаю не только теоретически, но и практически. Я говорю о смехе и веселье. Ведь все клоуны, комики, акробаты, Эквилибрист, словом все кто олицетворяет цирк, на самом деле другие. Хоть кто-то из вас знаком с самыми известными комиками мира? Вы же согласитесь с тем, что на экране или сцене эти люди кажутся самыми весёлыми, беззаботными и счастливыми. И если хоть кто-то из вас видел их в реальной жизни, то должно быть решили, что обознались. Ибо в этих грустных лицах, в этих глазах наполненных печалью и тоски, во всём их естестве и их настоящее природе нет смеха, им даже и не пахнет. Все комики такие, все! И я понятия не имею, почему так, хотя теорий конечно много. Но сейчас не о том речь, не о них я думаю. А о тебе, Фанни Ли Мэй. И так, Фанни, ты не цветок, ни смех, ни веселье. Ты иное чувство. Но какое? Хм.… Улыбаюсь уголком губ, улыбаюсь потому, что понятия не имею, какое же ты чувство. К тому же эта идея о том, что ты чувство тает, быстро, и необратимо. А всё потому, что вместо неё в голову нагло и беспардонно втискивается другая мысль. Ты явление, ты что-то такое, немного внеземное. Ты такое явление, которого никогда не было на земле. Такое, которое я никогда не встречал. Снова улыбаюсь, только теперь не уголками, а добродушной улыбкой странника вернувшегося домой. Кстати, о доме. Быть может я оказался на этом острове в этом доме именно потому, что здесь я должен был встретить тебя. То самое явление, которого я всегда ждал и искал. Хотя и не знал этого, но где-то на подсознательном уровне, где-то там… Тебя нужно беречь, оберегать, холить и лелеять. Я это прекрасно понимаю и знаю. Прости, что иногда я не делаю этого, или, что редко делаю это, или никогда.… Или делаю, но так коряво, что.… Впрочем, не важно, не об этом речь. А о чём тогда? А о том, что ты хоть и кажешься сильной, смеёшься, улыбаешься, я чувствую, что там внутри тебя происходит. Наверное, сказать, что я понимаю и осознаю всё, что твориться внутри твоего мира означало бы нагло соврать. Поэтому, я лишь иногда чувство и иногда понимаю. Но я обещаю, слышишь, обещаю всегда защищать тебя ото всех. Пусть только кто-то попробует прикоснуться к тебе пальцем, только пальцем, слышишь? Я тут же наброшусь на него и буду бить. Кулаками, да, в данном случае я выбираю, не слово, а дело. И знаешь, что ещё, моя дорогая. Если я когда-то подниму на тебя руку, я… я не знаю, я разрешаю тебе сделать всё что угодно с собой… Иначе всё что угодно с собой сделаю я. Усмехаюсь этой мысли. Нет, конечно, нет, ничто и никто, никогда не заставит меня поднять на тебя руку. Накричать да, бить посуду да, но только не поднять руку. Нет, я ещё не стал деградировать, ещё нет…
Продолжаю стоять у окна, я не знаю, зачем я это делаю, в смысле, почему продолжаю стоять у окна и пялиться и куда? На штору. Что я там пытался разглядеть? Да ровным счётом ничего. Но стоять я там продолжал. Как-то неожиданно и вдруг эта штора для меня стала стеной некого откровения. Я на мгновение ощутил, что я один в этой комнате, быть может даже в этом доме, и вроде бы как я стою у стены и разговариваю с…самим собой. Веду вот такой вот внутренний диалог-монолог. Забавно. Прости, Фанни, что так сильно затянулась эта пауза, что я продолжаю молчать. Сейчас, ещё немного и я заговорю. Просто в голову опять лезут мысль. О тебе, и о том, что будет, если в какой-то момент ты оступишься и упадёшь. Не будет сетки, не будет батута, ничего не будет, только земля, пол, ну или арена, это уже не важно. Просто ты оступишься и встретишься с твёрдой поверхностью. Нет, не хочу об этом думать опускаю свою потяжелевшую голову, свой лоб на свою ладонь, как, бы поддерживая её, провожу по волосам, потом стряхиваю с голову невидимое, что ни будь. После тихонечко хмыкаю, провожу ладонью по своей щеке, и наконец, поворачиваюсь к тебе. Ты всё ещё лежишь на кровати. Слегка улыбаюсь тебе, хлюпая ногами по полу, я иду к тебе. Остановившись у кровати, у изголовья его, я осторожно присаживаюсь на край. Провожу ласково по твоей голове, поглаживая по волосам. Мне хочется что-то сказать, нарушить это возможно уже надоевшую и точно звенящую тишину, но.… Продолжаю молчать, просто не знаю, что говорить, и надо ли вообще.
- Наверное этот дом олицетворение моего я, их моих желаний, я никогда не любил бахвальства и прочих мерок, форматов которые так яро навязываются в обществе людей, особенно в обществе тех, у кого ну очень много денег. А для меня деньги это возможность, не больше и не меньше. – И о чём это я говорю, и нужно ли оно тебя, да и потом, может было лучше молчать, но… сделано, что сделано. А света в комнате нет, вечер, имитация вечера, и я, знаете ли, совсем не против вечера и отсутствия света солнце, а очень даже наоборот. Вечер он бархатный и успокоенный…

Побуду ли я статуей? Господи, ну что за идея? О, силы небесные, ну что за желания, что за идея посетила твою голову? Откуда, и…какой в этом смысл? Что в этом такого…необычного? Я ни разу не был натурщиком, с меня, ни разу не рисовали картин и не лепили скульптур, а вот тебе мне предстоит побыть живой статуей? Боже, Фанни, откуда в тебе это? Благослови небо твою голову, в которой (я уверен в этом) таиться не одна странная, престранная идея. Благослови!
Игра, снова игра началась. И я готов спорить до хрипоты со всеми, кто скажет что либо против того, что… игра началась снова, и это было одно из лучших события, как глоток свежего воздуха, как глоток воды в летний зной… Игра снова возобновилась. Счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего. Лучше наркотиков, лучше героина. Лучше, чем допинг, кокс, крэк, дурь, гашиш, конопля, марихуана, ЛСД, кислота и экстази. Лучше, чем секс, фелляция, групповуха, мастурбация, тантризм, камасутра, «тайская тележка». Лучше, чем арахисовое масло, бананово-молочный коктейль. Лучше, чем трилогия Джорджа Лукаса. Лучше, чем все «Маппет-шоу». Лучше, чем конец 2001 года. Лучше, чем виляющая бедрами Мэрилин, Лара Крофт, Наоми Кэмпбелл. Лучше, чем соло Хэндрикса, чем шаги Нила Армстронга по Луне, чем хоровод вокруг елки, чем состояние Билла Гейтса. Лучше, чем все трансы Далай Ламы, чем все уколы тестостерона Шварценеггера и коллагеновые губы Памелы Андерсон. Лучше, чем Вудсток и оргазмические рейвы. Лучше глюков Де Сада, Рембо, Моррисона и Кастанеды. Лучше, чем свобода. Лучше, чем жизнь! А что ещё могло быть лучше самой жизни? Только не говорите, что смерть. И не важно, боитесь вы её или нет, в любом случае вам хочется ещё пожить. Уверяю вас, какой бы скудной, по вашему мнению, не была ваша жизнь, приставь вам сейчас пушку ко лбу, вы бы желали лишь одного – Жить. Игра, всё снова завертелось, закрутилось, свечи снова зажглись и их яркий свет во тьме осветил путь. Путь для нас, путь для нашей игры. Слышишь? Эта игра для нас, для, нас, и только для нас. Всё снова завертелось, закружилось и опять, по кругу, по кругу…. Я задумался, по кругу ли? Ведь нет, на самом деле нет. Не менялась только суть игры. Вечное «слабо или не слабо?», вечной сдрейфишь, или нет? Вечное кольцо на цепочки, когда-то (быть может) я найду ему применения. И надену эту цепочку тебе на шею, вместе с кольцом, а может надену само кольцо, кто знает, кто угадает. Кто?! Даже небо молчит, оно не знает. Ведь мы с тобой ненормально нормальные люди, мы с тобой никогда не изменимся, мы это мы. И как не одевай меня прилично, я всегда останусь неряшливым художником, который не прочь пропустить стаканчик, другой. Как тебя не одевай, ты останешься бродячей циркачкой. Мы не изменимся, мы это мы. И знаешь что? Моя дорогая бродячая циркачка, это лучшее, это к лучшему. Мы всегда будем теми персонами, кого открыто любит нас, или теми, кого открыто не понимает, а может и презирает нас, а может и вовсе ненавидит? Я даже и не знаю.… Но мы не изменимся, мы не футлярные, как большинство, а большинство всегда восстает против тех, кто не с ними, это не стадное чувство, это страх.… Это вполне обычное и нормальное явление для человека. Страх. Люди боятся всего, чего не знаю, и чего не понимают. А мы никогда не станем понятными, никогда! Вот и остается нам быть, просто быть.… Однако меня занесло совсем не в ту степь, мои мысли повели меня проулками и закоулками моей души. Я к этому привык, не знаю, как ты, но думаю,…ты та, кто понимает, понимает, куда могут увести мысли и размышления, и что они способны сделать с человеком. Я дома, впервые за долгое время, я дома, впервые за долгое время я чувствую, что я дома. Но дома ли я действительно? Может быть, здесь мне просто уютно и хорошо, и спокойно, может быть так, как думаешь, Фанни? Возможно, меня когда-то потянет обратно в мегаполис? Куда-то туда, где суета, где шум и гам, и где (прости Господи) лицемерие и двуличие, может ли быть такое? Говорят, никогда не стоит зарекаться. Я и не стану, но где-то там, глубоко в своём «Я», я пообещаю себе никогда не возвращаться, в конце, концов лучше быть здесь, художником алкоголиком, и разгильдяем и повесой, чем быть артхаусным художником там, в городах, быть ловеласом и бездельником по сути… Хотя я никогда и не писал артхаус, но вёл подобную жизнь. Ладно, пора отогнать эти сумбурные и несвязные мысли. Прочь, прочь, прочь! Игра снова началась, а это главное, это важно, важно для меня, и для тебя, должно быть. Во всяком случае, мне так кажется. Верую, что прав я, верую…
Вот ты уже спускаешься вниз, или уже спустилась, я и не заметил, забавно, как я могу увлечься своими мыслями. Мне иногда даже немного страшно. Вот так, кто-то говорит со мной, а я не с человеком.… А потом раз, хоп, и я бегу за красками, кистями и холстом. Со стороны это странно, может действительно страшно, но для меня это вполне нормально, в порядке вещей.
И так, ты спустилась вниз, через двери? Через все двери? И даже воспользовалась лестницей? Неужели? Сегодня явно пройдёт ливень, или снег, это…необычно, и не привычно. Для меня. Но что же, спускаюсь и я. Спускаюсь вниз, прохожу на кухню, наливаю себе стакан ледяной водопроводной воды. Меня немножечко мучить жажда. В пару глотков выпиваю эту воды, что слаще и вкуснее для меня сейчас любых блюд. Наконец выхожу к тебе и.… И ты не сидишь на ветке, не лежишь на неё, и даже не весишь вниз головой, ты сидишь под сакурой и кажется, смиренно ждёшь меня. – Я побуду статуей, конечно же, побуду. Никаких вопросов и быть не может. – Говорю я широко улыбаясь, показывая тебе, насколько я рад тому, что игра вернулась в нашу жизнь. Я не знаю, какую статую изображать, поэтому изображаю ту позу, которая приходит мне в голову. Я становлюсь прямо, так, что бы смотреть прямо на тебя, ноги ставлю на ширине плеч, руки протягиваю вперёд, но не раскрываю их, это скорее больше похоже на мольбу, ладони делаю лодочкой, на лице замирает выражение лица аля «Иди сюда, мой дорогой путник, я тебя обниму и водой напою». Замираю. Не произношу ни слова, ни шевелюсь, и вроде бы, как и не смотрю на тебя. И так, я статуя, я замер, что будешь делать дальше, Фанни Ли Мэй, а?